Люси Монтгомери - Энни из Эвонли
– Не может этого быть, Энни! – воскликнул Гилберт.
– Может, – ответила Энни, выглядевшая сейчас музой трагедии. – Миссис Линд заехала ко мне по дороге из Кармоди и всё рассказала. Ой, это просто ужасно! Как тут можно что-то улучшить?!
– А в чем ужас-то? спросил Оскар Слоун, который только что приехал из города и привез Марилле картонку со шляпой.
– А вы не слышали? – спросила разъяренная Джейн. Короче, так: Джошуа Пай пошел и покрасил дом в синий цвет, а не в зеленый. В темный такой, каким красят телеги, спицы колес. Миссис Линд говорит, это самый ужасный цвет, который только можно было придумать для магистрата, особенно в сочетании с красной крышей, такое, мол, ей даже вообразить было трудно. Я еле на ногах устояла, когда это услышала. Это такой удар для нас, после того как мы столько перенесли.
– А как вообще такое могло случиться? – чуть не плача спросила Диана.
Вина за непростительный просчет была целиком списана на Паев. «Преобразователи» с самого начала решили использовать краску фирмы «Мортон-Харрис», а банки этой фирмы нумеровались согласно карточкам-образцам. Покупатель выбирал цвет по карточке и называл номер. «Преобразователи» выбрали оттенок зеленого цвета под номером 147. И когда Роджер Пай передал через своего сына Джона-Эндрю, что что он, Роджер Пай, собирается в город и может купить для них краску, «преобразователи» попросили Джона-Эндрю передать своему отцу, чтобы он купил краску номер 147. Роджер Пай настойчиво утверждал, будто Джон-Эндрю назвал ему цифру 157, а Джон-Эндрю начисто отрицал утверждение Роджера, и в таком состоянии вопрос оставался до настоящего момента.
В эту ночь беспокойство царило в каждой эвонлийской семье, где жили «преобразователи». В Зеленых Крышах уныние чувствовалось настолько сильно, что это подавляюще подействовало даже на Дэви. Энни плакала, и успокоить ее было невозможно.
– Мне надо поплакать, даже если мне уже почти семнадцать, Марилла, – захлебываясь слезами, говорила она. Это убийственно. Это может быть похоронным звоном для нашего общества. Нам будут в лицо смеяться.
В жизни, однако, как и в мечтах и снах, всё может свершаться наоборот. Люди Эвонли не смеялись, они были взбешены. Это ведь их деньги пошли на покраску здания магистрата, и поэтому они были крайне огорчены свершившейся ошибкой.
Общественный гнев сосредоточился на Пайях. Роджер Пай и Джон-Эндрю продолжали разбираться между собой, что же касается Джошуа Пая, то он, должно быть, родился ненормальным, раз не заподозрил, что тут что-то не так, когда открыл банку и увидел цвет краски. Джошуа Пай, когда на него накинулись с обвинениями, стал в ответ говорить, что вкус обитателей Эвонли насчет цветов и его вкус это совершенно разные вещи, что его наняли для покраски дома, ни слова не сказав о деталях, и он получил деньги за сделанную работу.
«Преобразователи» с глубоким сожалением оплатили ему его работу, предварительно проконсультировавшись с мистером Питером Слоуном, входившим в состав деревенского магистрата.
– Заплатить ему вам придется, – объяснил им Питер. – Вы не сможете приписать ему ответственность за ошибку, поскольку он утверждает, что ему никто не говорил про цвет, а просто дали банку с краской и сказали: давай, крась. Как бы то ни было, ошибка получилась крайне неприятная, дом выглядит ужасно.
Несчастные «преобразователи» ждали, что Эвонли еще более предвзято станет относиться к ним, однако вышло наоборот: симпатии публики всецело повернулись в их сторону. Люди пришли к мнению, что энтузиазмом и старанием маленькой группы молодежи некрасиво воспользовались другие. Миссис Линд сказала им, чтобы они так держали и показали Паям, что есть в мире люди, которые могут честно делать свое дело. Мэйджор Спенсер передал им, что выкорчует все пни вдоль части дороги перед своей фермой и засеет этот участок травой за свой счет. Миссис Хайрам Слоун зашла как-то в школу и по секрету вызвала Энни на улицу и сообщила ей, что если «общество» захочет сделать по весне клумбы с геранью на перекрестках, то она последит, чтобы ее разбойная корова оставалась за надежной оградой. Даже мистер Харрисон ухмылялся, если вообще это делал, сугубо наедине, и внешне всячески демонстрировал свои симпатии.
– Ничего, Энни. Большинство красок со временем выцветает и становятся некрасивыми, а эта с самого начала ужасная, так что, когда она выцветет она не может не стать симпатичнее. Тем более что крыши и покрыта, и покрашена что надо. Теперь люди могут собираться там спокойно, и на них не будет капать.
– Но теперь про синий цвет нашего магистрата будут говорить по всем окрестным селениям, – с огорчением сказала Энни.
Следует признать, что так оно и было.
Глава 10
Дэви в поисках острых ощущений
Как-то в ноябре, возвращаясь из школы, Энни шла Березовой тропой и думала о том, что жизнь ей вновь улыбается. Этот день вполне удался, в ее маленьком королевстве всё прошло хорошо. Сент-Клер Доннелл не поцапался ни с кем из ребят из-за своего имени. У Прилли Роджерсон заболел зуб и из-за флюса ее личико так перекосило, что она не решилась ни разу пококетничать с мальчиками из ближайшего окружения. С Барбарой Шоу случилась лишь одна неприятность: она пролила воду на пол. А Энтони Пая вообще в школе не было.
– Какой же чудесный ноябрь выдался в этом году, – произнесла Энни, которая полностью не избавилась от своей детской привычки говорить с собой вслух. – Обычно ноябрь такой неприветливый месяц, а тут год вроде как понял, что он взрослеет и пора отбросить свои старые привычки. Этот год стареет очень красиво как красивый джентльмен, который знает, что седина и морщины не мешают ему выглядеть привлекательным. У нас были в этом году чудесные дни и вечера. Последний две недели были такие спокойные, и даже Дэви вел себя почти хорошо. Он, по-моему, действительно становится лучше. Какие спокойные сегодня деревья. Почти не шелестят, только вверху слышен легкий ветерок. Как дальний прибой. Как милы эти деревья! Дорогие деревья, я люблю каждое из вас, как друга.
Энни обняла одной рукой тонкую березку и поцеловала ее кремово-белый ствол. Показавшаяся из-за поворота дороги Диана увидела эту сцену и рассмеялась.
– Энни, ты только говоришь и делаешь вид, что повзрослела. Я уверена, когда ты остаешься наедине, ты бываешь такой же девочкой, как и раньше.
– Ну и что ж. Нельзя сразу вдруг избавиться от привычки быть маленькой девочкой, – весело возразила Энни. Знаешь, я четырнадцать лет была маленькой девочкой, а более или менее взрослеть начала года как три, не больше. А я уверена, что в лесу всегда буду чувствовать себя ребенком. Путь из школы домой единственное время, когда я могу помечтать. За исключением получаса или возле этого перед сном. Я так загружена школой, подготовкой к школе, помощью Марилле с малышами, что помечтать и времени не остается. Ой, ты даже не представляешь, какие замечательные приключения я переживаю, после того как ложусь в постель. Я всегда представляю будто я важная, яркая, преуспевающая. То великая примадонна, то сестра Красного Креста, то королева. Вот в прошлую ночь я была королевой. Как же приятно воображать себя королевой. Ты обладаешь всеми радостями своего высокого положения без его неприятных моментов, и в любой момент можно прекратить быть королевой, а в реальной жизни нет. Но здесь, среди деревьев, я люблю воображать другие вещи… Я дриада, живущая на старой сосне, или маленький бурый эльф, прячущийся под скрученным листком. А белая береза, которую я целовала, когда ты меня застала, это моя сестра. Единственная разница в том, что она – береза, а я девушка. Но это нам не мешает быть сестрами. А куда ты идешь, Диана?
– К Диксонам. Я обещала помочь Альберте скроить новое платье. А ты не сможешь вечерком забежать, вместе домой пойдем?
– Я смогла бы раз Фред Уайт уехал в город, ответила Энни со слишком уж невинным видом.
Диана вспыхнула, дернула головой и пошла своей дорогой. Однако непохоже было, чтобы она обиделась.
Энни твердо намерилась сходить в этот вечер к Диксонам, но не пришлось. Когда она пришла домой, то там столкнулась там с такой ситуацией, что все прочие мыли напрочь выпали из головы. Марилла встретила ее во дворе с расширенными от ужаса глазами и объявила:
– Энни, Дора пропала!
– Дора? Пропала?! – Энни взглянула на Дэви, раскачивавшегося на воротах, и заметила веселые искорки в его глазах. – Дэви, ты не знаешь, где она?
– Нет, откуда мне знать? Я с обеда не видал ее, вот вам крест, решительно заявил Дэви.
– Меня не было с часу, – стала рассказывать Марилла. – Томас Линд внезапно почувствовал себя плохо, и Рэйчел сразу послала за мной, просила немедленно прийти. Когда я уходила, Дора играла с куклой на кухне, а Дэви за амбаром лепил свои куличи из грязи. Домой я пришла полчаса назад, Доры нигде нет. А Дэви заявляет, что не видел ее, с тех пор как я ушла.