(не) случайная ночь с боссом
В салоне автомобиля пахнет дорогой кожей. А еще немного бергамотом и цитрусом. Вавилов вальяжно откинулся на спинку сидения и с нескрываемым интересом рассматривает меня, скованную и жутко нервничающую.
– Какой у тебя адрес, Ангелина? – интересуется он.
– Проспект Ибрагимова двадцать, – отзываюсь я, гипнотизируя взглядом футуристичную кнопку стеклоподъемника. – Еще раз спасибо.
Я хоть и обещала себе быть спокойной (если не внутренне, то хотя бы внешне), но все равно мандражирую. Такое ощущение, что попала в логово хищника: свет приглушен, воздух прохладный и наэлектризованный, а синие глаза моего босса угрожающе поблескивают в полумраке.
– У вас очень красивая машина, Александр Анатольевич, – говорю я, стремясь нарушить тишину, которая становится поистине нестерпимой.
– Служебная, – небрежно бросает он. – Я предпочитаю более концептуальные модели.
Не знаю, что это значит, но все же понимающе киваю.
– Ну рассказывай, Ангелина, как ты докатилась до того, что в десять вечера торчишь на работе?
– Мне поручили один очень непростой проект. Я так им увлеклась, что потеряла счет времени, – признаюсь я.
– Ну… Для молодой женщины это недопустимая жертва, – бархатный голос Вавилова обволакивает салон. – Твой мужчина не против таких задержек?
Когда речь зашла о работе, я немного расслабилась, ведь это так естественно – говорить с босом о работе, правда? Но теперь, когда он упомянул моего молодого человека, я вновь чувствую, что натягиваюсь тугой струной.
– Мы… Мы не живем вместе, поэтому для него это останется тайной, – пытаясь снабдить свой тон шутливыми интонациями отвечаю я.
Рядом с уверенным Вавиловым мне совсем не хочется казаться закомплексованным деревом.
– Хм, интересно. Мне нравится это слово, – ни с того ни с сего заявляет он.
– Какое?
– Тайна. Есть в нем что-то манящее и запретное, согласись?
Мужчина слегка щурит глаза, отчего его взгляд становится совсем уж смущающим.
– Да, наверное, – шумно сглатываю. – Только я не совсем понимаю человеческую тягу к запретному…
– О, правда? – уголки губ Александра Анатольевича подскакивают в усмешке. – Видимо, пока ты еще слишком юна для этого. Но с возрастом непременно поймешь.
Его тон звучит так заговорщически, что во мне невольно просыпается любопытство.
– Почему вы так думаете?
– С рождения мать многое запрещает ребенку, например, лезть в кипяток. Поначалу он не слушает ее, старается все проверить сам. Но поскольку в детстве в основном все запреты обусловлены возможными опасностями, то ребенок быстро убеждается, что мать права и ей можно доверять, – густой баритон Вавилова наполняет салон, вызывая в моем теле мурашки. – Но идет время, человек растет, получает новый опыт. И взрослея, начинает понимать, что не все запреты имеют такую же жесткую обусловленность, как в детстве. До него доходит, что порой за стеной запрета скрывается острейшее удовольствие, и поэтому тяга к тому, что запрещено, увеличивается в разы.
Мне чудится, или голос Вавилова правда вибрирует эротическими интонациями? И что он подразумевает под острейшим удовольствием? Не секс же?..
Господи! Ну о чем я только думаю?! Умный мужчина делится со мной своей философией, а мне мерещится какой-то неуместный подтекст! Стыд и срам, Лина!
– А я никогда не нарушала запреты, – тихо признаюсь я. – С детства была, что называется, примерной девочкой. Не ела конфеты перед обедом и во всем слушала маму.
– Да? – лицо Вавилова озаряется до одури обаятельной улыбкой, а он сам едва заметно придвигается ближе. – Любопытно. Обычно примерные девочки оказываются теми еще бунтарками.
Его взгляд, прямой и острый, провокационно царапает щеку, и я чувствую, как от волнения внутренности живота затягиваются тугим узлом.
Боже… Почему он так на меня смотрит?
