Митри Кибек - Герои без вести не пропадают
После падения Мокотува все освободившиеся войска немцы бросили против рабочего Жолибожа. Фон дем Бах создал здесь огромный ударный кулак в составе 19-й танковой дивизии и двадцати батальонов вермахта, полиции и власовцев. Развернулись ожесточенные бои. Под натиском превосходящих сил противника повстанцы медленно отступали к центру района, оказывая при этом яростное сопротивление озверелому врагу. Некоторые дома по нескольку раз переходили из рук в руки. Советская артиллерия и авиация оказывали эффективную поддержку полякам, однако это не могло спасти положение. Повстанцы были обречены. Чтобы избавить их от полного разгрома и предотвратить гибель гражданского населения, командование 1-й армии Войска Польского предложило эвакуировать всех желающих на правый берег Вислы, обеспечив переправу воздушным и артиллерийским прикрытием. Были подготовлены перевозочные средства. Повстанцы приняли это предложение и совместно с ответственными командирами Войска Польского разработали конкретный план эвакуации Жолибожа. Но такой исход не устраивал генерала Бур-Коморовского и других руководителей Армии Крайовой. Они боялись, что солдаты и офицеры, переправившись на правый берег, вступят в Войско Польское и тем самым укрепят ряды борцов за новую Польшу. Поэтому Бур-Коморовский отдал приказ о капитуляции повстанцев Жолибожа.
Бойцы и командиры батальона Краковского жили общими заботами повстанцев. Весь август и первую декаду сентября было очень плохо со снабжением. Армия Крайова отказалась выделять из своих запасов не только оружие и боеприпасы, но и продукты питания. Приходилось в основном рассчитывать на то, что привезли с собой, и на трофейное оружие. Продовольствие же давало местное население. Но когда над городом стали регулярно появляться советские самолеты, у партизан появились и оружие, и продукты питания. Но тут возникла новая неприятность. Кто-то умышленно вносил помехи в работу радиостанции. Сначала подумали, что этим делом занимаются немцы, но скоро выяснилось другое: помехи организовали неизвестные лица, говорившие по-польски. Однажды они продиктовали открытым текстом такую радиограмму: «Еве Болеславской. Позор предательнице. Мало того, что ты развратничаешь с советскими офицерами, еще помогаешь большевикам захватить Польшу. Если не хочешь, чтобы с тобой расправились, как с изменником, сейчас же уничтожь свою радиостанцию и уходи из партизанского отряда. Завтра будет уже поздно». Радиограмма была подписана «Сын Польши».
Ева показала радиограмму Турханову. Она догадывалась, откуда исходит предупреждение, но что-то мешало ей прямо назвать фамилию Чернецкого. Турханов решил посоветоваться со своими помощниками. Первым пришел к нему Соколов. Прочитав радиограмму, он высказал предположение, что враг этот находится где-то совсем рядом.
— По-моему, он не только забивает нашу радиостанцию, но и корректирует огонь вражеских минометов. Вот уже четвертый день подряд немцы ведут прицельный огонь даже по одиночным бойцам, если они хоть на короткое время высунут голову из ходов сообщений, — сказал Соколов.
Турханову и самому не раз приходила такая мысль. Теперь всякие сомнения исчезли.
— Надо найти и обезвредить вражеский наблюдательный пункт. Скажи командирам рот, чтобы усилили контроль за посторонними лицами, а на высоких крышах вы ставили дополнительных наблюдателей, — предложил он.
С наступлением ночи послышался шум моторов советских ночных бомбардировщиков. К этому уже привыкли и партизаны и местное население.
— Летят наши кормильцы! — ласково говорила пожилая женщина маленькому внуку.
— Вчера сбросили сгущенку. Распределили детям до десяти лет. Досталось по пять банок, — добавляла ее соседка.
В условленных местах партизаны зажгли огни. Вот один за другим разгрузились два «кукурузника». Контейнеры упали на специально расчищенную площадку. Приблизился третий самолет. На фоне звездного неба четко вырисовался темный силуэт. Самолет пошел на снижение, но в это время по нему ударили из зенитного пулемета. Самолет попытался уклониться от двойной линии трассирующих пуль, но это эму не удалось: вспыхнуло пламя, и, быстро теряя высоту, он полетел в сторону Вислы. — Скоро прибежал Соколов.
— Наблюдатели засекли вражеский зенитный пулемет, — доложил он Турханову. — По советскому самолету стреляли с колокольни вон той церкви, показал он на костел.
Этот костел давно вызывал подозрение. Он возвышался как раз на границе двух зон, занимаемых партизанами и батальоном АК, которым командовал поручик Бохеньский. Причем вход в костел был расположен в зоне батальона АК, алтарь же выходил на сторону партизанских позиций.
Взяв с собой два отделения автоматчиков, Турханов и Соколов направились к костелу. Туда же позвали Тадеуша.
— Дорогой шурин! — обратился к нему Соколов. — Что находится в этом костеле?
— Ничего. Наше командование строго запретило занимать под военные объекты здания религиозных учреждений, — с заметным раздражением ответил Тадеуш.
— А если мы там обнаружим зенитный пулемет да еще в придачу вражескую радиостанцию?
— Называйте тогда меня ротозеем, — рассердился поручик. — Но учтите, если ничего не обнаружите, будет большой скандал.
Дверь на винтовую лестницу была заперта на замок. Пришлось разыскать звонаря. Тот клялся и божился, что на колокольне никого нет, но по требованию Бохеньского вынужден был открыть дверь. Как только партизаны в сопровождении Тадеуша начали подниматься по чугунной лестнице, из верхнего окна выглянул человек.
— Пане Кричевский, кто там поднимается? — тихо спросил он у звонаря.
— Поручик Бохеньский с каким-то генералом и его свитой, — ответил тот.
Ответ, должно быть, удовлетворил человека, он спокойно отошел от окна. Тем, временем партизаны поднялись по винтовой лестнице и открыли маленькую дверь, ведущую на чердак. Внутри было темно. Турханов зажег карманный фонарик. Пучок яркого света выхватил — из темноты небольшой столик, вокруг которого стояли три человека в гражданской форме. На столе стояла переносная радиостанция. Щурясь от яркого света, вперед вышел толстый мужчина.
— С кем имею честь разговаривать? — спросил он.
Тарханов сразу узнал его. Это был плютуновый Глоба, с которым они на одном самолете летели в Польшу. «Что ж, встреча вполне закономерная, подумал полковник. — Рано или поздно любой предатель должен понести наказание».
— Руки вверх! — крикнул он по-русски, наставив на него пистолет.
Глоба и еще один из его шайки испуганно подняли руки, а третий бросился бежать к двери, но растянулся на полу после первой же автоматной очереди. Два партизана перевернули его лицом вверх, убедились, что он мертв, и, быстро обыскав, изъяли немецкий пистолет и документы. Остальные в это время скрутили двум другим руки.
— Отведите в штаб! — приказал Турханов.
Соколов с товарищами отправились выполнять приказание.
— Ну, пане полковник, не поспешили ли вы арестовать их? — только теперь опомнился Тадеуш. — Ведь у вас нет доказательств для обвинения этих людей во вражеской деятельности?
Вместо ответа Турханов направил фонарь в сторону — слухового окна. Там на турелях стоял крупнокалиберный зенитный пулемет со спаренными стволами, а на полу валялось множество стреляных гильз.
— По-моему, немецкой рации и этого пулемета вполне достаточно, чтобы их арестовать. Но это не все. Один из них мой старый знакомый. Я его давно знаю как предателя. Посмотрите и на документы убитого. Они выписаны на имя Герхарта Шлихтинга, лейтенанта немецкого сто семнадцатого отдельного минометного дивизиона. Однако меня беспокоит другое: каким образом они могли свить гнездо на стыке наших подразделений? Кто несет ответственность за потерю бдительности? Впрочем, все это выяснится на допросе задержанных. Если хотите, можете прийти к нам завтра утром.
Глава тринадцатая
В эту ночь Тадеушу не спалось. Тяжкие думы ни на минуту не оставляли его. Все происходило не так, как он хотел. А хотел он многого. В юности любил читать о великих полководцах всех времен и народов. Александр Македонский, Ганнибал, Юлий Цезарь, Суворов, Наполеон будили его богатое воображение, звали к подвигам. Поляки тоже имели своих полководцев. Ян Собесский — победитель турок, Сигизмунд III, побывавший в Москве, Юзев Понятовский, сподвижник Наполеона… Их статуи возвышаются на площадях и в парках столицы, напоминая о доблести предков. В роду Бохеньских было много генералов и полковников, но в истории они не оставили заметного следа. Почему? «Потому что все они просидели в штабах, — думал Тадеуш, тщательно изучая родословное дерево графов Бохеньских. — А слава достается тем, кто отличается на поле брани. Я пойду иным путем. Боже! Помоги мне стать полководцем и выиграть битвы с врагами, помоги создать великую Польшу!»
