Ты для меня?
Мужчина понимающе кивнул:
— Что ж, поздравляю вас. Вы – отличные ребята и замечательная пара!
Несколько долгих секунд они молча таращились друг на друга, пытаясь осмыслить услышанное. А после едва пополам не сложились от собственного и очень уж неприличного хохота.
— Боже упаси! — приговаривал Глеб, вытирая слезы. — Боже упаси!
Лера ничуть не уступала:
— Лучше в монастырь! В монастырь!
— Так вы не…
— Вы с ума сошли? — зычно поинтересовался друг. — Она же… сестра моя!
Спирина отчаянно закивала головой, подтверждая каждое слово:
— К тому же мы перестраховались на случай, если вдруг родителям придет в голову мысль породниться нашими силами.
Воцарилась полнейшая тишина, в которой был бы слышен и взмах крыла бабочки.
— И каким же образом?
Осторожно. Вкрадчиво.
— Общеизвестным! — Глеб состроил такую гримасу, будто у него спросили несусветную чушь. — Покрестили нашего сына!
***
Если Глеб и планировал произвести фурор последним высказыванием, то своей цели парнишка определено достиг. Повисшая тишина ошеломляла. Стихла даже музыка. Выражаясь коротко и по существу – у коллег наверняка закипел мозг от всего вышесказанного. Люди познали истинное значение термина – шок! В чистейшем, с*ка, виде!
Девушке стало совсем не до шуток. Во-первых, она убедилась окончательно, что Герман все же присутствовал на вечеринке. Иначе накрывшее ее цунами чужой ярости, отчаяния и боли, проявившееся как самый настоящий толчок в сердце, объяснить было нечем. Во-вторых, Лера знала наверняка, что сидел он совсем рядом. За одним столиком с родителями, Тереховым, Смирновой и Покровской. Два стула пустовали – очевидно, их с Глебом места. Теперь она это видела. И столь четко, словно стояла в каком-то метре от мужчины.
Сейчас Давыдов не просто удерживал ее взгляд, заставляя замереть от напряжения и забыть об остальных участниках торжества. Куда там! Их «гляделки» он превратил в самый настоящий поединок. Смертельную схватку, из которой ей никогда не выйти победителем.
Только держись! Держись, дьявол тебя подери!
Лера с достоинством выдержала колющий точно скальпелем ледяной взгляд с явным привкусом металла. Разве что чаще дышала да губы терзала, кусая чуть ли не до крови, выдавая себя с головой. Послышался страшный скрежет. Словно когтистой лапой, не щадя, с нажимом, прошлись по ребрам изнутри, раздирая мышцы.
А, нет! С таким звуком стеклянный стакан, сминаемый левой рукой Германа, разлетелся вдребезги под гнетом его дикой и необузданной мощи. Осколки впились в мягкую плоть, и спустя мгновение белоснежная скатерть окрасилась багрянцем. Лера вздрогнула, будто от сильнейшего удара, ощущая его боль, как свою собственную. Давыдов не шелохнулся, словно и не заметил вовсе. Продолжал смотреть все так же пронзительно. Не мигая. А кровавое пятно на столе становилось все больше. Она прослезилась, едва сдерживаясь от душераздирающего вопля.
Почему он не пытается остановить кровь?
А вот Алина столь сдержанной не являлась – вскрикнув, искренне ужасаясь, принялась услужливо промокать салфеткой травмированную ладонь, предварительно удалив кусочки стекла.
«С*чка! — ревело подсознание, толкая на безумства. — Не смей к нему прикасаться!»
Хотелось ринуться к нему, оттолкнуть в сторону его бывшую любовницу и обнять. Крепко. Чтобы уже никогда никому не отдавать. Однако Лера продолжала стоять, будто парализованная. А он продолжал пытливо смотреть, словно… ожидая чего-то. Но чего? Сердце вдруг пропустило болезненный удар, а потом принялось надрывно гонять кровь по венам.
Господи! Он ведь ждет подтверждения слов Глеба или их опровержения! И просто сатанеет от неизвестности.
Осознание данного факта привело в чувство быстрее, нежели внезапно свалившийся на ногу кирпич.
— А теперь, — громко и зло обратилась к другу, — давай проясним ситуацию, пока нас не сожгли на костре, как главных извращенцев года!
Не только Глеб знал ее как облупленную. Лера могла похвастать тем же.
И по сурово сдвинутым бровям понимала – вредничает! Ну, вредничает же! Неужели, заметив на приеме брата, решил показать, что хотя бы в отношениях с ней превзошел его?
— Да, мы дороги друг другу, как родные. Но! Кровного родства у нас нет.
Ей показалось, или люди в зале наконец-то начали шевелиться? До этого сидели, замерев. Как статуи.
— Ребенок, которого упоминает мой друг, существует в природе. Его зовут Савелий, ему четвертый годик, — взгляд на Германа. Глаза в глаза. — Это сынок Ланы и Валька. Мы крестили его за пару дней до моего двадцатилетия. А Церковь, как известно, запрещает крестной и крестному одного и того же ребенка вступать в интимные отношения. Вот что пытался сказать Глеб. Не более…
Она слышала вздох облегчения, слетевший с губ Давыдова, даже сквозь внушительное расстояние. Ощущала, как если бы стояла рядом. В такт движениям его грудной клетки дышала и сама. Видела расслабленное лицо и наконец-то опущенные веки. Поправочка! Блаженно опущенные веки.
Поверил! Хвала небесам, поверил!
Лера не знала, что чувствовала в тот миг. Банально, конечно, но так хотелось реветь от переизбытка эмоций! Вместо этого лишь глупо улыбалась. И когда почувствовала себя в крепких объятиях Глеба. И когда зал разразился бурными аплодисментами, вновь выкрикивая «молодцы», «какие вы хитрюги», «продуманы» и «аферисты малолетние». Улыбка не сползала с лица ровно до того момента, пока Герман, словно ото сна очнувшись, заметил свою поврежденную кисть и воркующую над ней Покровскую. Нахмурившись, мужчина отнял руку. Наспех перетянув раны матерчатой салфеткой, быстрым шагом направился в сторону туалета. А когда Алина побежала за ним – оказывать непосильную помощь, Лера поняла, что такое состояние аффекта. Цепляясь за остатки разума, то и дело сметаемого всполохами лютой ревности, вырвалась из захвата друга и, ничего не объясняя, ринулась за девушкой.
