Задорная Мандаринка
Инна
Вилка в моей руке — это оружие! Болезненное, если правильно им воспользоваться. А вариантов, как ее применить, за последние двадцать минут нарисовалось немало.
Смотрю в наглые серые глаза, на легкую усмешку на красивых губах и желаю только одного — его (зачеркнуто) — крови! Воткнуть мельхиоровое орудие в шикарную ягодичную мышцу, может, провернуть там разок, чтоб сидеть пару месяцев не смог и стереть, наконец, эту победную улыбку с его лица!
Но вместо осуществления своих тайных фантазий вяло копаюсь в тарелке, вылавливая поджаренные грибочки и давлю из себя сухую улыбку. Любую мою попытку объяснить маме, что Хромов просто прикалывается, никакой он не жених и скорее рак на горе свистнет под дождичком в четверг, чем это станет таковым, скот виртуозно обрывает и все переводит в шутку.
Ненавижу, как же я тебя ненавижу, скот! "Убью тебя" — выражаю глазами мысленный посыл. "Ручки коротковаты!" — горят его ответным.
Под столом наши руки сцепляются в непримиримой вражде: он сжимает мою ладонь до хруста, я впиваюсь ногтями в тыльную сторону его! Оба сдавленно шипим, но маме улыбаемся. Спустя мучительные сорок минут мама скрывается в своей комнате, а я завожу Хромова в свою, чтобы убить, расчленить и избавиться от его останков незаметно для родителя.
В темной комнате, подсвеченной лишь фонарем с улицы, мы тяжело молчим. Это тот вид молчания, когда густой, вязкий воздух, между нами, наполнен разрядами тока и обоюдными убийственными взглядами. Он медленно поднимает свою левую руку и подносит ее к губам.
— Дикая Мандаринка! — шипит он. — Тебя нужно держать в клетке, с твоими острыми коготками!
— А тебя выставлять в цирке с клоунскими номерами! — не уступаю я. — Что за представление ты устроил?! Какой безработный? Какой жених?! Какой переезд???
— Это я-то устроил? Ты начала эту войну, рыжая. Рассказать, как отреагировала моя мама на сообщение, что ее любимый сын — гей, да ещё и с избранником?!
Я густо краснею, понимая, что да, перегнула я палку, но не хотела, вот честно. А теперь даже поздно оправдываться, ничего не исправишь.
— Не находишь, что сделать твоего нового жениха бездомным тунеядцем ещё куда ни шло? — вскидывает он бровь, тараня меня пронзительным взглядом.
— Какой же ты скот, Хромов, — произношу тихо, с чувством, с расстановкой.
— Я уже это слышал, — он делает шаг вперед, затем еще один и оказывается в считанных сантиметрах от меня, я даже ощущаю жар его тела, так близко он подошёл. — Но, знаешь, что, Мандаринка? Я думаю, тебе это нравится!
Его ладони ложатся мне на талию, крепко сжимая, причиняя томную боль, ожидание чего-то большего. Носом он трётся о мою шею, обжигая теплым дыханием.
— Скажи, что это не так. Останови меня, рыжая, — шепчет мне в губы, оставляя между ними миллиметры, дразня. Поддаюсь вперед, сдаваясь. Припадают к его "невозможно удержаться" рту.
"Да", — говорю губами. — "Нравится".
"Не верю, Мандаринка" — добивается правды его язык. — "Убеди меня".
"Нравится, нравится, нравится!" — кричит мое сердце, выбивая дробь напротив его.
Судорожно вдыхаю воздух, не понимая, почему лёгкие сжались до размера ореха, когда его губы отправились в путешествие по шее, ключицам, груди. Всхлипываю, желая заглушить ужасное ощущение счастья, которое не должно было поселиться во мне, но неконтролируемо завладело остатками сознания. В голове прокручиваю все грязные сцены, которые мы обязаны повторить из той шальной ночи, когда все резко прекращается. Илья прижимается ко мне всем телом и кладет голову поверх моей, прижимаясь лбом к двери позади меня. Я чувствую дрожь его тела, неровное дыхание и глухое сердцебиение. Глажу руками его спину, понимая, что этот момент бесценен.
Это момент не страсти пополам с ненавистью, не мести или наказания. Это минута бесконечного единения.
— Мандаринка, кажется, я… — его тихие слова тонут в моих волосах.
Я ужасно, ужасно хочу их услышать, поэтому отталкиваю его на расстояние, достаточное для того, чтобы заглянуть ему в глаза. Он словно читает мои мысли, говоря:
— Еще рано.
Я смотрю на часы над столом и удивлённо замечаю:
— Почти полночь…
Он тихо смеется, переходя в обычное расслабленное состояние.
— Смешная Мандаринка, — поворачивается вокруг своей оси, рассматривая комнату в полумраке. А я заливаюсь краской, запоздало понимая, что сейчас он увидит то, что совсем не должен! Никто не должен! Никогда!
— Коалы? — следует насмешливый вопрос.
Блин, блин, блин. Загораживаю собой выключатель, чтобы он не рассмотрел больше, чем увидел уже. Этого он мне точно никогда не даст забыть!!!
— Ты самое странное существо из всех, кого я знаю! — смеётся он, проходя к столу. Берет в руки одного из моих плюшевых питомцев и вертит в руках, освещая комнату безупречной улыбкой. Ну почему ему нужно быть таким невозможно красивым? Почему бы не добавить уродского родимого пятна на его лицо или жирные пальцы на руках, чтобы я не чувствовала себя рядом с ним как курица щипанная? Вселенная, ты несправедливо отсыпаешь дары!
Пока я размышляю над несправедливостью мира сего, Хромов бесшумно перемещается по моей, квадратов в двенадцать, комнате. Я понимаю, что много времени на то, чтобы найти то, что ни в коем случае он не должен, не понадобится. Пользуюсь его остановкой возле зеркала, украшенного фотографиями, и начинаю отвлекающий маневр. Стягиваю громоздкие часы с запястья и кидаю их на пол — все равно дешёвая подделка — с громким стуком. Скот оборачивается, а я, не отрывая от него взгляда, начинаю медленно расстегивать пуговицы на блузке.
— Что... что ты делаешь? — недоумевает он, не сводя глаз с моих пальцев.
— Мне нужно переодеться ко сну, — говорю с придыханием, увлекая его в новый раунд нашей игры, все, лишь бы он не добрался до стеллажа.
— Позволишь мне остаться? — заплетающимся, словно пьян, языком, говорит он.
