Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич
Я и радуюсь, что Вы принялись за новое сочинение, друг мой, и беспокоюсь, что Вы не довольно отдохнули и что как раз теперь, к лету, к жаркому времени, Вы будете изнурять себя работою; пошли Вам бог силы и здоровья. Нет ли чего-нибудь нового об уголке для Вас?
Я получаю очень часто письма от моей Сони. Слава богу, она, кажется, любит своего жениха и совершенно довольна своею участью, но, бедненькая, соскучилась без меня ужасно. Это первая ее разлука с своим семейством и так надолго; вот уже два месяца, что она уехала, и она, бедная, совсем терпение теряет. Как меня беспокоит, что наша Анна всё хворает, и бог знает, что это такое. Глядя на нее, я думала, что она крепкая, здоровая, а между тем, она всё нездорова; это ужасно — какое плохое нынешнее поколение! Вам, вероятно, известно, дорогой мой, что я своего Колю выбрала кандидатом на должность директора в Рязанское правление, с тем, что он будет заниматься наравне с директором. Я очень рада, что мне это удалось, потому что Коля будет иметь занятие, а я считаю это очень важным. Вследствие этого, молодые наши будут жить в Москве, вероятно, в моем доме. Я теперь в больших хлопотах с укладкою к дороге, и к тому же надо оставить все распоряжения моему fermier [арендатору] и садовнику — два главные чина у меня в Belair.
До свидания в следующем письме, милый, дорогой друг мой. Прошу Вас, не изнуряйте только себя работою. Будьте здоровы и спокойны. Всем сердцем Ваша
Н. ф.-Мекк.
От всей души бесчетно раз благодарю Вас, дорогой мой, за Вашу фотографию, которую мне прислал Коля, вероятно, по Вашему приказанию. Фотография эта очень хороша, потому что Ваши чудные глаза глядят прямо в душу. Еще и еще благодарю Вас, мой бесценный, но всё-таки я жду и второй обещанной фотографии.
206. Чайковский - Мекк
Каменка,
9 мая 1884 г.
Милый, дорогой друг мой!
Как Вы добры, как часто балуете меня письмами! Признаюсь, что, несмотря на всё удовольствие получать их, я даже несколько беспокоюсь, что Вы утомляете себя, ибо я знаю, как обширна Ваша корреспонденция и как мало времени Вы имеете возможность посвящать ей. Ради бога, не стесняйтесь количеством моих писем и, хотя бы я писал Вам ежедневно, Вы отвечайте только, когда совсем свободны от других письменных дел.
Вы говорите, милый друг, что Влад[ислав] Альбертович охотно будет содействовать отысканию для меня именьица, и спрашиваете, чего именно я желаю. Во-первых, прошу Вас передать Влад[иславу] Альберт[овичу] мою благодарность, а во-вторых, сообщаю Вам подробности относительно моих требований. Земли мне вовсе не нужно, т. е. я желаю иметь только домик с хорошеньким садом — немолодым. Непременно желательна река. Если будет близко лес, то тем лучше, но я подразумеваю, конечно, чужой лес, ибо, повторяю, владеть хочу лишь домиком и садом. Нужно, чтобы эта дачка или хуторок была совершенно отдельной усадьбой, а не в ряду других дач, а главное, необходимо, чтобы было недалеко от станции, так чтобы Москва была у меня всегда под рукой. Истратить на всё это я желал бы никак не более двух или трех тысяч. Самое же главное и существенное условие, это чтобы местность была симпатичная, красивая. Если дом где-нибудь низко, так что из окон никуда никакого вида нет, то он не подходит под мои требования. Близость фабрики тоже весьма нежелательна. Вот, кажется, и всё. Вы видите, дорогая моя, что, хотя мои требования скромны в смысле ценности имения, но они довольно велики в других отношениях, и вообще мне начинает казаться что довольно трудно будет найти желаемое. Тем более я буду благодарен Влад[иславу] Альбертовичу, если его дружеская помощь увенчает мои стремления успехом.
Трио мое для четырех рук не переложено, но непременно будет переложено. Затруднение в том, что ужасно трудно найти человека, способного хорошо это сделать, а сам я никак не найду времени, чтобы этим заняться. Скажите мне, милый друг, не обещал ли я прежде уже Вам сделать это? Если да, то ради бога простите, что обещание до сих пор не исполнено, и будьте уверены, что так или иначе в самом близком будущем я позабочусь об удовлетворении Вашего желания.
Название первой части Второй сюиты Jeu de sons, a не Jeu de tons. Я очень сокрушаюсь об опечатке, ибо это совершенно два различных понятия: Jeu de tons предполагал бы обилие модуляций, а его-то именно и нет в данном случае.
Я в высшей степени желал бы посмотреть на Веlair или, лучше, пожить в нем некоторое время, но мне хотелось бы знать, дорогая моя, когда это возможно. Я думаю, что когда Вы будете уезжать из Веlair, то он, вероятно, будет запираться, и мое появление там повлечет за собой беспорядок и неудобство. Лучше всего, вероятно, было бы поехать в Belair сейчас после Вашего выезда, т. е. теперь, или же весною, незадолго до Вашего водворения там. К сожалению, теперь мне было бы по разным соображениям неудобно оставлять Россию, и поэтому, вероятно, лишь будущей весной можно будет привести в исполнение мое живейшее желание погостить у Вас во Франции. Вот и в Плещееве тоже мне ни разу еще не пришлось побывать. А с каким сжиманием сердца я вспоминаю о моих гощениях в Браилове и особенно в Симаках, — этого я не могу выразить. Так грустно сознавать невозвратимость этих чудных дней! Как поэтичны для меня воспоминания о них! Надеюсь, что письмо это еще застанет Вас в Belair.
Будьте здоровы, дорогая! Дай Бог Вам всякого благополучия. Ваш П. Чайковский.
207. Чайковский - Мекк
Каменка,
1884 г. мая 21 — 26. Каменка.
21 мая.
Меня очень беспокоит, милый друг мой, что я так некстати, как раз ко времени, когда Вы были заняты укладкой, послал Вам письмо брата Анатолия, да и вообще я, кажется, глупость сделал, послав Вам его. Фантазия его, по всей вероятности, совершенно неудобоисполнима, и в результате выходит, что я только напрасно обеспокоил Вас одним лишним ответным письмом.
Катастрофа на Николаевской линии произвела на меня самое тяжелое впечатление. С стеснением сердца думаю о всех близких, которым теперь придется ехать. Вот и брат Модест выезжает на днях из Петербурга, и Митя едет в Каменку, и Вы должны в скором времени проехать в Москву. Можно ли быть покойным насчет путешествующих в России, когда даже на самой главной линии возможны случаи, подобные происшедшему 13 мая?
23 мая.
Я получил сегодня письмо от Владислава Альбертовича, в которое он вложил объявление из “Нового времени” о продающемся за двадцать одну тысячу рублей имении. Из этого я заключаю, дорогой друг, что Вы не получили того письма моего, в котором я писал об условиях, при соблюдении коих я желал бы приобресть клочок земли. Ценность его я обозначил в две тысячи рублей, и, следовательно, объявленное в “Нов[ом] вр[емени] ” имение совсем к моим скромным требованиям не подходит.
По поводу этого я должен сказать Вам, дорогая моя, что по зрелом размышлении я решился отложить на неопределенное время исполнение моей мечты. В сущности, я поступил совершенно как малый ребенок, вообразив, что, еще не скопив никаких денег, можно приниматься за искание. Если и в самом деле можно за какие-нибудь две тысячи приобрести хутор, то, дабы сделать из него удобный и приятный для жилья дом, нужно, по всей вероятности, еще много тысяч истратить на устройство. У меня же никаких скопленных денег не имеется, и только теперь, когда ребяческое увлечение прошло, и когда многие, к коим я обращался с просьбой искать для меня имения, серьезно принялись за изыскания, я увидел, что еще не наступило время для приведения моих мечтаний в исполнение и что я был бы поставлен в самое неловкое положение, если бы напрасно побеспокоил тех, которые взялись тратить свое время на искание. Я знаю, милый друг, что Вы на это мне ответите, и Вы даже уже предложили мне оказать помощь в покупке имения. Но этого я решительно не желал бы. Если я куплю имение, то на свои сбережения из своих столь больших доходов, что благоразумный человек уже давно бы на моем месте обзавелся бы хорошим имением. Я получаю так много, и если мои оперы прочно войдут в репертуар, то доходы мои еще настолько увеличатся, что мне можно будет назваться положительно богатым человеком, и, находясь в таком цветущем финансовом положении, было бы положительно бессовестно для достижения своих желаний еще обращаться к Вам, виновнице моего благосостояния. Что касается какого-нибудь крупного займа, то я дал себе клятву никогда ни одной копейки не занимать.