Ты для меня?
Которые невольно пробудила, всколыхнула в глубинах души, вновь встретившись с Германом. Горько стало, словно желчь к горлу подступила. «Дура я! Неисправимая! Нельзя было приезжать. Нельзя было селиться в его доме. Ничему жизнь меня не учит! Не смогу я так. Не выдержу…»
Паника накрывала с головой. Ход собственных мыслей улавливала с трудом.
«Ничего. Ничего. Главное, глубже дышать».
Да черт! Как же это сделать, когда мысли мозг разъедают?
Сколько раз Лера ту ночь проклинала и простить себя не могла?
Да и не простила по сей день! После нее вся жизнь кувырком!
«Ладно, не скули! Заслужила…»
Германа она не винила. Никогда. Лишь себя. Одну себя.
На воспоминания о нем Лера была готова молиться. Но из-за того, что он из своей жизни ее вычеркнул, страшно терзалась. Обида кислотой внутренности разъедала. Спирина отказывалась верить, что ничего для него не значит.
«Неправда! Он просто злится еще! Наказывает меня!»
Да уж. Наказана она была сполна и с особой жестокостью.
Своими действиями Герман в клочья разодрал ее сердце. Зато, сам того не подозревая, вырастил из нее бойца. Год за годом Лера совершенствовалась, чтобы ни в чем ему не уступать. Ни в чем! Представляла их встречу. Готовилась. Так, незаметно для самой себя, научилась идти к поставленной цели. Как бы трудно ни было, она не признавала преград. Игнорировала их или обходила. Отец сокрушался – мол, тяжело тебе придется в жизни с мужским-то характером! Совсем уступать не умеешь!
В такие моменты Лере хотелось кричать от бессилия.
«Куда тяжелее-то? Куда?»
Герман забыл про нее. А у нее не выходило! Потому что не хотела!
До последнего цеплялась за любую ниточку, связывающую их.
Стоило Глебу заикнуться о новом увлечении брата, оно тут же становилось ее увлечением. Лера зарывалась в книгах, досконально изучая все тонкости данной отрасли. Думала: вдруг приедет? А я не сдулась! И не сломалась!
Сверстники-студенты развлекались, а она зубрила как одержимая. Иногда даже поесть забывала. Приезжая на каникулы, Глеб крутил ей пальцем у виска, когда Лера брала книгу с собой даже в клуб!
Если тусовка была скучной, она просто… читала.
Осознание конца истории, причем безвозвратного, пришло на двадцать первый день рождения. Если до этого в ее душе и жила слабая надежда – в тот миг она умерла. Когда в беседе с ее отцом Глеб проговорился: Герману некогда в гости приезжать – он девок как перчатки меняет. Каждый день у него новая. Домой-то ночевать не всегда приходит. Какие ему гости?
Словно пелена с ее глаз спала в тот момент. Так больно стало, точно грудную клетку без наркоза вскрывали. Понимала, конечно, что не монах он. Затворником не живет. Но не до такой же степени! Она ведь ждала его! Никого к себе не подпускала. Ни свиданий. Ни ухаживаний. Все пресекала на корню. Да что там, не целовалась ни с кем после него!
Ох и затрясло же ее тогда. В ярости она смела праздничный торт со стола под изумленные крики друзей и не менее озадаченный взгляд отца.
Ничего не объясняя, Лера закрылась в своей комнате и прорыдала там весь вечер. А потом… потом сорвала с шеи его подарок – черную жемчужину, с которой не расставалась ни на миг все эти годы. Она носила ее подобно знамени. Подобно обручальному кольцу. Стоя тогда у зеркала и глядя на себя – заплаканную, жалкую, – девушка решила наконец поставить точку. Начать все с чистого листа. И получилось вроде – Лёню вскоре встретила. Даже полюбила его по-своему. Искренне. Но после первой же их близости, после первого в своей жизни полноценного оргазма у нее случилась истерика. Да такая, что в пору психушку вызывать. Перепугала же она тогда своего мужчину, завывая в постели и глотая слезы. Он не понимал причин. Конечно, не понимал, куда уж там! А у нее душа наизнанку выворачивалась. Казалось, будто она предала его. Свою любовь. Словно изменила ему.
И тот факт, что Герману давным-давно на нее плевать, облегчения не приносил. Со временем Леонид стал центром ее вселенной. Помог все забыть. Залечил кровоточащие раны. Жаль только, новые оставил. Не менее глубокие. А может… даже более. Но и это Лера смогла пережить. Лишь одно правило не уяснила: не наступать дважды на одни и те же грабли!
— Лера?
Спирина рассеянно завертела головой, пытаясь определить, откуда исходит звук. С удивлением заметила, что конференц-зал опустел. Переговоры завершились. Остались лишь представители их холдинга. Алина, скрестив руки на груди, подчеркивая этим свое глубокое декольте, взирала на нее с таким видом, будто бесполезнее Леры никого на свете еще не придумали.
Ревность опалила легкие. Руки неосознанно в кулаки сжались.
«Змея! Спала с ним!»
А Герман… лучше бы вообще на него не смотрела. Он злился.
И злился страшно. Его скулы ходуном ходили. Крылья носа раздувались.
«О, отлично! Может, и мне разозлиться?»
Огромных трудов ей стоило сосредоточить взгляд на Станиславе Юрьевиче.
— Да? — отозвалась немного заторможенно.
— Ты в порядке?
— Да.
— Я просил тебя подготовиться сегодня на все сто!
— Я… готовилась.
— Ты уверена?
— Да.
«Черт! Какая же я размазня! Никуда не годится!»
Осторожно подбирая слова, Станислав Юрьевич заговорил:
— Лера! Как бы это помягче…
— Хватит, отец! — рявкнул Герман, ударяя ладонью по столу и слегка подавшись навстречу Валерии. — До второго пришествия будешь с ней сюсюкать? Что это было, Спирина? Что это было, черт подери?
— Полегче, сын! — вмешался Давыдов-старший.
Лера недоуменно округлила глаза:
— А… что было?
— Она еще спрашивает! — фыркнула Покровская. — Да ты чуть переговоры не сорвала, милочка!
— Боже! — выдохнула она, ничего не понимая. — Простите!
— Лерочка, милая, если нехорошо себя чувствуешь…
