Место явки - стальная комната - Орлов Даль Константинович
Н и к о л а й. Так-с, матушка… Значит, ежели бы я любил девушку без состояния, вы бы потребовали, чтоб я пожертвовал чувством и честью для состояния?!
Г р а ф и н я. Ты не понял, Николенька, ты не понял!.. Я желаю твоего счастья!.. (Заплакала.)
Н и к о л а й. Маменька, не плачьте! Скажите, что вы этого хотите, я всю жизнь свою, все отдам, чтобы вы были спокойны! Всем для вас пожертвую. Даже своим чувством!
Г р а ф и н я. Я не то… Я не так… Не надо жертвовать…
Н и к о л а й. А как?
Г р а ф и н я. Как тебе объяснить? Не будем больше говорить!..
Входит И л ь я А н д р е е в и ч.
А впрочем, Бог даст, все и хорошо будет!.. (Видит озабоченное лицо графа. Графу.) Ты чего?..
И л ь я А н д р е е в и ч (Николаю). Там управляющий пришел, может поговоришь?..
Н и к о л а й (грозно). Счеты всего принес?
И л ь я А н д р е е в и ч. Что-то принес…
Н и к о л а й. Ну, Митенька!.. (Стремительно удалился.)
И л ь я А н д р е е в и ч. Очень хорошо, что он приехал. Теперь порядок будет…
Г р а ф и н я. Далее откладывать поездку в Москву нет возможности! Надо делать приданое, надо дом продать… Поезжайте.
И л ь я А н д р е е в и ч. Эту зиму старый князь Болконский в Москве живет, так и молодой сперва там появится.
Г р а ф и н я. Правильно, Илья, поезжайте…
Слышится все нарастающий голос молодого графа: «Разбойник! Неблагодарная тварь!.. Изрублю, собаку… Не с папенькой… Обворовал… ракалья». Шум передвигаемой мебели, топот, удары, и снова крик Николая: «Вон!.. Чтоб духу твоего, мерзавец, здесь не было!» Задыхающийся Н и к о л а й вернулся в комнату.
Н и к о л а й. Дал ему под зад, дрянь этакая… В клумбе спрятался…
Г р а ф и н я. Коленька, успокойся, дорогой!
И л ь я А н д р е е в и ч (мягко). Ты, моя душа, напрасно погорячился. Ты небось эти семьсот рублей не обнаружил?.. Так я их сначала тоже не обнаружил. Они ж у него на другой странице записаны — транспортом.
Н и к о л а й. Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. А ежели не хотите, я ничего не буду говорить ему!..
И л ь я А н д р е е в и ч (смущенно). Нет, моя душа, нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
Николай, Илья Андреевич, графиня уходят.
Появляется Н а т а ш а. В руках у нее письмо.
Н а т а ш а. Боже мой, боже мой, все одно и то же! Ах, куда бы мне деваться, что бы мне с собой сделать?.. Четвертый месяц кончается… Четвертый месяц! Я здесь, а он в Риме… (Заглядывает в письмо.) «В теплом климате открылась рана, что заставляет отложить отъезд…» Зачем теплый климат?… А у нас мороз, у нас уже святки…
Наташа взяла гитару, села в темный угол и стала перебирать струны. Появилась С о н я, прошла с рюмкой через залу.
Соня!
С о н я (вздрогнула). Ах, ты тут! (Подошла к Наташе.)
Н а т а ш а. Ты куда ходила?
С о н я. Воду переменить. Я сейчас дорисую узор.
Н а т а ш а. Ты всегда занята, а я вот не умею… Остров Мадагаскар…
С о н я. Что ты говоришь?
Н а т а ш а. Ма-да-га-скар… Поди разбуди Николеньку, скажи, что я его зову петь…
Соня ушла.
Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А лавное6 я старею, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть, он приехал и сидит там, в гостиной… Может быть, он вчера еще приехал, и я забыла… (Оглядывается, будто что-то ищет, кричит.) Мама! Дайте мне его, дайте, мама!.. Ведь я люблю его! Вы понимаете: я люблю его!. За что нам пытка такая!!! Андрей, скорее же, скорее! Где ты, Андрей?!
Появляются г р а ф и н я. И л ь я А н д р е е в и ч, С о н я.
Г р а ф и н я. Что с тобой, Наташенька! Ну нельзя же!.. Каждый раз так, как письма от него получает…
Вбегает Н и к о л а й.
Н и к о л а й (кричит). Наташка, ты где?! Скорее, Наташка!..
Н а т а ш а (вздрогнула). Что?! Что?! Он?! Он, да? Приехал?!
Н и к о л а й. Что — он? (Восторженно.) Ряженые пришли, Наташка, ряженые!..
Н а т а ш а (закричала). Дурак! (Упала на стул и зарыдала.)
Наряженные дворовые: медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, закружились вокруг Наташи с песнями и плясками. Николай и Соня скрываются.
Н а т а ш а (стараясь улыбнуться, всхлипывает). Ничего, маменька, право, ничего, так: Коля испугал меня…
Ряженые кружатся вокруг Наташи. Среди них оказываются Н и к о л а й, одетый старой барыней, и С о н я — в черкеске. Один из ряженых грянул на балалайке «Барыню». Заводится хоровод. Полилась с переливами мелодия песни «По улице мостовой». И тогда вперед вышла Н а т а ш а и, подперши руки в боки, сделала плечами движение и встала. Все остановились, любуясь ею, а она закружилась в танце.
Н и к о л а й (взял за руку Соню). Кто этот черкес с усами, а? Вы прелесть, Соня… О чем я думал до сих пор! Вы прелесть…
С о н я. А вы…
Н и к о л а й. Другая… и все та же…
Николай обнял Соню, поцеловал.
С о н я. Николай!..
Н и к о л а й. Соня!..
Соня убежала, а Николай отвел в сторону Наташу. Ряженые скрылись.
Наташа, знаешь, я решился насчет Сони!..
Н а т а ш а (просияла). Ты ей сказал?
Н и к о л а й. Сказал…
Н а т а ш а. Я так рада, так рада! Это такое сердце, Николя, как я рада! Я бываю гадкая, но совестно быть одной счастливой, без Сони… Ты прекрасно сделал.
Н и к о л а й. Я хорошо сделал?
Н а т а ш а. Так хорошо!
Николай уходит. Появляется С о н я, подходит к столику, на котором несколько зеркал.
С о н я. Смотри, Дуняша зеркала приготовила… Давай?… Может быть, его увидишь?
Наташа зажгла свечи, села к столику.
Н а т а ш а (смотрится). Сама себя вижу, больше ничего… (Встала.) Отчего другие видят, а я ничего не вижу?.. Ну, садись ты, Соня… Нынче непременно тебе надо. Тошлько за меня!.. Мне так страшно нынче!
Соня села перед зеркалом, устроила положение и стала смотреть.
Н а т а ш а (шепотом). Ты увидишь… Ты и прошлого года видела… Непременно!
Соня отставила зеркало и закрыла глаза руками.
С о н я. Ах, Наташа!
Н а т а ш а. Его… видела?! Андрея?!
С о н я. Да, видела…
Н а т а ш а. Как же? Как же? Стоит или лежит?
С о н я. Нет, я видела… то ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
Н а т а ш а (испуганно). Андрей лежит? Он болен?
С о н я. Нет, напротив, напротив — веселое лицо, и он обернулся ко мне…
Н а т а ш а. Ну, а потом, Соня?
С о н я. Тут я не рассмотрела, что-то синее и красное…
Н а т а ш а. Соня! Когда он вернется?! Когда я увижу его! Боже мой! Как я боюсь за него и за себя, и за все мне страшно…
В ДОМЕ АХРОСИМОВОЙМ а р ь я Д м и т р и е в н а А х р о с и м о в а стоит в дверях залы и дает указания. Входит И л ь я А н д р е е в и ч, Н а т а ш а, С о н я. Слуги вносят вещи.
М а р ь я Д м и т р и е в н а. Графские? Сюда неси!.. Барышни, сюда налево. (Девкам.) Ну, что либезите! Самовар чтобы согреть! (Притянула к себе Наташу.) Пополнела, похорошела… Фу, холодная! (Илье Андреевичу.) Да раздевайся же скорее, замерз небось. Рому к чаю подать! (Соне.) Сонюшка, бонжюр!
Приехавшие разделись, И Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
И л ь я А н д р е е в и ч. Ты уж извини, Марья Дмитриевна, наш-то дом нетопленый, а мы без графини — приболела.
М а р ь я Д м и т р и е в н а. Душой рада, что приехали, что у меня остановились! (Со значением взглянула на Наташу.) Давно пора! Старик здесь, и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну, да об этом потом… (Графу.) Теперь слушай: завтра, что ж тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? (Загнула один палец.) Плаксу Анну Михайловну — два? Она здесь с сыном. Женится сын-то! Потом Безухов, что ль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их (указала на барышень.) завтра свожу к Иверской, а потом к Обер-Шельме за нарядами заедем. Небось все новое делать будете? Ведь нынче что день — новая мода. (Графу.) А у тебя-то самого какие дела?