Португальские письма - Габриэль-Жозеф Гийераг
Мне хорошо известно, сударыня, что в вас так много чувствительности и милосердия, что вы не пожелаете ввергать ни меня, ни кого бы то ни было в то ужасное состояние, в котором вы ныне обретаетесь; это несомненный знак вашей природной доброты. Прошу мне верить, что такова и моя природная склонность и что ежели вы страдаете, то я этому никак не мог способствовать.
Не старайтесь оправдать меня в этом отношении: я не виноват в том, в чем вы меня обвиняете. Я убежден, что монахиня, подобно вам полная совершенств, бесконечно привлекательна. Доводы, которые вы приводите в пользу того, что к ней подобает питать какое-то особое чувство, по сравнению со светскими женщинами, весьма убедительны; но, оставляя в стороне все эти выдвигаемые вами веские доказательства, я скажу вам без лишних слов, что проникся к вам уважением только благодаря вашим собственным достоинствам. Манера светских женщин вести себя мне не по нраву; большинство из них изменчивы, им непривычно подолгу любить одного и того же человека, или, ежели они его и любят, то лишь для виду, из одолжения или из корысти. Суровость, к которой они прибегают, пренебрежение, желание помучить, кокетство, притворство причиняют любовникам во сто раз больше огорчений, нежели радостей. Я отлично понимаю, что вы ссылаетесь на эти доводы не для того, чтобы внушить к себе любовь: вы наделены слишком похвальными качествами, чтобы не привлекать к себе самые неприступные сердца; ваше обаяние столь властно, что противиться ему невозможно; красота, постоянство, верность, кротость вызывают восхищение, стремление служить и поклоняться вам у всех тех, кому выпало счастье знать вас. Другие красавицы мало что значат в сравнении с вами, и осмелюсь сказать, что заточать в монастырь женщину, полную стольких совершенств, как вы, — преступление. Ежели вы несчастны, то лишь потому, что вы пленница, от положения которой вы можете освободиться, когда пожелаете. Вы напрасно опасаетесь, что я мог изменить вам, ибо не видел вас каждый день. Неужто вы не знаете, что видеться с вами слишком часто не было ни в моей, ни в вашей власти, ибо вы находились взаперти, а также потому, что я подвергал себя опасности, входя к вам в монастырь? Ежели я расстался с вами и направился в армию, то это произошло лишь с вашего согласия: одни ваши достоинства способны были меня удержать. Ежели бы вы приказали мне остаться, я бы весьма охотно распростился со службой моему государю, дабы целиком принадлежать вам, не опасаясь ни гнева ваших родственников, ни строгости законов вашей страны. Я усердно доказывал вам мою страсть, будучи в Португалии. Ежели ныне знаки моей любви не дошли до вас, я в том неповинен, но мне было бы весьма огорчительно, если бы вы вышли из монастыря и приехали ко мне во Францию. Не потому что я не был бы бесконечно рад обнять вас в этой прекрасной стране, но по причине опасности, коей бы вы подвергались, и утомления, которое бы вы испытывали в дороге. Я отлично знаю, каким образом лучше всего осуществить ваше намерение, когда я буду иметь счастье вас увидеть, ежели вы все еще того желаете. Я беру на себя смелость говорить с вами так в своих письмах, поскольку вашей настоятельнице и вашим почтенным родственникам известно о нашем сговоре. В то же время ваша сдержанность в любви, ваша холодность, ваше презрение, ваша столь быстрая перемена так огорчают меня, что я нахожусь в полном отчаянии; но все равно я утешаю себя, ибо настолько уверен в вашей нежности и любви, что твердо убежден лишь в одном: как только вы получите мое письмо и увидите меня хотя бы ненадолго, вы измените свое решение. Я не могу не знать, сударыня, что я вам обязан большим, нежели кому бы то ни было на свете: вы беззаветно полюбили меня, отдали мне свое сердце, принесли мне в дар свою честь и свою жизнь, невзирая на противодействие ваших родных, суровость монастырского устава и строгость законов вашей страны. О, как мне только не благодарить вас за столь пылкую любовь! Неужто вы полагаете, что я могу вас забыть, что я покину вас после столь драгоценных доказательств вашей любви? Вы были бы вправе, сударыня, гневаться на меня, будь я неблагодарен до такой степени, что не писал бы вам и не проявлял бы ответного чувства на вашу любовь с той же пылкостью, с какою проявляете ее вы. Поступок мой не был бы достоин порядочного человека, я был бы изменником, злодеем и самым неблагодарным любовником на свете. Напротив того, бог мне свидетель, я всегда продолжал вас боготворить и любить более, чем самого себя. Я ни разу не погрешил в отношении вас отсутствием надлежащего почтения и должной любви: я отвечал на ваши письма со всем пылом и со всей возможной учтивостью; я выказал вам самую высокую и самую пылкую страсть, какую только может испытывать мужчина к самой прелестной и полной совершенства женщине. Я продолжаю нерушимо хранить это чувство. Что еще я могу сделать для вас? Чего вы желаете от меня? Я вам принес в дар всего себя и все, чем я владею. Я готов отрешиться от всего ради вас, совершить длительное путешествие, переплыть моря и подвергнуть свою жизнь прихотям водной стихии, дабы разыскать вас в вашей обители: после стольких доказательств моей страсти (ежели мне посчастливится преодолеть все эти опасности) мне останется лишь снова отдать себя во власть вашему гневу. Это я и сделаю, когда мне выпадет на долю великое счастье вас увидеть. Хотя
