Ты для меня?

Домой отправились сразу же. Переглянулись и, не сговариваясь, устремились к машине Германа. Да! Сбежали от проблем самым бессовестным образом, ибо объяснять сие величайшее «шоу» всем его невольным зрителям было ой как неловко! Кожа от запоздалого раскаяния и стыда полыхала огнем, а румянец сильно обжигал щеки.

Так позориться нужно уметь!

Что-что, а «Оскаром» по голове она определенно заслужила!

Казалось, данный конфуз Давыдова не беспокоил вообще. Сосредоточившись исключительно на дороге, он гнал как сумасшедший, едва успевая тормозить на перекрестках. Валерия же боялась и пикнуть лишний раз, тайком разглядывая его точеный, словно вырезанный из камня профиль. Вжималась в спинку пассажирского кресла, не в силах более лицезреть зашкаливающие показания спидометра. Понимала: любое неосторожное слово, брошенное сейчас под руку, может обернуться катастрофой, потому и сидела молча всю дорогу. Лишь губы кусала, пытаясь отвлечься. Хоть как-то успокоить разбушевавшиеся нервы.

Стоило им оказаться в особняке, мужчина практически за шкирку поволок ее в свою спальню. Прямо в обуви, пресекая ее жалкие попытки разуться на корню. Со звуком захлопнувшейся двери рухнули и последние сдерживающие их барьеры. Началось нечто, не поддающееся контролю или же логическому объяснению. Пожалуй, впервые в своей жизни она боялась Германа. По-настоящему боялась ему перечить. Им двигала примитивная, почти животная потребность присвоить ее. Метить территорию. Клеймить. По крайней мере, именно так ей показалось. Потому-то одежду с Леры Давыдов не снимал, а нетерпеливо срывал, превращая в лохмотья. Раскидывая по комнате. Больны. Оба! Неизлечимо.

Пусть так. Господи, да! На дно. В самое пекло. Но в его руках!

***

Судя по всему, на тот свет Герман вознамерился отправить именно ее. Причем конкретно так вознамерился! Не Лёню, свалившегося подобно снегу на голову, будь он неладен. А ее! Взъерошенную. Разгоряченную. Насквозь взмокшую и липкую от пота. Охрипшую от стонов. Обезумевшую от страсти под ним. Потерявшую связь с реальностью. Ослепшую. Оглохшую.

Да что уж там, совершенно не владеющую собственным телом. Собственными желаниями. Мыслями. Дыханием.

Все ему принадлежит. Все. До последней частички Валерии Спириной.

Он замер в ней, до боли стискивая пятерней ягодицы и наматывая волосы на свободный кулак. Мгновение спустя комнату огласил мучительный рев. Герман снова кончил, наполняя ее своим горячим семенем.

В… в…?

Никак не могла собраться и элементарно вспомнить, в какой же раз? Она сбилась со счета, теряясь во времени и пространстве. Казалось, еще секунда, и она под ним определенно распрощается с жизнью! Буквально. Удовлетворенная и ошалевшая от оргазменного передоза. Подобных длительных марафонов у них еще не случалось, и эта аномалия… откровенно говоря, настораживала. Как и совершенно нездоровый, маниакальный блеск его глаз. Поведение Германа сильно смахивало на одержимость. Он не останавливался! Вопреки законам природы. Вопреки законам физики! Кончал, заливал Леру спермой и вновь насаживал на член. И брал. Брал. БРАЛ! Вот и сейчас, стоило ей попытаться выползти из-под него, откатиться в сторону, оказалась еще сильнее пришпилена к матрасу всем весом мощного тела. Обездвижена. Пленена.

Грозный рык раздался у самого уха, пробуждая к жизни миллионы нервных окончаний. Табуны мурашек не заставили себя ждать. Как и оглушающий рев пульса, стучащий даже в висках. Мгновение спустя Давыдов развернул ее на бок, намереваясь продолжить. Лера внутренне содрогнулась.

Нежная плоть ныла, пощипывала и саднила, причиняя зверский дискомфорт. Буквально умоляя о передышке.

— Герман, — попыталась увернуться. — Может, хва…

— Я сам решу, когда хватит!

— Но…

— Отымей, как пожелаешь! — гортанно прохрипел вдруг. — Сделай со мной все, на что есть право только у моего мужчины! Знакомые слова?

Настороженно кивнула. Конечно!

Она сама нашептывала их ему, когда отдавалась в бассейне.

— Так кто же твой мужчина, Лера?

— Ты! — вернула незамедлительно.

Тяжело дыша, Герман склонился к ней и заглянул в глаза:

— Тогда какие могут быть вопросы, мелкая?

Действительно! И все же один имелся:

— Именно поэтому решил забить меня своим членом до смерти?

Короткий смешок. Холодный. Напряженный.

До костей продрало от сквозившей в нем безысходности.

— О да! — с обманчивой нежностью провел костяшками пальцев по ее беззащитной шее. Спустился к груди. — Залить как следует и сдохнуть вместе с тобой! Сдохнуть… в тебе!

Боже-Боже-Боже…

Лера нервно увлажнила пересохшие искусанные губы.

— Герман, — осторожно заключила в ладони его лицо. Такое же мокрое и вспотевшее, как ее собственное. — Посмотри внимательнее. Во мне уже столько спермы, словно я роту солдат обслужила!

— Мало! — гаркнул, заставляя вздрогнуть. Распрямился. — Я утопил бы тебя в ней. Клянусь, утопил бы! Лишь бы только…

— Лишь бы только… что? — ошарашенно уставилась на Давыдова.

— Ничего! — бросил коротко, выравнивая дыхание. — Раздвинь ягодицы. Сама.

— Зачем?

Голос дрогнул в предчувствии неладного. Озноб прошелся вдоль влажного позвоночника.

— Лера, не зли меня! Не рискуй, девочка!

Свихнулся! Как есть – свихнулся. Он не в себе!

Впрочем, диагноз у них общий.

— Хорошо, — вибрируя от напряжения, выполнила просьбу. Полностью открываясь его жадному взору. Многострадальное девичье сердце перестало биться, пытаясь погрузить сознание в кромешную тьму, когда Герман принялся осторожно ощупывать ее там… там, где меньше всего ожидала.

— Прелестно! — довольно проурчал, мягко разминая тугой сжавшийся анус. — Где-где, а уж тут он точно не бывал!

Воздух резко встал поперек горла, перекрывая дыхание.

Осознание точно обухом шарахнуло по голове.

Божечки! Да он ревновал ее! Ревновал к Лёне. Собственнические порывы разрывали в клочья все его хваленое самообладание!