Задорная Мандаринка
— Пошли, — взял он меня за руку. — Они тебя уже обожают!
— Ага, ага.
Не думаю, что после такого фиаско можно рассчитывать на искреннюю любовь со стороны его родителей. Но когда мы с Ильёй за руку зашли в гостиную, все смотрели на меня с улыбкой и совсем не такой, типа, "цирк уехал, клоуны остались", а искренне-доброжелательной. А мама моего мужчины даже с нежностью.
Само застолье прошло неплохо: я пару раз сказала какие-то глупости, не успев вовремя прикусить язык, но все рассмеялись и отметили мою непосредственность; потом нечаянно положила салат мимо тарелки, прямо на руку рядом сидящего Ильи, на что он лишь бросил уморительное: "Подожди, ещё не время есть у меня с рук!" И все снова разразились звонким хохотом. В целом, все проходило на позитивной ноте, и я была абсолютно покорена атмосферой в доме Хромова и его удивительными родителями.
Но ровно до того момента, как Людмила Васильевна произнесла роковое: пойдем, я тебе кое-что покажу.
И вот, я стою здесь, перед шкафом с зеркальной дверцей, смотря на себя в трех слоях отвратительного тюля, из-под которого выглядываю зелёные тапочки с зайцами и не знаю, как сказать этой потрясающей женщине напротив, что я ни за что в жизни не выйду замуж в платье ее невестки! Тем более мы с Хромовым встречаемся-то второй день! Какая свадьба, какие внуки, Людмила Васильевна?!
— А ещё сюда бижутерия где-то есть... Надо Наташеньку позвать, наверно у нее где-то!
И прежде, чем я успеваю произнести хотя бы звук, мама Ильи убегает в неизвестном направлении. Снова смотрю на себя в зеркало и морщусь от ужасающего вида. Как меня угораздило согласиться его примерить? И как, ну, просто, как, можно было купить такое отвратительное платье? Хорошо, я допускаю, что Наташа постройнее меня будет и, наверняка, не смотрелась, как я, бабой на самоваре, но эта ткань... эти блёстки... А фата! О. Мой. Бог.
Слышу, как дверь в комнату приоткрывается и натягиваю жалкую улыбку на лицо. Давай, Инна, напрягись, вспомни, как тебя там учили работать со сложными клиентами на бесчисленных тренингах? Подстроиться, фразу-мостик, вежливый отказ с альтернативой. Набираю грудь полную воздуха и замираю, увидев позади себя Хромова. Моего Хромова.
Он стоит, облокотившись на закрытую дверь, и улыбается так, как умеет только он: насмехаясь и возбуждая одновременно.
— Мандаринка, если бы я знал, что ты так хочешь замуж…
— Молчи, Хромов, просто, молчи! — останавливаю его. — Ты знал, что у твоей мамы навязчивая идея?
— Она впервые знакомится с моей девушкой, поверь, она уже знает, сколько у нас будет детей.
— Ты никого раньше сюда не приводил? — удивляюсь я.
— Я никогда раньше не встречал таких Мандаринок, — пожимает он плечами, надвигаясь на меня с горящими глазами. — Ты ужасно сексуальная во всем белом!
— Ты, видимо, ослеп, я ужасно нелепа во всем этом!
Но скот уже добрался до моих губ, жадно завладел моим телом и пытается меня распаковать.
— Тише, тише, ты что, сейчас же вернется твоя мама! — шепчу, а сама уже в агонии предвкушения.
— Я закрыл дверь на щеколду, — поцелуями прокладывает путь к моему декольте. — Боже, как же развязать это адское обмундирование?!
— Это платье жены твоего брата, мы не можем так поступить!
— Это свадебное платье, Мандаринка, оно предназначено для любви! — не унимается он. Резко разворачивается меня к себе спиной и начинает яростно расшнуровывать корсет. От его нетерпеливых движений одна из лент рвется и повисает уродливым клочком. Но нас с ним это уже не волнует, потому что он, наконец, добирается до моей кожи, до спины, живота, груди. Платье белой лужицей растекается под моими ногами, и я остаюсь в одних колготках и тапочках с ушками.
Илья глухо смеётся над моим видом, а потом одним резким движением снимает с меня все.
Когда мы выходим из комнаты, я чувствую себя ужасно. Подумать только, проделать такое, в доме у его родителей, в свадебном платье его невестки… Но Илья выглядит совершенно нормально, как будто не он только что... ох, что он вытворял!
— Мам, пап, мы поехали, — кричит он из коридора и подаёт мне пуховик.
Все семейство выходит к нам, чтобы попрощаться. Меня обнимают как родную, приглашают приехать в следующее воскресенье на традиционный воскресный ужин и искренне улыбаются. Я чувствую себя растроганной и очень счастливой, пока скот не бросает:
— Натах, платье пострадало, не обессудь.
И с глупым смешком тянет меня на выход. Последнее, что я вижу, как семейство Хромовых вновь разражается хохотом.
