Доктор Нонна - Лика
Лика изумленно молчала. Тогда Александр продолжил:
– Я предлагаю тебе отправиться в Прагу, где у меня есть дом, и пожить несколько месяцев там. Скорее всего, моя мама решит поехать с тобой. Я останусь здесь. Когда мы оба придем в себя, ты вернешься. Ты согласна?
Девушка продолжала хранить молчание, но в глазах появились слезы. Тогда Александр присел рядом с ней на корточки, взял ее холодные маленькие ладошки в свои большие горячие руки и произнес:
– Лика, я очень люблю тебя. Очень-очень сильно. Я хочу, чтобы ты это знала.
Потом он нежно поцеловал худенькие пальчики и вышел, а Лика легла на кровать и расплакалась. Она плакала об Александре, который страдал от измены своей невесты, о себе, которая влюбилась в отчима и разделила с ним жизнь, о Ромочке, который так рано ушел из жизни, потому что не вынес гнета их преступной любви, о ее детях, которые остались без отца и матери. Она плакала и чувствовала, как камень прошлого уходит из ее души. Она знала, что Александр простил ее, а значит, и этот грех она смыла со своих рук.
Через месяц Лика, Надежда Дмитриевна и Александр летели в Прагу.
– Я полечу с Ликой, – твердо сказала пожилая женщина, когда решался вопрос о поездке. – Ей может понадобиться помощь, да и вообще, ей будет одиноко в чужой стране.
Лика благодарно улыбнулась: «Спасибо вам, Надежда Дмитриевна».
– Хорошо, мама, я не против, – спокойно ответил сын. Сейчас, когда они с Ликой поговорили, мир снова стал обретать краски. Обиды, боль, ненависть, страх – все ушло, оставив только надежду на счастливое будущее. – Я полечу с вами, но останусь только на три дня: покажу достопримечательности, познакомлю с местным бытом, чтобы потом не возникло трудностей, прогуляемся по магазинам и походим по ресторанам. Потом ты будешь делать это все без меня.
Лика улыбнулась этой трогательной заботе сурового мужчины. «Что ж, Прага так Прага, – подумала девушка, поглаживая живот. – Будем приучать малышей к чешской кухне».
Александр не обманул: все три дня, что он провел в Праге, он посвятил Лике и матери. Они гуляли по Карлову мосту, который напомнил девушке Старый Арбат, любовались волнами Влтавы, бродили по старинным замкам города, а по вечерам наслаждались великолепной чешской кухней в маленьких милых ресторанчиках, где подавали местное пиво, известное на весь мир. Даже беременная Лика делала несколько глотков этого вкуснейшего напитка из большой кружки Александра и зажмуривалась от удовольствия.
Напоследок Александр отвез своих женщин в Карловы Вары, где и Лика, и Надежда Дмитриевна припадали к витринам ювелирных лавок, которых там великое множество, и перебирали великолепные украшения с гранатом, которым славится Чехия. Наконец Лика, по настоянию Александра, выбрала себе гранатовый браслет тончайшей ручной работы, а Надежда Дмитриевна получила от сына в подарок очень красивый гарнитур – серьги, перстень и кулон на толстой серебряной цепочке. Теперь можно было идти обедать – естественно, в кафе «Элефант» – то самое кафе, где у Штирлица была короткая встреча со своей женой.
Макаров смотрел на Лику и удивлялся ее красоте – девушка заметно округлилась, но от этого стала еще красивее. Все мужчины смотрели на его спутницу, которая в данный момент осторожно ела пирожное и что-то увлекательно рассказывала его матери. Александр был очень доволен.
На следующий день Макаров улетел в Москву, а женщины остались в этом чудесном европейском городке.
Глава 25
Через два месяца Лика с Надеждой Дмитриевной летели в Москву. Еще в аэропорту у девушки разболелся живот, однако она решила не придавать этому значения. «Просто повышенный тонус матки», – подумала Лика, но все оказалось намного серьезнее. Во время полета у Лики начались преждевременные роды, и она кричала от боли и страха на высоте более 1000 километров. Пилоты не знали, что делать с этой пассажиркой, поэтому связались с землей. «Летите штатно. В Москве прямо возле трапа ее будет ждать «Скорая помощь», – пришел ответ, и самолет продолжил путь к столице России.
Служба аэропорта не обманула – возле трапа уже ждали врачи с носилками, готовые везти женщину в ближайшую больницу. Все сработали оперативно: и трап подали в течение нескольких минут, и Лику, корчившуюся от боли, быстро и легко перенесли в машину, и паспортный контроль Надежда Дмитриевна вместе с больной прошли прямо там, на посадочной полосе, чтобы не терять время, но девушке становилось все хуже и хуже. Через несколько минут она потеряла сознание…
Лика открыла глаза. Поникший, осунувшийся Александр сидел рядом с ней и гладил ее по рыжим волосам:
– Ничего, любимая, у нас еще будут дети…
– Что? – с трудом проговорила Лика.
– Ты очнулась! Милая! – обрадовался Александр и начал судорожно целовать тонкую ручку, из которой торчала игла капельницы. – Я позову доктора!
– Что со мной?
– Ты в больнице, – начал мужчина, отводя глаза в сторону.
– Что с детьми?
– Их не удалось спасти. Мне пришлось выбирать между ними и тобой, и я выбрал тебя.
Лика обреченно закрыла глаза…
Врачи, которые вошли через несколько минут в палату по зову мужчины, осмотрели женщину и сделали свое заключение:
– Слишком большая кровопотеря. Угроза жизни еще не миновала.
– Я прошу, спасите ее! – снова начал Александр. Эти слова он произносил за прошедшие двое суток уже тысячи раз и тысячи раз слышал ответ: «Мы делаем все, что в наших силах».
Под вечер Лика снова открыла глаза. Александр так и сидел рядом с ней.
– Я умираю, – прошептала девушка. – Свяжись с Джорджем. Я должна попрощаться с детьми. Адрес электронной почты в ноутбуке, который мне приносила Надежда Дмитриевна.
На такое длинное сообщение ушли все силы молодой женщины, и она снова погрузилась в беспамятство. Александр вышел в коридор, чтобы позвонить матери – та должна связаться с Джорджем и уговорить привезти детей.
Глава 26
Джордж прилетел через три дня. Сначала он встретился с Александром, который вкратце описал положение дел, а потом зашел в палату. Дети остались в гостинице с его невестой Сарой – мужчина не хотел рисковать их психическим состоянием. Лика лежала на постели, опутанная трубочками, окруженная капельницами и мониторами. «Совсем ничего не осталось от той яркой Лики, которую я когда-то полюбил, – грустно подумал американец. – Даже волосы потускнели и больше не сияют золотом при свете дня». Он присел рядом с больной и участливо погладил ее руку, Лика открыла глаза.
– Приведи детей. Я должна на них посмотреть, – с трудом проговорила Лика.
Джордж растерялся. Ему было страшно вести сюда Леона и Рину – слишком долго они привыкали жить без нее, слишком горько они плакали, когда их мама исчезла, слишком хрупко сейчас их спокойствие. Но с другой стороны, если Лика умирает и это ее последнее желание, то он не может не выполнить его. Мужчина встал и пошел искать врача, желательно англоговорящего.
Джордж нашел профессора в ординаторской – тот разговаривал с Александром и Надеждой Дмитриевной. «Каковы прогнозы у Лики, доктор?» – спросил Джордж по-английски, и профессор, уверенно объясняясь на языке Шекспира, начал рассказывать о подробностях операции, результатах анализов, особенности лечения. «Что с ней будет?» – повторил свой вопрос американец. Его не устроил расплывчатый ответ этого светилы медицины.
– Она умирает, – сухо начал профессор. – Я не знаю, что вам еще сказать. Мне жаль. Ее анализы неплохие, по крайней мере, в ее ситуации – видимо, молодой организм еще способен бороться с болезнями. Однако она умирает, словно сама не хочет жить дальше. Хотя ее можно понять – она потеряла двоих детей только что…
Александр переводил матери слова врача, и женщина не отрывая глаз смотрела на профессора. Часть ее сознания улавливала значение слов, произнесенных этим мужчиной и переведенных сыном, но основные мысли женщины текли совсем в другом направлении: «Какой холеный и ухоженный мужчина! А ведь он старше меня лет на восемь примерно. Боже, я никогда не встречала таких притягательных людей. Он словно гипнотизирует, завораживает. Интересно, а у него есть семья? Наверное, есть…» Смысл сказанного профессором вдруг дошел до женщины: «Боже, о чем я думаю?! Моя девочка умирает, а я мечтаю о мужчине, которого вижу второй раз в жизни!»
– Может, отправить ее за границу? – спросила Надежда Дмитриевна. Она свято верила, что смена декораций всегда идет на пользу человеку, у которого больна душа.
– Может, и помогло бы, – ответил профессор. – Только она не перенесет транспортировки.
На этих словах мужчина жестом попросил посетителей освободить ординаторскую. Надежда Дмитриевна выходила последней. Возле двери она остановилась, обернулась и снова посмотрела на того, кто ненароком напомнил ей о том, что она женщина. «Я бы отдалась ему прямо на столе, здесь, в ординаторской», – подумала Надежда Дмитриевна совершенно неожиданно для себя, а потом покраснела и выскочила в коридор.
