Courgot - Евгений Владимирович Сапожинский
Я таю.
Люблю?
Розовое. В фэнтези принято одевать барышень, обдолбаных принцесс, в лазоревое. По мне так это просто херня. Со мной рядом была Она — точнее, две: Ева и Та Самая. О-о, мужик, тебя развезло. Пора на электричку. Оглянулся: ни той, ни другой. Глюк.
Мы нырнули в метро.
Я любил ее.
* * *
В метро я не целуюсь. Мой принцип. Считаю это пошлятиной. Когда вижу подобную парочку, меня передергивает, и, выйдя из андерграуанда, воленс-ноленс приходится пить пиво. Но я любил ее. Мы целовались на эскалаторе. Каким-то третьим (или шестым) глазом я контролировал, как грохочущая машина уносит нас вниз. Контролировать было необходимо, ибо в противном случае мы бы просто упали на спуске. Считается, что дрянные сцены жизни субъективно растягиваются, а кайф, напротив, мимолетен. Чушь. Я никогда в жизни так хорошо себя не чувствовал, а эскалатор вез нас часа четыре. Ну, три с половиной, может быть. Вот это секс. А потом она оказалась в дурдоме. Что? Вы, конечно, хотите спросить, как я себя вел, что делал, подобно обычному любящему мужчине? Ничего. Почему? Потому: то, что она оказалась в дурке — не факт, а моя гипотеза. Она исчезла. Рассеялась в атмосфере. Нет Евы, и все. Очень нетипичный фантом. Химера. Как и большинство, впрочем. Среди мужиков не очень сложно найти конкретную личность. Грубо говоря, выйди на улицу и ткни в прохожего пальцем. А вот женщины — материя иная. То и дело у меня возникает соблазн кого-нибудь из них ударить. Дать в лоб. Это я еще литературно выражаюсь. Хочется… ну да ладно.
Все они какие-то фиговые. Ненастоящие. Да, у меня явные признаки паранойи. Их, женщин, просто нет! Доказано. В далеком шестьдесят первом году один известный поляк написал произведение, которое снесло кое-кому башню. Роман — шедевр; это признают даже тупоголовые псевдоинтеллигенты, не жалующие, мягко говоря, НФ. Так вот в чем фишка: никакая это не фантастика, а реальная жизнь. Дело в том, что текст зашифрован. Причем так, что сам автор не смог его расшифровать до конца своей жизни. Инсайт! Я расколол этот орешек. Чего мне этого стоило! Почему я не спятил? До сих пор поражаюсь. Мужчина — это океан. Женщина — все остальное. Нет никакой фантастики! Вся фантастика (хорошая, разумеется, а не халтура) — наша жизнь, причем не такая далекая, как может показаться на первый взгляд, а очень, повертье, очень близкая. Думаете, что застрахованы от всего? Ладно. Вы идете по тротуару и на ровном месте ломаете ногу. Фантастика? Случай из жизни. «Если вам плохо — медицина бессильна» — примерно такой по содержанию лозунг висит в нашем районном травмопункте. Как-то я туда зашел, не от балды, конечно; подозревал, что у меня сломано ребро. Отсидел пять часов, наконец меня приняли, сделали рентгеновский снимок, попросили подождать, и в конце концов сказали: у вас, видите ли, маленькая трещинка. Ну очень маленький перелом. Так что: постельный режим, и туго перевяжите грудь. Выходя из кабинета со снимком, я и наткнулся на эту надпись, висящую над дверью. Очень мудро и тактично. Ведь можно было бы повесить ее снаружи, а не внутри. Убавило бы это количество пациентов? Вряд ли.
Фотография ребер настолько меня поразила, что я тормознулся секунд на тридцать, рассматривая. У меня красивые ребра! Теоретически я давно знал, что многое в мироздании устроено спирально. Но такой красоты я никогда не видел! «Порядок», — врачиха опустила меня на землю. «Жить буду?» — попытался схохмить я. «Будете. Идите».
F? Существа F?
«Нейтринная система, — думал я по дороге домой и поражался, что моей башки хватает еще и на эти умозаключения. — Система, это конечно, есть система. Но нейтринная!» Я схватился за грудь, потому что прирубило. Сердобольная бабушка предложила мне валидол. Нет, спасибо! Не та это боль. Не сердце болит, не ребра. Душа? А есть ли она? Не знаю. Мне плохо. У меня одна мысль — добрести до дома, где на меня наорет кот, жена промолчит, потому что ее уже нет, и дочка ничего не скажет, потому что она уже давно где-то там: мне просто нужно дойти и рухнуть на диван. «Нейтрино, — продолжал я свои глубокие размышления. — Неужели так было всегда? Ведь были реальные, а не виртуальные женщины в семнадцатом веке? Почему в семнадцатом? Они были и раньше, и позже. Ну, почему раньше — понятно. Так ведь в девятнадцатом, да и в двадцатом еще жили по „Домострою“. Замечательная книга! Ее ругают те, кто не читал. Сейчас никто не читает. Фальшивые шкурки. Боди, скины. Полное нейтрино».
Лифт работал. Это был царский подарок. Покруче, чем вода, данная А. Македонскому в пустыне. Оценил. Поднялся. Открыл. Закрыл. Упал.
Размышления продолжались. Есть ракета-носитель, думал по-дурацки я, и есть космический корабль. Есть ян и инь. Есть горючее и окислитель. Так вот, мужчина, это, конечно, горючее. Женщина — окислитель. Да, эту мысль я успел прогнать Еве перед тем, как мы расстались. А дальше было плохо. Кто-то из нас сошел с ума. Я даже не помню, кто. Какая разница?
