вам постыло; я не в силах совладать с собственными горестями, как могла бы я перенести боль, которую причинили бы мне горести ваши, которые были бы для меня в тысячу раз чувствительнее? Между тем я не могу заставить себя желать, чтобы вы не думали обо мне; и если говорить вполне искренне, я исполнена неистовой ревности ко всему, что приносит вам радость, что трогает ваше сердце и ваши чувства во Франции. Я не знаю, почему я пишу вам, я отлично вижу, что вы будете питать ко мне одно лишь сострадание, и я не желаю вашего сострадания; я возмущаюсь сама собою, когда размышляю обо всем том, что я принесла вам в жертву: я утратила свое доброе имя и навлекла на себя гнев своих родственников, всю суровость законов этой страны против монахинь[6] и вашу неблагодарность, которая представляется мне величайшим из всех моих бедствий; в то же время я чувствую, что укоры моей совести не истинны, что я желала бы от всего сердца подвергнуться ради вас величайшим опасностям, что я испытываю сумрачную радость, подвергая опасности свою жизнь и свою честь. Разве мое драгоценнейшее достояние не должно было быть отдано в ваше распоряжение? И не должна ли я даже радоваться тому, что распорядилась им подобным образом? Мне кажется даже, что я не удовлетворена ни своими муками, ни чрезмерностью своей любви, хотя я не могу, увы, обманывать себя настолько, чтобы быть довольной вами. Ведь я живу, несчастная, и делаю столько же, чтобы сохранить свою жизнь, как для того, чтобы лишиться ее. Ах, я умираю от стыда: значит, отчаяние мое существует всего лишь в моих письмах! Если бы я любила вас так сильно, как тысячу раз говорила вам, разве я давно уже не умерла бы? Я обманула вас, это вы должны укорять меня. Увы, почему вы меня в этом не укоряете? Я видела, как вы уезжали, я не могу надеяться увидеть ваше возвращение, а между тем я еще дышу. Я изменила вам, я прошу у вас за это прощения; но не прощайте меня! Обращайтесь со мною сурово! Найдите мои чувства недостаточно страстными! Не удовлетворяйтесь немногим! Сообщите мне, что вам угодно, чтобы я умерла от любви к вам! И я заклинаю вас оказать мне эту поддержку, чтобы я превозмогла слабость своего пола, и моя нерешительность сменилась истинным отчаянием: трагическая кончина заставила бы вас, без сомнения, часто думать обо мне, и память обо мне стала бы вам дорога, и вы были бы, может быть, глубоко потрясены столь необычайной смертью; не лучше ли она, чем то состояние, в которое вы привели меня? Простите, мне хотелось бы, чтобы я никогда вас не видела. Ах! я живо чувствую лживость этого пожелания, и я сознаю, между тем как вам пишу, что я предпочитаю быть несчастной, любя вас, чем никогда не видеть вас. Вот видите, я безропотно соглашаюсь на свою печальную судьбу, раз вы не пожелали сделать ее более отрадной. Прощайте, обещайте нежно тосковать обо мне, если я умру от горя; и пусть сила моей страсти внушит вам отвращение и брезгливость ко всему прочему: этого утешения будет для меня достаточно; если необходимо, чтобы я навсегда покинула вас, я не хотела бы уступать вас другой женщине. Не было ли бы величайшей жестокостью с вашей стороны воспользоваться моим отчаянием для того, чтобы стать более желанным для других и чтобы доказать людям, что вы были предметом величайшей в мире страсти? Прощайте еще раз, я вам пишу слишком длинные письма, я недостаточно считаюсь с вами, я прошу вас простить меня за это, и я смею надеяться, что вы возымеете некоторое снисхождение к бедной безумной, которая не была таковой, как вам это известно, прежде чем полюбила вас. Прощайте, мне кажется, что я твержу вам слишком часто о невыносимом состоянии, в котором я нахожусь; в то же время я благодарю вас в глубине сердца за отчаяние, которому вы причина, и я ненавижу покой, в котором я жила, прежде чем узнала вас. Прощайте, страсть моя возрастает с каждым мгновением. Ах! Сколько вещей мне еще нужно высказать вам!
Письмо четвертое
Ваш лейтенант только что сказал мне, что буря принудила вас высадиться в королевстве Альгарвов[7]; я боюсь, не сильно ли вы страдали в море, и это опасение настолько завладело мною, что я не помышляла более о собственных горестях. Вполне ли вы уверены, что ваш лейтенант принимает более живое участие во всем, что с вами происходит, чем я? Почему же он лучше осведомлен об этом, и, наконец, почему вы не писали мне? Для меня великое несчастие, если со времени вашего отъезда вы не нашли для этого никакого случая! и величайшее, если вы подобным случаем не воспользовались; ваша несправедливость и ваша неблагодарность безмерны; но я была бы в отчаянии, если бы они навлекли на вас какое-либо злоключение, и я предпочитаю, чтобы они остались безнаказанными и не были отомщены. Я противлюсь всему, что должно было бы убедить меня в том, что вы не любите меня, и я чувствую гораздо большую склонность слепо предаться своей страсти, чем прислушиваться к причинам, по которым я могла бы жаловаться на ваше безразличие. От каких тревог вы избавили бы меня, если бы ваше отношение ко мне в первые дни нашей близости было бы столь же небрежным, каким оно представилось мне с некоторых пор! Но кто не был бы, подобно мне, введен в заблуждение столькими проявлениями страстной любви, и кому бы они не показались искренними? Как мучительно и трудно решиться на то, чтобы долгое время сомневаться в прямодушии тех, кого любишь! Я знаю, что для вас достаточно любого оправдания; вам даже не надо брать на себя заботу оправдывать себя: любовь, которую я питаю к вам, столь надежно вам служит, что я могу согласиться признать вас виновным лишь ради того, чтобы самой насладиться радостью найти вам оправдание. Вы покорили меня вашей настойчивостью, вы воспламенили меня своими восторгами, вы очаровали меня своей предупредительностью, вы дали мне уверенность своими клятвами; я поддалась своему страстному влечению, и следствием столь приятного и счастливого начала явились лишь слезы, лишь вздохи, лишь горестная смерть, и я ничем не могу этому помочь. Нет слов, любя вас, я испытала нежданные наслаждения, но я плачу за них неслыханными муками, и все те чувства,
