Петр Лебеденко - Красный ветер
— Ты не любишь меня, Эмилио, — снова говорит Росита, не дождавшись от него ответа. — Но мне все равно хорошо с тобой. И я не уйду от тебя. Даже если ты станешь меня прогонять…
Жалость, острая жалость к Росите входит в сердце Эмилио. Она похожа на любовь. «Может быть, — думает Эмилио, — придет время, когда все изменится? Не надо ничего торопить…»
Как-то Денисио сказал:
— Славная девушка твоя Росита. Береги ее.
Он так и говорит: «Твоя Росита». Эмилио приятно это слышать. Какие-то струны в его душе начинают звучать по-новому. Негромко, он едва различает, едва улавливает тот звук, но все же… А Денисио улыбается: «И на войне можно быть счастливым…»
Какой же он славный парень, этот Денисио! Как-то Росита спросила у Эмилио:
— Сеньор Денисио тоже дворянин? Он богат? У него много коров и овец?
Эмилио засмеялся:
— Спроси у него сама.
— А он не рассердится? Говорят, богатые люди не любят, когда у них об этом спрашивают.
— Он не рассердится, — заверил ее Эмилио.
— А почему ты сам не хочешь сказать? Разве ты плохо знаешь сеньора Денисио?
— Хорошо, я скажу. Только об этом никто не должен знать. Понимаешь? Никто! Ни одна живая душа. Денисио — русский. Он из России…
Росита недоверчиво посмотрела на Эмилио.
— Сеньор Денисио — из России? Он русский? Ты говоришь мне неправду, Эмилио.
— Я говорю правду.
— Но почему он к нам приехал? Зачем? И разве русский может так хорошо говорить по-испански? Он ученый?
— Немного ученый. А приехал к нам для того, чтобы драться с фашистами…
— У него здесь родственники? Раньше он жил в Испании?
— Нет. Никаких родственников у него здесь никогда не было. И никогда он в Испании не жил. Но он коммунист… Теперь ты поняла?
— Да, конечно…
Ничего Росита не поняла. Там, в горах, где она жила, говорили: «Сильнее всех фашисты ненавидят Хосе Диаса, Долорес и Энрике Листера. Потому что они коммунисты. Потому что они за народ…» Тут все правильно. Хосе Диас, Долорес и Энрике Листер — за народ. Об этом знают все. За народ — значит, против фашистов. Эмилио тоже за народ, хотя он, наверное, не может быть коммунистом, потому что очень богатый человек. Но он любит простых людей Испании. А фашисты простых людей расстреливают, давят танкетками. Вот Эмилио и решил драться с фашистами не на жизнь, а на смерть. И еще он дерется за землю Испании, которую он ни на какую другую не променяет… Но при чем тут Денисио, если он и вправду из России? За кого и за что он должен драться здесь, подвергая свою жизнь опасности? Святая мадонна, Россия — за горами, лесами и морями, в России круглый год люди ходят в шубах, у них у всех голубые глаза и светлые волосы, разве не таких Росита видела на картинках в журнале? А сеньор Денисио…
Нет, не с ее умом во всем этом разобраться. Но когда-нибудь она попросит Эмилио как следует ей обо всем рассказать, рассказать так, чтобы у нее не осталось никаких вопросов. А теперь…
Теперь Росита начала смотреть на Денисио совсем другими глазами. Русский… Коммунист… Такой же, как Хосе Диас и Энрике Листер? Она никогда Хосе Диаса и Энрике Листера не видела, но в ее представлении эти люди были особенными. Какими особенными, Росита, конечно, точно сказать не может. Ну, во-первых, очень добрыми. Во-вторых — храбрыми, они ничего не боятся. Пресвятая дева Мария, да ведь Денисио и есть такой человек! Правда, Росита не так уж хорошо и знает Денисио, да тут и думать нечего! Стоит только посмотреть на него — и все становится ясно. Не ясно только одно: как Денисио, если он действительно русский, может так хорошо говорить по-испански? И почему у него черные волосы и такие темные глаза?…
2В то утро Матео сказал:
— Недалеко отсюда есть деревня. В ней живет мой родственник. Пойду к нему, обо всем расспрошу.
Денисио предложил:
— Возьми Роситу, отец. Пускай она там просушит свою одежду. И как следует обогреется.
— Возьму, — согласился Матео. — И Урбана возьму, так будет лучше. А если в деревне тихо — приду за вами.
Он погрузил на мула два насквозь пропитанных сыростью одеяла, старое ведерко, топорик, связку хвороста, дал Урбану кусок черствой лепешки и коротко бросил Росите:
— Пошли.
Родственник Матео — замкнутый старик с дремучей бородой и нависшими над глазами кустистыми бровями — встретил их на пороге небольшой хатенки, сложенной из камней. Мельком взглянув на Роситу, спросил:
— Ты ко мне, Матео?
— К тебе, Валье, — ответил Матео.
— Заходите.
В хатенке была всего одна комната, у глухой стены которой стояла большая печь. Хозяин молча подбросил в нее полусырых дров, постоял минуту-другую в задумчивости, глядя на разгорающиеся поленья, потом повернулся к Матео и сказал:
— В деревне фашисты. Итальянцы и те, кого раньше называли испанцами.
— Много? — спросил Матео.
— Много. Двести и и триста человек. И машины. И лошади, — Валье подошел к Росите, сказал: — Снимай пальто, дочка. И садись у огня.
— Она голодна, Валье, — проговорил Матев.
Валье пожал плечами:
— У меня ничего нет, Матео. Почти ничего. — Пошарил рукой на полке, занавешенной половиной старого мешка, достал кусок сухого хлеба, положил на стол. — Вот это и все. Сейчас вскипячу воду..
— Спасибо, — сказал Матео. — Ты не спрашиваешь, куда и зачем мы идем?
Валье пожал плечами:
— Куда надо, туда и идете… Сейчас многие куда-то идут.
— Да. Страшное время.
— Страшное. Бог отвернулся от людей. Потому что люди — стали как звери.
— Не все люди стали как звери, — возразил Матео. — Где твой сын, Валье?
— Мой сын остался человеком.
— Понятно.
Росита сидела молча, протянув иззябшие руки к огню. Глаза ее слипались. Лечь бы сейчас рядом с печкой и спать, спать. Сутки, двое, трое — забыться таким сном, чтобы ничего не видеть и ничего не слышать… Но голоса стариков выводят из забытья. Валье говорит: «Бог отвернулся от людей. Потому что люди стали как звери…» Нет, это не так. Эмилио, Денисио, Матео, сам старик Валье… Разве они не люди? Валье отдал последний кусок хлеба. Старый Матео идет с ними — буря сорвала людей с места, — его больные ноги подкашиваются от усталости, а он идет. Почему? Он знает, что его могут убить, и все равно идет. Почему? Потому что он остался человеком… Валье говорит: «Сейчас многие куда-то идут». Да. Вот и она, Росита, тоже отправилась в путь. Куда? Зачем? Где и когда закончится ее путь? Она идет вслед за Эмилио. По его дороге. Просто идет вслед за Эмилио — и все? А если бы Эмилио шел в другую сторону? Если бы он был с теми, кто танкетками давит парней, — пошла бы она за ним? Пресвятая дева Мария, разве Эмилио мог пойти в другую сторону! Вчера он ей сказал: «Теперь, Росита, у меня ничего не осталось. Я такой же бедняк, как и ты. И я счастлив, что так получилось…»
И она, Росита, счастлива: теперь они с Эмилио всегда будут вместе…
В печке гудит огонь. Стекает по поленьям смола. Кипит. Приподняв веки, Росита смотрит, как пузырятся черные капли, вспыхивают и над ними бьется пламя. «Словно в аду, — думает Росита. — Словно в аду…» Кипят в смоле страшные грешники, те самые, что гусеницами танкетки раздавили двух испанских парней. Росита слышит их голоса:
— Эй, там, открывайте! Открывайте — или будем стрелять!
«Не открывайте, — хочет сказать Росита. — Пусть корчатся в этом пекле».
Но Валье говорит:
— Сейчас.
Ока слышит его тяжелые шаги; Валье идет очень медленно, словно раздумывает — открыть или не открыть выход из ада. И теперь Росита уже громко кричит:
— Не надо!
Этот крик приводит ее в себя. Она очнулась от своего забытья и широко открытыми глазами смотрит, как Валье подходит к двери и отодвигает засов. Матео сидит за столом, положив руки на колени, сидит спокойно, на лице его нельзя прочитать ни испуга, ни растерянности. И даже когда в хатенку входят три чужих человека — и двое из них держат в руках карабины, и лица у этих двоих и вправду похожи на морды зверей, — Матео все так же спокойно продолжает сидеть за столом, будто сюда пришли добрые люди, с которыми он по-хорошему собирается поговорить.
А Росита чувствует, как страх леденит каждую клетку ее тела, как вначале замерло, а потом вдруг бешено заколотилось сердце. Вскочить и бежать? Но куда? Кричать? Но разве ее услышат Эмилио и Денисио? Разве они подоспеют на помощь?..
— Что за люди? — резко спрашивает сержант в франкистской форме у пожилого безоружного человека, пришедшего сюда вместе с ним и солдатом-фашистом. — Я у тебя спрашиваю, алькальд!
Алькальд показывает рукой на Валье и отвечает:
— Это Валье, наш крестьянин. Он хозяин дома.
— А эти двое?
Алькальд молчит не более двух-трех секунд, но Росите кажется, что проходит вечность.
— Это Хуанита, — показывает алькальд на Роситу, — племянница Валье, а это Белармино, его брат. Я хорошо их знаю, они живут в соседней деревне.
