Борис Беленков - Рассвет пламенеет
— Говорил ли Киреев, что творится в районе Моздока? — поинтересовался Симонов.
— Оборона. Немцы держатся у станицы Стодеревской. Клейст подтянул туда 3-ю танковую и 111-ю стрелковую дивизии. А на Западном Кавказе, от Индюка под Туапсе, в сторону Горячего Ключа и до Новороссийска, противник, как и здесь, сильно стал укрепляться.
— А как с этим, с Фельми, в печках?
— На него наседают кавалерийские корпуса — казаки — донцы и кубанцы.
— Это я знаю, но вот держится же пока.
— Макензен в поддержку африканского корпуса послал танковые батальоны. Поэтому и держится. Наша конница спешилась. Идут ожесточенные бои. Поднявшись, потирая руки, Симонов спросил:
— А что слышно о нашем наступлении? Не говорили об этом?
Бугаев подвинулся ближе.
— Возвращаюсь в штаб дивизии, смотрю, — мать честная, — артбатареио, «катюши», — ждут, запорошенные снегом. Видел и танковые подразделения, тоже ждут. Но когда конец этому ожиданию?..
— Полагаю, недолго ждать. Наступать мы будем… Да, вот какая новость: письмо от Рождественского я получил. Он в Дербенте — тоскует, бедняга. О главном же, о своем зрении — молчит. Да и не сам он писал — почерк женский какой-то. — Симонов обернулся к Мельникову: — А ну, подай-ка карту.
Он ткнул обкуренными пальцами в надпись на карте.
— Видишь, — проговорил он, словно указывал не на стрелки, а на скрученные звенья траншей и окопов, пролегающих между горами и Тереком, — на всем протяжении фронта гитлеровцы зарылись в землю, зарылись и огрызаются, как затравленные псы. А думаете, будет необходимость повсеместно выбивать их? Произойдет что-то интересное… Они побегут сами, побоятся отстать…
— От кого?
— От тех, кто наутек бросится первым.
— Нельзя забывать, Андрей Иванович, на Кавказе у Клейста все еще тридцать дивизий.
— Полагаю, и Клейст не забывает об этом. От Сталинграда до Ростова всего километров триста пятьдесят.
В сознании Бугаева с трудом вырисовывалось представление о боевых действиях на Кавказе. Он жил той обстановкой, которая ежедневно складывалась, его впечатления дополнялись боевыми действиями, в которых он принимал непосредственное участие.
— Андрей Иванович, думаешь, с падением Ростова Клейст будет лишен путей отступления с Кавказа?
— Не знаю, как это ухитрится Клейст не застрять здесь со своими тридцатью дивизиями.
— Они могут шарахнуться в Крым, если наши возьмут Ростов, — возразил Бугаев.
— Пожалуй, так оно и будет, — согласился Симонов. — Однако же через Керченский пролив не просто перекинуть тридцать дивизий. А что они с техникой будут делать? Подрывать? Вот только бы у наших под Сталинградом не произошло заминки, а уже тогда Клейсту капут. Не дадим мы ему так это легонько прогуляться в обратном направлении с Кавказа.
* * *На рассвете Симонова вызвал Василенко. В штабе дивизии Симонов встретился с майором Ткаченко.
— Андрей Иванович, мабуть, довольно сидеть в траншеях, наступать пора, — заговорил Ткаченко своим обычным веселым тоном.
— Ты так говоришь, будто это от нас с тобой зависит. А большой хозяин дома?
— Не бачив, должно быть, дома.
Они вошли в дом. Симонов сразу же приступил к последовательному рассказу о жизни батальона. Это у него получилось как-то не по-военному. Но Василенко, несмотря на свою приверженность к четким и коротким рапортам, весело рассмеялся.
— Ох, и длинно, Симонов — это же исповедь! Воюешь, уважаемый, отлично! Но докладывать… — он покачал головой. Потом вдруг подмигнул Кирееву, сидевшему у столика, на котором была развернута обыкновенная карта европейской части СССР. — Слышал, комиссар?
Киреев медленно поднял голову и, чуть сощурив глаза, с улыбкой смотрел на Симонова.
— Я думаю, можно будет принять рапорт и в неотредактированном виде, Владимир Петрович, — сказал он. — День сегодня такой, что никому из своих не хочется портить настроение. Пусть все торжествуют!
— Но, но, комиссар, — шутливо сказал Василенко. — Это еще не значит, что мы вприсядку в пляс пойдем. Долг прежде всего… — Он опустил руку на плечо Симонову. — А день у нас, Андрей Иванович, действительно… Но обо всем Сергей Платоныч расскажет, подождем остальных. Кстати, по чарке поднимем…
Симонов насторожился:
— Не мучьте, Владимир Петрович! Что-то произошло?
— Нет, подождать придется. Слишком велика и радостна новость. Потерпите немного, скоро подойдут другие комбаты…
Симонов взглянул на Ткаченко — тот подмигивал, кивая ему головой, как бы говоря — уйди же ты с дороги. Наконец он подошел к Василенко и четко отрапортовал. Василенко был в веселом расположении духа и не преминул шутливо заметить:
— А этот очень лихо! Я бы сказал, слишком уж лихо… В кавалерии тебе служить бы, слышишь, Ткаченко?
Вошел адъютант и что-то шепнул комдиву.
— Товарищ полковой комиссар, — быстро проговорил Василенко, — ваше начальство… Дивизионный комиссар, член Военного Совета армии, встречайте!
Спокойно поднявшись, Киреев вышел за двери. Через некоторое время он вернулся с худощавым человеком.
— Здравствуйте, товарищи гвардейцы! — громко произнес член Военного Совета армии. — Поздравляю с победой советских войск под Сталинградом!
Симонов глубоко вздохнул, словно с его плеч свалился груз. «Но, собственно, нас-то за что поздравлять?» — подумалось ему.
Он слушал разговор члена Военного Совета армии с Киреевым и Василенко, боясь пропустить хотя бы одно слово, и его словно озарила волнующая радость. «Ведь это же победа не одних сталинградцев, а всей нашей Родины! Как это сразу мне невдомек!..». Он шагнул ближе к столу, взглянул на карту.
— Вот здесь, — говорил член Военного Совета, указывая на карту, — бои продолжаются. За нами слово, готовьтесь. Да, да — война свои сроки диктует, — готовьтесь! Приказ о всеобщем наступлении может быть дан совершенно неожиданно.
Он радостно улыбнулся:
— Потрясающая новость… Лихо же наши пошли!
XXVII
Зная понаслышке о том, что совсем недалеко совершаются важные события, Серов обсуждал их с Серафимовым, а тот постоянно высказывал свои желания, выдавая их за неизбежное. Внезапно, раздраженный неуязвимой уверенностью приятеля, Серов пробасил угрюмо:
— Хотя бы то, о чем ты говоришь, исполнилось приблизительно… ну, в некотором смысле…
Серафимов пожал плечами.
— Исполнится. Как наши попрут на Ростов, тут и клейстовцы зашкандыбают. Вот поглядишь, как Филька был прав.
— Ну, пророк! — недоверчиво усмехнулся Серов. — Если соврешь…
Филька лежал на дне траншейки и тоже посмеивался, обнажая редкие зубы.
— Эх!.. Семен, на Кубань пойдем…
— Это мне не резон — Кубань.
Серафимов спросил хитровато:
— А слышь, куда б ты хотел?
— В моей голове твердая линия — Берлин! Туда, откуда исходит война. Мы ее там и закончим.
— А дорогу ты знаешь? Заблудиться не мудрено. Или ориентир по ветру?
В траншею спрыгнул Метелев.
— Товарищи, — выпалил он, — наша взяла! Большая победа под Сталинградом, товарищи! Девяносто четыре тысячи убитых и семьдесят две тысячи четыреста немцев взято в плен!
Когда Метелев перечислял захваченные трофеи, Серафимов озябшими, растопыренными пальцами торжественно взял под козырек. Он даже прослезился, глядя помутневшими глазами Метелеву в небритое лицо, запорошенное снегом.
— И это, товарищи, только с 13 ноября по 11 декабря. Бои продолжаются. Теперь дело за нами! Майор Симонов мне приказал: подготовить роту к атаке немецких окопов.
Серов хлопнул себя по бедрам.
— Самый полный вперед! Мы как есть готовы, товарищ старший лейтенант. Хотя бы сейчас на абордаж!
— Только б «нз» получить. Тогда до Ростова, — вставил Серафимов.
— Помолчи-ка, «нз» у немца добудем.
Метелев пробежал дальше, а Серафимов не без гордости сказал Серову:
— Ну, что, не говорил я тебе?
— Брехал — помню.
— Как это — брехал? — возмутился солдат.
— И совсем не в таком роде получается… Сталинградцы уничтожают гадов на месте, а ты излагал, что на Ростов погонят. Стратег из тебя, как недоквашенный пирог.
— Сеня, а не все ли равно?
— Нет, Филиппка, совсем не все равно, — смягчаясь, сказал Серов. — Давай, дружок, прикрути-ка у себя… чтобы все потуже. Придется отдать концы, пойдем в дальнее плавание!
— Приказ на то будет.
— Знаю. Но в боевой готовности состоять надо.
XXVIII
Приказа о наступлении все еще не было. В долгие зимние ночи немцы и румыны рыли и утепляли окопы. Из показаний пленных можно было сделать вывод, что Клейст намерен до самой весны ждать благоприятных условий для наступления.
