Астрид Линдгрен - Мио, мой Мио!
– Да, помню, но как давно это было. А ведь мы можем и здесь поиграть на своих дудочках, – предложил я. – Ту самую старинную песенку, пока голод и сон окончательно нас не одолеют.
И мы достали свои дудочки. Нам было трудно держать их нашими слабыми руками, но мы всё-таки заиграли ту старинную песню. Юм-Юм играл и плакал, и слёзы медленно катились по его щекам. Медленно-медленно. Не знаю, может, играя, я тоже плакал. Старинная мелодия была такой прекрасной, но она звучала тихо, точно знала, что ей тоже суждено умереть вместе с нами, и, несмотря на это, заколдованные птицы её услышали. Они уловили тихие звуки мелодии и все вместе прилетели к маленькому окошку нашей тюрьмы. Через решётку я видел их блестящие, полные печали глаза. Потом птицы улетели, а у нас уже больше не оставалось сил играть.
– Видно, мы сыграли последний раз, – сказал я и спрятал дудочку в карман.
И тут я нащупал в кармане кое-что ещё. Это оказалась маленькая ложечка, которая когда-то принадлежала сестрёнке Йири. Мне так захотелось, чтобы птицы вернулись! Я показал бы им ложечку. Может, сестрёнка Йири прилетела бы вместе с ними. Но ни одной птицы у окна я больше не увидел.
Ложечка упала на пол. Моя слабая рука не смогла её удержать.
– Смотри, Юм-Юм, у нас есть ложечка.
– Да, – вздохнул Юм-Юм. – Но этой ложечкой нам нечего есть.
Юм-Юм растянулся на полу и закрыл глаза. Даже говорить у него не осталось сил, и я тоже чувствовал себя совершенно обессилевшим. О, как мне хотелось есть! Ну хоть что-нибудь, хоть что-нибудь съесть! Больше всего мне хотелось откусить кусочек хлеба, утоляющего голод. Но я знал, что больше его никогда не попробую. И о воде я мечтал. О воде, утоляющей жажду, но я знал, что больше никогда не сделаю ни глотка. Я вспомнил даже противный молочный суп, которым меня пичкала тётя Эдла. Тогда я его ненавидел, но сейчас я бы с удовольствием его съел. Да что угодно бы сейчас съел… что угодно!
Из последних сил я поднёс ложечку ко рту, притворяясь, будто что-то ем. И тут произошло нечто удивительное. Я почувствовал на ложечке что-то съедобное. Что-то, вкусом напоминающее хлеб, утоляющий голод, и ключевую воду, которая утоляет жажду. Ложечка кормила меня! В ложке были и хлеб и вода, и вкуснее этого не было ничего на свете. Ложечка кормила меня! Она не оставалась пустой, она наполнялась снова и снова, и я наелся досыта, до отвала.
Юм-Юм лежал на полу с закрытыми глазами. Я сунул ложечку ему в рот, и он стал есть, не размыкая глаз, словно во сне. Поев, он воскликнул:
– О Мио, мне приснился удивительный сон. С ним и умирать не страшно. Я ел во сне хлеб, утоляющий голод, и пил воду, что утоляет жажду.
– Это был не сон, – сказал я.
Тогда Юм-Юм открыл глаза и сел. Он почувствовал, что оживает и, больше того, он уже не голоден.
Мы так обрадовались, что на минутку даже позабыли, в какой находимся беде.
– Вот только что сделает с нами рыцарь Като, когда увидит, что мы не умерли с голоду? – подумал вслух Юм-Юм.
– Только бы он не вложил в нас каменные сердца, – сказал я. – Это страшит меня больше всего. Оно, наверное, ворочается в груди и источает зло.
– Однако ночь ещё не прошла, – сказал Юм-Юм. – Значит, он пока сюда не явится. Давай поговорим с тобой о Стране Далёкой, пока не истекло время. Давай сядем поближе друг к другу – так нам будет теплее.
В башне было очень холодно. Мы замерзали. Мой плащ соскользнул с плеч и лежал на полу. Я поднял его и завернулся в него поплотнее. Завернулся в мой плащ, к которому ткачиха подшила подкладку из волшебной ткани.
Но неожиданно Юм-Юм закричал:
– Мио! Мио, где ты?
– Я здесь, – ответил я. – Стою возле двери.
Юм-Юм зажёг огарочек свечи, который должен был давать нам свет в нашу последнюю в жизни ночь. Он обошёл в страхе всё помещение.
– Я не вижу тебя! – кричал он. – Не вижу! Но я не ослеп, потому что дверь-то мне видна, и тяжёлый замок, и стены!
И тут я вдруг заметил, что в темноте нечаянно натянул плащ наизнанку. Сверкающая волшебная ткань, которой ткачиха подбила мой плащ, оказалась снаружи. Я снял плащ, чтобы надеть его как положено.
А Юм-Юм снова закричал:
– Перестань меня пугать! Где ты прятался?
– А теперь ты меня видишь? – ответил я вопросом на вопрос.
– Да, конечно, вижу, – сказал Юм-Юм. – Но всё-таки скажи, где ты прятался?
– Под моим плащом, – сказал я. – Ткачиха, должно быть, превратила его в плащ-невидимку.
Мы попробовали примерить плащ несколько раз, и действительно мы становились невидимыми, как только надевали его подкладкой наружу.
– Знаешь что, – предложил Юм-Юм, – давай станем громко кричать, так громко, как только сможем. Возможно, чёрные стражники придут узнать, в чём дело. Тогда ты сумеешь прошмыгнуть мимо них, выберешься из замка рыцаря Като и вернёшься в Страну Далёкую.
– А как же ты, Юм-Юм?
– А мне придётся остаться, – ответил Юм-Юм, и голос его слегка дрогнул. – Ведь плащ-невидимка у тебя всего один.
– Да, у меня всего один плащ, – подтвердил я. – Но и друг у меня всего один. И мы умрём вместе, если только нам не представится случай спастись. Но непременно – только вместе.
Юм-Юм обнял меня.
– Мне очень хочется, чтобы ты убежал отсюда и вернулся домой в Страну Далёкую, – сказал он. – И при этом как я могу не радоваться, что ты решил остаться со мной! Я стыжусь этой радости, но ничего не могу с собой поделать.
И только успел он это произнести, как случилось чудо. Заколдованные птицы возвратились! Шелест крыльев послышался у нашего окна. Что это они все вместе держат в клювах? Видимо, что-то очень тяжёлое. Меч! Это мой меч, рассекающий камень!
– О Мио! – воскликнул Юм-Юм. – Птицы подняли твой меч со дна Мёртвого озера!
Я подскочил к окну и, дрожа от нетерпения, протянул руки сквозь прутья решётки. Я схватил мой меч. Он полыхал огнём, и стекавшие с него капли воды загорались пламенем.
– Спасибо, спасибо вам всем, добрые птицы! – крикнул я.
А птицы только поглядели на меня своими блестящими, маленькими, полными печали глазами и с горестным криком полетели в сторону Мёртвого озера.
– Какое счастье, что мы додумались поиграть на своих пастушьих дудочках! Иначе бы птицы никогда, никогда не нашли нас в этой ужасной башне!
Юм-Юм говорил, а я даже его и не слушал. Я держал в руках меч. Мой меч, мой пылающий меч! Я почувствовал в себе такую силу, такую силу впервые в жизни. Она точно кипела, точно горела во мне. Я подумал о моём отце-короле и твёрдо знал, что и он сейчас думает обо мне.
– Ну вот, Юм-Юм, – сказал я. – Для рыцаря Като настаёт его последнее сражение.
Юм-Юм побледнел. Глаза его как-то странно сверкнули.
– А как же ты отопрёшь целых семь замков? – спросил он. – Как тебе удастся миновать семьдесят семь стражников?
– Семь замков откроет мой меч, – сказал я. – А от чёрных стражников меня укроет мой плащ.
С этими словами я накинул на плечи плащ изнанкой наружу. Волшебная ткань засверкала в темноте так, что могла осветить весь мрачный замок рыцаря Като.
– Я тебя не вижу, Мио, – сказал Юм-Юм. – Я знаю, что ты здесь. Я буду ждать, когда ты вернёшься.
Мы оба примолкли. В нашей тюрьме стало тихо-тихо. Наше молчание длилось довольно долго.
– Если ты не вернёшься, Мио, – наконец проговорил Юм-Юм, – мы будем думать друг о друге, сколько нам будет отпущено сил.
– Да, Юм-Юм, я буду думать о тебе и о моём отце-короле до последнего часа.
Я взмахнул мечом, и он рассёк железную дверь, точно она была сделана из теста. Для меча, который может сокрушить камень, железная дверь была не чем иным, как просто тестом. Мой меч прошёл сквозь железо совсем беззвучно, и так же беззвучно он срезал тяжёлый замок на двери. Едва слышно скрипнув, дверь отворилась. Перед дверью несли вахту семь чёрных стражников. Заслышав скрип, они все разом повернулись к двери. Они смотрели в мою сторону, и я подумал, что вот сейчас они меня схватят – так ярко сверкает волшебная ткань моего плаща. Они вертели головами, приглядываясь. Но для них я был невидим!
– Мне послышался скрип, – сказал один из них.
– Что-то в темноте скрипнуло, – подтвердил его слова другой.
Они засуетились, забегали, но видеть меня не могли!
– Должно быть, это со скрипом пронеслась какая-нибудь злобная мысль рыцаря Като, – предположил третий.
Но я был уже далеко.
Я нёс мой меч под плащом, а плащ прятал меня. Я быстро бежал к покоям рыцаря Като.
Во всех переходах, на всех лестницах, во всех залах было полным-полно чёрных стражников. Замок просто кишел ими. Но меня они не видели. И не слышали. А я всё бежал и бежал к покоям рыцаря Като. И я больше ничего не боялся. Я ещё никогда в жизни не ощущал себя таким бесстрашным. Я уже не был тем Мио, который строил шалаши в саду, где цветут розы, и играл на Острове Зелёных Лугов. Я был рыцарем на пути к сражению. Я бежал. Я бежал к покоям рыцаря Като. Я думал о моём отце-короле, я знал, что он тоже думает обо мне. Скоро, скоро наступит час сражения. Он меня не страшит. Я бесстрашный рыцарь, и в руке моей огненный меч.
