Реквием по любви. Грехи отцов
Далеко, правда, не ушла – успела среагировать и вовремя затормозить, чудом не врезавшись в Соню. Подруга явно пребывала не в себе, ибо никого не замечала на пути к собственной цели, коей являлся Ювелир – ее отец. Она пулей пролетела и мимо Лизы, и мимо Ирины Павловны, и даже мимо Прокурора, которого в принципе было сложно спутать с воздухом из-за элементарного телосложения. Взъерошенная после сна и взбешенная до крайности, Соня выглядела как минимум устрашающе.
— Не могу поверить, что ты это сделал! — возмутилась девушка, опираясь ладонями на свободную часть стола. — Папа, как ты мог?
Петр Петрович окинул ее строгим взглядом:
— Выражайся конкретнее!
— Конкретнее я выражусь наедине, — настаивала Алмазова, намеренно игнорируя его недовольство. — Удели дочери минутку!
— Мы с тобой все обсудили еще вчера, и добавить мне нечего.
— Зато мне…
— Сейчас не время для твоих выкрутасов! Живо вернись в дом и сиди там тихо!
Лиза изумленно уставилась на Петра Петровича.
Впервые на ее памяти он был так резок со своей принцессой.
В шоке пребывала и сама Соня.
Однако ни тон, ни слова родителя не умерили пыла девушки:
— Никуда я не уйду! С твоей легкой подачи меня мать родная в шлюхи записала! Ты в курсе, что у нее там нервный припадок случился: дочь непутевая практически в подоле принесла! Зачем ты ей рассказал? Зачем?
— Интересно! До каких же пор ты планировала утаивать от нее эту радостную весть?
— Вот до каких надо…
— Во-первых, она имела право знать! — свирепо выплюнул Ювелир тоном, от которого Соня внезапно отпрянула. Ошарашенно. Тяжело дыша. — Во-вторых, твое интереснейшее положение – результат ее упущения тоже! А в-третьих, не повышай-ка голос на отца, если не хочешь отведать ремня!
— Какого еще ремня?
— Того самого, которым я мало лупил тебя в детстве!
— Мне не семь лет…
— Разговор окончен! Мое решение относительно Германии так же останется неизменным. Ты вылетаешь завтра вместе с Лизой и Кириллом.
«О, Господи!»
Лизавета сочувственно посмотрела на подругу, искренне желая крепко обнять ее. Приободрить. Утешить. Сама-то она давно смирилась со своей участью относительно возможной поездки. Ведь и Дмитрий был из числа тех, кто настаивал на ее необходимости. Однако Соню, вероятно, эта новость застала врасплох. А сама перспектива вселяла настоящий ужас.
Теперь многое становилось понятным, включая ее странное поведение.
Вот что крылось за ее праведным гневом. Вот откуда столь ярый протест.
«Страх!»
Она до ужаса боялась разлуки с Гордеевым. Разлуки с отцом своего ребенка.
Будто не веря собственным ушам, Соня отрицательно покачала головой.
А затем вперилась в родителя куда более упрямым взглядом:
— Это мы еще посмотрим! — хохотнула она, воинственно упирая руки в бока. — Я все рассказала Алексею. Имей в виду: он отменил свои дела и уже мчится сюда. За мной!
— А вот это хорошо! — бодро ударил себя по колену Петр Петрович. — Это замечательно! Как раз объяснит нам, между делом: по чистой случайности он моей дочери пузо набил или от великой любви!
Кажется, Соня онемела от родительской наглости.
Даже умолкла на мгновение, жадно хватая воздух разинутым ртом.
Однако спустя секунду взорвалась окончательно:
— Пу…пузо? Пузо?!
— Именно!
— Ты говоришь о моем ребенке! — закричала она, сотрясаясь от гнева. — И о своем внуке, между прочим! Но если для тебя он всего лишь… пузо, то, значит, и мне здесь больше делать нечего!
— Соня, возьми себя в руки!
Лиза не выдержала этого морального гнета первой.
Преодолев разделяющее их расстояние, мягко коснулась плеча подруги:
— Идем, Сонечка…
Та от неожиданности вздрогнула, шмыгнула носом, но продолжила стоять на своем:
— Не такой реакции я от вас с мамой ожидала…
— Прекрати истерику! Я кому сказал?
— Хоть пальцем Алексея тронешь – за отца считать перестану!
— Я тебе перестану! Так перестану, что… а ну, вернись сейчас же!
Возвращаться его дочь определенно не планировала.
Скорее, наоборот. Дерзко вскинув подбородок, гордо фыркнула и устремилась вон со двора. Да только не в сторону дома, как многие ожидали, а в сторону калитки. Потому и среагировали должным образом не сразу.
— Ты куда?
— Видеть тебя не желаю! И ни в какую Германию я не поеду!
Сбросив с себя оцепенение, Лиза ринулась за ней следом, пытаясь хоть как-то остановить и образумить:
— Соня, что ты задумала?
— Пойду навстречу Гордееву, — выкрикнула подруга так, чтобы отец обязательно ее услышал. — Все лучше, чем с ним… под одной крышей!
— Успокойся, пожалуйста! Тебе нельзя волноваться!
— Ему это объясни!
Улучив момент, Лиза обогнала Соню и собственным телом преградила ей путь:
— Остановись! Хватит. Пойдем домой.
— Как давно?
— Что? — Лиза одарила подругу недоуменным взглядом, с трудом соображая, почему та так пристально разглядывает ее обручальное кольцо, красующееся теперь на правом безымянном пальце. — Ох! Ты об… этом?
— Да! Об этом. Как давно вы женаты?
Опасаясь называть вслух какую-то конкретную дату, она выдохнула пристыженно:
— Давно.
Глаза Сони уже неестественно блестели от едва сдерживаемых слез.
Обида ее душила.
— О моих отношениях с Алексеем ты узнала одной из первых, — горько улыбнулась Алмазова, — о моей беременности тоже… и теперь ты так спокойно заявляешь мне, что обманывала нас с Андреем… «давно»?
Озноб прошелся по спине Лизы, жаля позвоночник арктическим холодом.
Несмотря на летний зной, она покрылась огромными мурашками.
— Нет! — затараторила сбивчиво. — Прости, пожалуйста… я не могла сказать раньше. Хотела. Много раз, но тогда было нельзя!
— Почему?
— Дима… запретил.
— Ну, конечно! — в голосе Сони звучала неприкрытая ирония. — Ты же с некоторых пор ему принадлежишь. Похомов грозил однажды, что заберет тебя у нас. Теперь понимаю: он слов на ветер не бросает. Респект мужику!
