Владимир Першанин - Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник)
– А мне ломать нечего, – усмехался Анкудинов, выскребая банку со щукой в томатном соусе.
После еды захотелось пить. Воду нам приносили по остаточному принципу. Самым важным считалась доставка боеприпасов и продуктов. За ними следовали индивидуальные пакеты, махорка, ну и вода. Тыл в Сталинграде практически отсутствовал, но мы упорно называли снабженцев тыловиками. Находясь на берегу Волги, они не слишком входили в наше положение, считая, что воду в разрушенном городе можно найти.
Это было не так. Запомнилось, что в первой половине октября жажда просто изводила нас. Лужу возле колонки вычерпали до дна, не обращая внимания на разлагающиеся трупы. Когда в очередной раз принесли мутную жижу, дядя Захар выдернул канистру, отлил немного воды в кружку и понюхал. Канистру уже тянули к себе самые нетерпеливые бойцы, но фельдшер перевернул посудину горловиной вниз. Булькая, вытекала густая смесь, затем просто жидкая грязь, пахнущая застоявшимся болотом.
– От дизентерии загнетесь, мать вашу!
– Все равно подыхать…
В очередной раз вспомнили веселых и гостеприимных детей подземелья. Не верилось, что они погибли. Казалось, просто перешли на другое место. Мы по ним не слишком печалились (нас бы кто пожалел), но подземный ход облегчал жизнь. После консервов до того захотелось пить, что решили не ждать ночи. Поход добровольцев во главе с Кушнаревым закончился плохо. Мы старательно прикрывали группу огнем, но прикрытие не помогло.
Их достали пулеметными очередями из котельной. Для артиллерийских наблюдателей это место сейчас не годилось, зато пулемет, установленный там, отрезал путь к берегу. Добровольцы, обвешанные флягами, заметались, уходя от пуль. Двое погибли, а Кушнарев укрылся в орудийном окопе рядом с разбитым зенитным орудием. Сержант выкрикивал ругательства, грозил немцам кулаком и даже стрелял из автомата. Вернулся обозленный, с пустыми флягами. Шмаков чувствовал себя виноватым:
– Кто знал, что они пулемет там установят? Ну, скажи.
– Никто, – поддакивал я, тоже чувствуя вину за гибель двух бойцов.
В трудные минуты голова работает неплохо. Раздумывая, где взять воду, я обратил внимание на трубы в подвале. Постучал по одной из них, отступил на шаг и выстрелил. Из отверстия била струйка настоящей прозрачной воды. Бойцы, спавшие под шинелями, мгновенно вскочили, продирая глаза, схватились за оружие. Я глотал холодную очень вкусную воду, ко мне присоединились остальные, затем стали набирать котелки, фляги. Пили долго, снова заполняли посуду. Поделились водой со взводом Грицевича. Белорус с закопченным от подвальной жизни лицом завидовал нам:
– Вы хоть нормальным воздухом дышите, а нам высунуться не дают. Снова чертова котельная мешает.
Кто-то вспомнил погибшего капитана Гая и саперов. Пожалели неудачливых водоносов, которых расстрелял пулемет.
– Что ж ты, Василий, так поздно сообразил насчет воды? – укорял меня Шмаков. – Ни за что ребята погибли.
Я покосился на тяжелую серебряную медаль, полученную за штурм злополучной котельной и взорванную трубу. Возможно, сегодня стреляли из того пулемета, который мы в спешке не успели взорвать.
– Сходим туда завтра с утра, – брякнул я, не слишком задумываясь, – Тимофея с собой возьму, Женьку Кушнарева…
– Молодец, Вася, – уцепился за мое предложение Шмаков. – Так и надо, ведь ты без пяти минут лейтенант.
Кушнарев тоже воодушевился. Он не забыл, как сегодня спасался от пулеметного огня, и хотел отомстить за пережитый страх. Без труда нашли еще двух добровольцев. Вызвался также Иван Погода, уверенный в себе и глядевший на остальных свысока.
– За орденом собрался? – подковырнул его Анкудинов. – Одной медали мало?
– Хоть бы и за орденом. В кирпичах отсиживаться не желаю.
– Ну, ну, шагай вместо меня.
С Иваном я чувствовал себя увереннее, друг не подведет. Куда делось его прежнее уныние, когда он провожал меня в августе в город. Тогда Погода хоронил себя, а сейчас обрел уверенность после нескольких удачных для него схваток, убедился, что может успешно бить врага. Однако я не хотел брать с собой сразу двух командиров отделений и прервал спор:
– Со мной пойдет Анкудинов, а ты, Ваня, останешься вместо меня.
Дело в том, что должность помкомвзвода оставалась свободной. Сейчас, в условиях городского боя, разбивать взвод строго на отделения не имело смысла. Форсировались штурмовые группы во главе с наиболее активными и смелыми бойцами. Таких у меня во взводе было двое – Иван Погода и Кушнарев. Сержант Борисюк, дисциплинированный, но осторожный, не устраивал меня как заместитель. В то же время я не спешил назначать помощником Ивана Погоду. Так и оставались два неофициальных заместителя.
С Волги порывами дул холодный ветер, принося редкие капли дождя. Серые облака гнало вереницей, а между ними носились самолеты. Сегодня уже второй день немецким «Юнкерсам» не давали покоя наши истребители. Стремительные «Ла-5» догнали пикировщика и прошлись над ним. На фоне темных дождевых облаков виднелись вспышки пушечных очередей. Бронированный «Ю-87» выдержал атаку, даже огрызался пулеметным огнем, но сбросить бомбы на береговой откос не сумел. Они взорвались в воде, подняв огромные фонтаны воды.
Еще два пикирующих бомбардировщика не приняли бой, сбросили бомбы куда попало. Эти грозные против пехоты машины оказались медлительными и сумели скрыться от наших истребителей лишь благодаря подоспевшим «Мессершмитам». Закрутилось стремительное колесо воздушного боя, самолеты ныряли в облака, сближались и снова уносились прочь, выделывая немыслимые фигуры. Восхищение вызвал «Ла-5», который преследовал «мессера» до самой воды, а затем гнал вверх. Чем закончилась схватка, неизвестно – самолеты переместились слишком высоко.
Затея с повторным штурмом котельной уже не казалась мне удачной. Первый раз мы сумели выбить врага благодаря неожиданности, теперь это вряд ли получится. Возможно, я отказался бы под каким-то предлогом, но о предстоящей вылазке известили Рогожина. Комбат пришел не один, а с незнакомым младшим лейтенантом. Назвал меня молодцом и сказал, что котельная, как больной зуб.
– Взорвать бы ее к чертовой матери, – выразил я свое мнение, – только вряд ли удастся. Коробка очень прочная, будто специально для обороны строили.
– Взрывать не будем, – ответил Рогожин. – С левого берега ночью переправляется пехотный полк, вот его представитель. Тебе помогут атаковать, а затем там создадут гарнизон.
От слова «атаковать» стало совсем грустно. Вряд ли в коробке-котельной размещено больше отделения вражеских солдат, но любая атака предполагает большой шум и бросок прямо под встречный огонь.
– Пусть без нас атакуют, раз полк свежий.
– Они обстановку не знают.
– Ну, и толпой бежать тоже не выход. Лучше возьму своих ребят и ударю без лишней суеты.
– Василий, это не шутки, – предупредил Рогожин. – План перемещения войск уже согласован в штабе.
От этих согласований стало совсем тоскливо. Вечером сидел в подвале, глядя на шипящий огонек коптилки. Узкое окошко подвала иногда освещалось короткими вспышками, загорались и гасли осветительные ракеты.
– Паша, – обратился я к Шмакову, – я Ивана Погоду с собой возьму.
– Бери, – легко согласился тот. – Сам видишь, какая каша заваривается, людей специально выделяют. За тебя Борисюк останется.
Взад-вперед вышагивал Тимофей Анкудинов. Нервничал, жаловался на боль в пояснице, рыжий Погода лежал, закинув руки под голову. Спит или нет? Лучше хорошенько выспаться, но сон не шел. От ночного дежурства группу освободили. Я поднялся наверх, мелкий холодный дождь врывался вместе с ветром в окна и проломы в стенах. Темноту октябрьской ночи разгоняли вспышки ракет и редких снарядов. Дежурный пулеметчик сообщил:
– Огоньки иногда светятся. Курят, сволочи, тоже нервничают.
– Приложись-ка, – попросил я. – Глянем, как фрицы себя чувствуют.
После второй очереди нам ответил вражеский пулемет. Трассеры тянулись из темноты, били о стену. Одна из пуль влетела в окно, светлячком отскочила от стены. Пулеметчик пригнулся.
– Так и продолжай, одна очередь в четверть часа. Не давай им спать.
Стрельба, то затихая, то усиливаясь, продолжалась всю ночь. Под нее и заснул. Видел ли я тогда сны? Не помню.
Перед рассветом привели пехотный взвод. Полноценный по количеству, не меньше 40 человек, в длинных шинелях, с винтовками и ручными пулеметами. Все носили каски, некоторые – трехпалые рукавицы. Людей одели по-зимнему, как и полагалось, но все это делало бойцов неуклюжими и не годилось для стремительного городского боя. Красноармейцы разглядывали нас, мы смотрели на них. Новички, понятно сразу. И младший лейтенант, наверное, недавно закончил училище.
– Садитесь, – предложил Шмаков.
– Здесь что, передний край? – спросил кто-то из прибывших.
– Переднее не бывает.
