Игорь Смирнов-Охтин - Повести о войне и блокаде
Наша армия победила во многом благодаря гигантскому перевесу во всех отношениях (еще бы, нас было 180 млн, а их – всего 3). К началу завершающего этапа войны, к 11 февраля, на фронте было собрано уже до 1 млн человек, что примерно равнялось численности 40 дивизий того времени. Мы понесли огромные потери: 126 тыс. 875 человек убитыми и 264 тыс. 908 – ранеными и обмороженными. Финская армия понесла потери в шесть раз меньше: 23 тыс. – убитыми и 43,5 тыс. – санитарными потерями.
Называются и другие цифры – и больше, и меньше. Но вышеназванные представляются все же более реальными.
ОДИН ИЗ МНОГИХ
Одним из этих 126 тыс. 875 павших в ту войну бойцов и командиров был мой дед – начальник штаба (старший адъютант) 3-го стрелкового батальона 316-го стрелкового полка 18-й Ярославской краснознаменной стрелковой дивизии, входившей в состав 56-го корпуса и 8-й армии. Армия воевала в Средней Карелии, между Ладожским и Онежским озерами.
Мой отец навсегда запомнил, как 14 февраля 1940 года, в день рождения младшего брата, его мать Елизавета Леонидовна подозвала к себе своих троих сыновей – старшего Юрия, среднего Женю и младшего Валентина, обняла всех и сказала:
– Будьте мужественны, мои родные, мы остались одни. Ваш папа Николай Иванович Разживин пал смертью храбрых в бою за нашу родину… Как будем жить без него, не знаю…
В то время семья старшего лейтенанта Разживина, как и многие другие семьи, осиротевшие в один миг, оставалась в Медвежьегорске, где был расквартирован полк, до конца войны. В городок вернулись лишь несколько человек, по счастливой случайности и по разным причинам сумевшие убыть с фронта до полного окружения и уничтожения дивизии. Вскоре дивизию (или то, что от нее осталось) расформировали. Правда, отнимать, кроме номера, было нечего. Люди погибли, а боевое знамя и вооружение достались в качестве трофеев противнику. Через некоторое время бабушка получила в Ленинграде комнату в коммуналке на Старорусской улице и ежемесячное дедушкино жалование в 860 рублей, что по тем временам уже было немало.
ЕСТЬ ТАКАЯ ПРОФЕССИЯ…
В кадры Красной армии дед был призван в 1932 году. Сначала командирские курсы, потом различные командные должности. Одно время он даже возглавлял химическую службу 18-й дивизии, штаб которой дислоцировался в Петрозаводске.
В 1938 году он был назначен на должность начальника штаба 3-го стрелкового батальона в 316-й стрелковый полк в Медвежьегорск. Тогда еще по-старому начальники штабов назывались адъютантами и старшими адьютантами батальонов, полков и т.д. (Это ничего общего не имело с адъютантом его превосходительства.) Дивизия формировалась в Ярославской области, и в ней служили многие земляки деда и бабушки – выходцы из Ростова (теперь Великого). Дальше – общая судьба для того времени. Служба, служба, служба… Бабушка, будучи человеком образованным – учительницей и одной из шести дочерей хранителя библиотеки Ростовского кремля, возглавила женсовет – стала женоргом, то есть женским организатором. Она учила грамоте солдат и играла главную роль в самодеятельной постановке «Царской невесты». Дед в редкие свободные от службы моменты охотился, принося домой богатую добычу, щедро делясь ею с земляками-соседями. Он, так же как его дед и прадед, был удачливым охотником. У деда была замечательная охотничья собака Лайка, за которой часто ухаживал мой отец. Дед был замечательным лыжником. Предметом его гордости были настоящие финские лыжи и пьексы.
НАКАНУНЕ
Мирная жизнь продолжалась недолго. В марте 1939 года переговорный процесс между правительствами СССР и Финляндии зашел в тупик окончательно. Руководству страны было абсолютно понятно, что Финляндия никогда не примет неприемлемых для нее условий – не отдаст, пусть и в обмен, своих территорий. В СССР шла подготовка к войне. Вовсю работала пропаганда, клеймившая злобного несговорчивого соседа-агрессора. Мы готовились первыми дать сдачи финнам.
К этому времени из пограничных районов практически завершилось отселение местных жителей. Летом был разработан план на случай возможной войны. Еще в марте командующий войсками Ленинградского военного округа (ЛенВО) командарм 2-го ранга К.А. Мерецков, посетивший пограничные районы, сделал вывод о том, что, в принципе, финская армия способна вести наступательные боевые действия. Поэтому по его плану соединения и части округа сначала должны были сковать наступающего агрессора, а затем нанести ему контрудар и разгромить на его собственной территории. В 316-м полку, так же как и во многих других частях округа, проводились тактические занятия и боевые стрельбы, готовилось лыжное и другое имущество.
Осенью 1939 года полку, как и всей дивизии, командованием Ленинградского округа была поставлена задача: убыть на прикрытие государственной границы. В первых числах сентября к границе выдвинулся гаубичный артполк, а потом уже и другие части дивизии. У бойцов было приподнятое настроение. Пропаганда действовала расхолаживающе на личный состав, всячески принижая возможности будущего противника.
Как результат – полк готовился никак не к длительной войне, а к легкой прогулке. Среди бойцов и командиров царили шапкозакидательские настроения. «Мы им вмиг покажем, как посягать на нашу родину, и вернемся через несколько дней», – повсюду витали разговоры между бойцами. В подтверждение этому в казармах оставили наряд – дневальных и сухой паек для них всего на несколько суток. При погрузке в эшелон многое имущество полка также оставили на зимних квартирах. Например, необходимые в полевых условиях так называемые тревожные чемоданы всего офицерского состава остались стоять в полковом клубе. Их потом выдавали вдовам. У отца остались сильные детские впечатления о том, как даже легкие танкетки остались в парке техники за ненадобностью в «молниеносной» войне.
Такие мысли о собственном превосходстве и недооценке «слабого» противника навевались сверху. Пропаганда оказывала армии медвежью услугу. Честно говоря, переоценка своих сил и недооценка «слабого» противника, коим, по нашему мнению, являлась и Финляндия, не раз служили в нашей истории недобрую службу. Наши песенники Покрасс и Д'Актиль загодя для поднятия духа сложили удалую песню под названием «Принимай нас, Суоми-красавица». В ней пелось:
Сосняком по откосам кудрявитсяПограничный скупой кругозор.Принимай нас, Суоми-красавица,В ожерелье прозрачных озер!Ломят танки широкие просеки,Самолеты кружат в облаках,Невысокое солнышко осениЗажигает огни на штыках.Мы привыкли брататься с победами,И опять мы проносим в боюПо дорогам, исхоженным дедами,Краснозвездную славу свою.Много лжи в эти годы наверчено,Чтоб запутать финляндский народ.Раскрывай же теперь нам доверчивоПоловинки широких ворот!Ни шутам, ни писакам юродивымБольше ваших сердец не смутить.Отнимали не раз вашу родину –Мы пришли вам ее возвратить.Мы приходим помочь вам расправиться,Расплатиться с лихвой за позор.Принимай нас, Суоми-красавица,В ожерелье прозрачных озер!
Из писем деда накануне начала войны.
24 ноября 1939 года (жене и сыновьям):
«…Мы все стоим на месте. Ждем со дня на день, когда будет приказ перейти (границу. – А.Р.), но, по-видимому, еще не скоро, как видится, затянется на всю зиму. Но все же не видать им Финляндии до Урала. Погода сейчас наладилась, стал мороз. Сегодня получили ватные брюки. Запасаемся теплом. Сейчас сижу и слушаю радио. На днях нам выдали радиоприемник типа “Колхозник”, теперь слушаем, но очень мешает финское радио.
Скоро кончится военная опасность, и будем все вместе…»
29 ноября 1939 года (жене и сыновьям):
«…Сейчас нахожусь на дежурстве. Решил написать, потому что неизвестно, может быть, теперь долго не удастся. Мы все еще стоим на одном месте, но, вероятно, скоро пойдем вперед, потому что сегодня вечером финны обстреляли нашу территорию. В ватных брюках, валенках и полушубке не холодно… Питание хорошее, и папиросы есть.
Я считаю, что вам там бояться особенно нечего, потому что у них не так уж много авиации, чтобы туда лететь (в Медвежьегорск. – А.Р.), но все же, после того как начнутся военные действия, держи ребят поближе к себе на случай налета с воздуха. Приготовь противогазы. Из детской комнаты неплохо бы было сделать газоубежище…»
29 ноября 1939 года (маме и сестре):
«…На горизонте начинает крепко пахнуть порохом. В 12 часов ночи по радио передавали о нашем районе. Два снаряда пожаловали в гости, но получился шум и только. Никакого эффекта. Плохо они умеют стрелять. Придется нам показывать, как надо стрелять…»
НАЧАЛО
Нужен был формальный повод к войне, и он нашелся. 26 ноября на Карельском перешейке в районе пограничного пункта Майнила произошел инцидент, послуживший поводом к войне. По заявлению советской стороны, финская артиллерия обстреляла наши позиции. В результате обстрела погибли четверо и были ранены девять советских военнослужащих. Финны обвинили СССР в том, что он сам инициировал огонь по своим же бойцам в провокационных целях. (Позже нашлись даже участники этой разработанной НКВД операции.) Финляндия предложила провести совместное расследование инцидента. Но советская сторона категорически отказалась от этого предложения и поспешно заявила о расторжении советско-финского пакта о ненападении.
