Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич
Бесконечно, глубоко благодарен Вам!
Ваш П. Чайковский.
Я ужасно радуюсь успеху “Онегина”.
163. Чайковский - Мекк
Каменка,
1883 г. октября 11 - 19. Каменка.
11 октября.
Милый, дорогой друг мой! Так ли хорошо там, где Вы теперь находитесь, как у нас? Здесь вот уже несколько дней стоит такая чудная, теплая, ясная погода, какой в это время года я и не запомню. Благодаря теплу и хозяйственные дела идут хорошо. Хлеб, который только в самое недавнее время могли посеять, теперь взошел хорошо, и сердце Льва Васильевича, который приходил уже в совершенное отчаянье, покойно за будущую озимь.
Я, с своей стороны, как-то особенно наслаждаюсь этими хорошими днями. Быть может, это оттого, что моя работа почти кончена, и, следовательно, будучи совершенно покоен, я не поглощен пока еще новыми сочинительскими затеями, имею возможность живее чувствовать наслаждение от этих чудных осенних дней.
Сюита моя состоит из пяти частей, а именно следующих:
1) Jeu de tons,
2) Valse,
3) Scherzo burlesque,
4) Reves d'enfant,
5) Danse baroque.
Оркестровку я уже кончил, теперь делаю переложение на четыре руки, и часть этой последней работы поручил г-же Губерт, которая уже не раз аранжировала мои вещи. В общем, я очень, очень доволен этим сочинением, но, впрочем, это повторение всё той же истории, т. е. я очень нежно люблю всякое свое чадо тотчас после появления его на свет, пока оно вполне мое и никто его не знает, но как только оно сделалось достоянием публики, я охладеваю к нему.
19 октября.
Только что вернулся из Киева, куда ездил для получения денег и вообще по некоторым делам. Оттуда же я отправил уже в Москву мою новую сюиту. Пока я был в Киеве, все наши каменские тоже отсутствовали; они были в Елизаветграде на крестинах у племянницы Льва Васильевича, Вари Самберг. Приехавши вчера, я был очень обрадован веселым и бодрым видом сестры моей, которая в последнее время беспокоила меня своим смертельно-грустным настроением. Я тотчас же догадался, что от Тани письмо без дурных известий; так и вышло. Если б Таня имела более теплое и любящее сердце, она бы остерегалась без надобности своими пустячными жалобами на судьбу убийственно огорчать отца и мать. Нужно Вам сказать, дорогая моя, что ее роман с Феppe кончился довольно обидно для нее. Здесь она всем рассказывала о его безумной любви; но оказалось, что безумно влюбленный успел посватать во время двухмесячного отсутствия молодую соотечественницу и, встретившись с Таней у доктора Шарко, сам весьма просто сообщил ей об этом. Отсюда отчаянный тон Таниных писем, чуть было опять до болезни не доведших сестру.
Я получил ответ от M-mе Губерт; она никогда ничего не выиграла в государственную лотерею.
Погода продолжает стоять изумительная, и я в Киеве ходил по улицам, как в Италии зимой - без пальто.
Будьте здорову, дорогой, милый друг!
Беспредельно Вам преданный
П. Чайковский.
164. Чайковский - Мекк
Каменка,
25 октября [1883 г.]
Милый, дорогой друг мой!
Думаю, что это письмо уже застанет Вас в Cannes. Желаю от всей души, чтобы пребывание Ваше там было для Вас во всех отношениях благоприятно.
У нас здесь всё идет благополучно. Погода стоит всё время чудная, солнечная, с легкие приморозком по утрам. К сожалению, воздух в Каменке в это время года бывает до того заражен миазмами из гниющего Тясмина (реки каменской), что нужно очень, очень далеко уходить, чтобы подышать чистым воздухом.
Вероятно, в прошлом моем письме по поводу окончания сюиты я писал Вам, что теперь я заслужил право отдыхать, и этим правом намерен широко воспользоваться. Я это всякий раз говорю, когда освобождаюсь от большой работы, и с наслаждением помышляю о временном безделье. Но всякий раз это оказывается пустыми словами. Как только наступает отдых, я начинаю тяготиться бездельем, выдумываю новую работу, увлекаюсь ею и снова начинаю с излишнею и никому не нужною поспешностью стремиться к окончанию нового труда. Вероятно, мне суждено весь свой век торопиться что-то окончить; знаю, что это вредно отзывается и на моих нервах и на самых моих работах, но преодолеть себя не могу. Только в путешествии я поневоле настоящим образом отдыхаю, оттого-то мне всегда так полезны и благоприятны для здоровья всякие поездки, и от этого-то я, должно быть, никогда и нигде не буду жить оседло и кочевать буду до последнего своего дня. Я пишу теперь сборник детских песен, о коем уже давно помышлял. Работа эта очень увлекает меня, и кажется, что песенки эти выходят удачно. Еще ничего не слышно о постановке “Мазепы”, и я был бы чрезвычайно рад, если бы мне подольше можно было здесь остаться. Не могу без содрогания думать о предстоящих мне мучениях при разучивании “Мазепы”, особенно Петербург меня пугает невыразимо.
Дай господи Вам здоровья и всяких благ, милый друг мой. Ваш, беспредельно преданный Вам
П. Чайковский.
Многие мои письма стали пропадать; быть может, и Вы некоторых не получили.
Прошу Вас, дорогой друг, всем Вашим передать мои поклоны. Какая милая Софья Карловна, что пишет Анне; последняя ужасно тронута этим.
165. Мекк - Чайковскому
Cannes,
30 октября 1883 г.
Милый, бесценный друг мой! Наконец-то я могу написать Вам хоть несколько слов. Третьего дня мы добрались до Cannes, где я нашла Ваше дорогое письмо, за которое премного благодарю Вас, милый друг мой. В настоящую минуту мы находимся в полном разгаре хлопот по устройству своей дачи. Остановились мы в гостинице, пока устроим всё на даче, и я надеюсь завтра перейти. Главный деятель в этом устройстве, как всегда, Владислав Альбертович; я же хотя ничего не исполняю сама, но всё назначаю сама, так что всё обдумать, придумать и распорядиться - это уже находится a ma charge [на моей обязанности]. Погода и температура у нас прелестные, но этот хронический необузданный ветер приводит меня в отчаяние.
От своего бедного, одинокого Коли я получаю письма очень часто; теперь он ждет - не дождется приезда своей дорогой Анны. Меня очень радует, что он так усердно занимается своею службою, жаль мне только очень, что Блюменфельд или Блюменталь (вообразите, милый друг мой, что я ни за что не могу затвердить, которое из этих двух имен принадлежит начальнику Коли), что он уходит.
Очень Вам благодарна, дорогой мой, за сведение в ответ на мою просьбу о фальшивом выигрыше M-mе Губерт, но, вероятно, этот слух именно взялся с того, что выиграла ее мать, как Вы мне писали, а она же, быть может, единственная дочь; ну вот для краткости и говорят, что она выиграла.
Благодарю Вас очень, очень, дорогой друг мой, за сообщение мне о Вашей новой сюите. Первый номер (Jeu de tons), должно быть, образцовый, потому что по этой части Вы неподражаемы: у Вас везде встречаются такие неожиданные и такие умные (извините за выражение) последования тонов, что подпрыгнешь на стуле от изумления, когда увидишь. Скажите, милый друг мой, что такое “Danse baroque”, что это за Danse, я в первый раз встречаю такое название танца. Я с большим нетерпением буду ждать появления сюиты в четыре руки; для меня это единственное средство узнать Ваше сочинение. Я до сих пор еще не ознакомилась с “Мазепою”; такая суета, что никто не может толково присесть к роялю. Влад[ислав] Альб[ертович] составляет себе квартет, тогда я надеюсь побольше слушать музыки.
О Татьяне Львовне я уже много сокрушалась. В Париже я уже легко поняла, чем кончился роман, и бесконечно жаль мне ее, и боюсь я ужасно за нее; я не знаю, чего бы я не дала, чтобы для нее скорее нашелся порядочный человек в мужья, а то такая жизнь ее, как теперь, куда как опасна. Сашок очень часто бывал у Т[атьяны] Л[ьвовны] в Париже, Соня и Милочка также были у нее два раза, но застали дома один раз, потом в Opera Comique, и Юля познакомилась с Т[атьяною] Л[ьвовною], и все, конечно, в один голос говорят, что она красавица; тем страшнее, - избави ее бог от недобрых людей.
