Владимир Попов - Закипела сталь
Сашка ни на шаг не отходил от Сердюка. Глаза его слезились, он беспрерывно чихал и свирепо ругал проклятый мазут, который никак не догорал.
Взрывы прекратились, но с неба донеслась пулеметная трескотня. Из-за непроглядной пелены дыма люди не видели в небе советских истребителей, обрушившихся на воздушных хищников и отогнавших их.
Тяжелее других пришлось тем рабочим, которые засели в газопроводе. Железный кожух его, выкрашенный в черный цвет, днем так накалялся, что к нему невозможно было прикоснуться. Люди, сколько было возможно, раздевались, но и это не спасало: в легкие вместо воздуха вливалась какая-то обжигающая струя. Облегчение наступало только ночью, когда кожух остывал. На другой день Гудович догадался проделать сверху в кожухе два больших отверстия, и спасительный сквозняк облегчил участь людей.
Осколки бомб продырявили газопровод в нескольких местах. Троих ранило. Валя металась от одного к другому, делала перевязки. Раненые беспрерывно просили пить — теплая вода не утоляла их жажду. Возле раненого в горло, захлебывавшегося собственной кровью, сидели его товарищи с виноватым видом людей, которые ничем не могут помочь. Вскоре он умер, и его отнесли в дальний конец газопровода.
7
Конструкторы сталеплавильной секции Уральского отделения «Гипростали», которыми руководил Крайнев, работали с утра до ночи. Ко дню освобождения Донбасса предстояло закончить проект восстановления второй очереди мартеновского цеха. Задание было очень сложным — в габариты старых печей предстояло вписать печи новейших конструкций удвоенной, по сравнению со старыми, производительности.
Все необходимое для восстановления первой очереди — одной доменной печи, двух мартеновских и рельсобалочного стана — было изготовлено, сложено на складе оборудования и ожидало отправки на Юг. В заводском тупике стоял только что смонтированный энергопоезд — вагоны с дизелем, динамо-машиной, распределительным щитом, который должен был дать первый ток для компрессоров, сварочных аппаратов и освещения цехов.
После длительного затишья на фронте, наступившего в марте в результате контрнаступления немцев в районе Донбасс — Харьков, завязались бои южнее Изюма и юго-западнее Ворошиловграда. 20 июля наши войска форсировали реки Северный Донец и Миус. С этого дня конструкторы начали работать и по ночам, и Крайнев уходил с завода только на несколько часов.
Вадимка теперь почти не видел отца.
— Пусть понемногу отвыкает, — сказал как-то Сергей Петрович Елене. — Я поеду пока один, его заберу позже, когда наладится жизнь.
— Старый уговор в силе, — предупредила его Елена. — Заберете только тогда, когда у нас появится свой.
— Этого, кажется, ждать не так уж долго, — заключил Крайнев, украдкой взглянув на пополневшую талию Елены.
Она смущенно улыбнулась, блеснув полными счастья глазами.
По сводкам трудно было судить о точном местонахождении наших войск в Донбассе, но в газетных статьях проскальзывали иногда названия освобожденных шахтерских городов — Красный Луч, Чистяково, Снежное.
Поток заявлений о расчете снова захлестнул директора.
Дмитрюк достал из своей записной книжки заявление, которое носил еще с весны, и, переправив дату, положил на стол перед Макаровым. Василий Николаевич, не говоря ни слова, наложил на него резолюцию. Старик тепло поблагодарил его и проковылял в отдел кадров. Там рассмеялись и отдали заявление обратно. На нем, оказывается, было написано: «Оформить расчет, как только будет освобожден Донбасс».
Дмитрюк разобиделся, но, поразмыслив, решил, что злится напрасно. Он собирался в дорогу не один — вместо с ним решил уехать Петя, — и нельзя было подвергать мальчика опасности поездки в прифронтовую зону.
Двадцать четвертого августа, услышав по радио, что наши войска заняли станцию Донецко-Амвросиевку, Крайнев послал телеграмму наркому. Быстрого ответа он не ждал — телеграмма могла застрять в аппарате.
На третий день его вызвал к себе Ротов.
— Как с проектом восстановления вашего цеха? — сухо спросил он.
Сухость была деланной. От Гаевого Ротов давно слышал историю этого человека, поставленного войной в необычайные условия, и давно проникся к нему уважением.
— В основном проект закончен, товарищ директор, — так же сухо отрапортовал Крайнев. — Остается его утвердить.
— В Донбасс торопитесь, на помидоры, — шутливо бросил ему Ротов и протянул телеграмму наркома.
Она была написана в категорической форме: «Приказываю немедленно откомандировать инженера Крайнева Сергея Петровича в Москву в распоряжение наркомата».
Когда Крайнев взял эту телеграмму с резолюцией о немедленном расчете и взглянул на Ротова, он увидел добрые, теплые глаза.
— Желаю вам всяческих успехов, Сергей Петрович, — сказал Ротов, протягивая свою широкопалую руку. — Молодец вы большой. Не хочется, право, с вами расставаться, хотя по-дружески мы ни разу так и не поговорили.
Крайнев вышел из кабинета, внезапно изменив мнение о директоре.
Полковник не знал, что ему делать с человеком в штатской одежде, в простой рабочей кепке, закапанной машинным маслом, но с партизанской медалью и боевым орденом на груди. Документ, предъявленный им, требовал от воинских частей оказания всемерной помощи и всяческого содействия. И все же полковник не решался выполнить просьбу этого уполномоченного Наркомата металлургической промышленности разрешить ему пойти в бой за город рядовым.
— А если убьют, кто за вас отвечать будет? Я? Не хочу. У меня своих забот — вот сколько. — Он провел ладонью по горлу. Но помрачневшее лицо Крайнева неожиданно расположило полковника. — Ладно, шут с вами! Охота лезть в пекло — лезьте. Только от меня — ни шагу.
Сергей Петрович вышел из КП, взобрался на пригорок и огляделся. Перед ним расстилалась выгоревшая на солнце донецкая степь, искромсанная окопами. Вдали на горизонте маячили трубы родного завода, высились терриконы. Ничто бы не привлекло посторонний глаз в этой скучной, однообразной картине, но для Крайнева она была всего милее и желаннее. Он снова в родном краю, может быть, сегодня уже войдет в родной город. Он мысленно прикинул расстояние до заводских труб — да, возможно, сегодня. Вечером он уже увидит Валю или узнает… Нет, увидит, увидит!
Кто-то положил руку на его плечо. Крайнев обернулся — Матвиенко.
— Бывают же встречи! — Матвиенко обнял Крайнева, больно прижав к его ребрам автомат. — Увидел тебя из блиндажа — думаю: что за чудо…
Сергей Петрович бегло рассказал обо всем.
— Смотри, от меня ни на шаг, — предупредил Матвиенко, и Крайнев усмехнулся, вспомнив о таких же словах полковника. — Как же ты без оружия? Ну, не беда, достанем. Сейчас его хоть завались.
— Я у полковника не просил — и так еле-еле разрешил остаться, — оправдывался Крайнев.
Матвиенко исчез и вернулся с автоматом и запасным диском в кожаном чехле. Вручая Крайневу оружие, покровительственно сказал:
— Ну, ну, повоюй за свой город. Хлебни и нашей солдатской каши, это не вредно.
Щедро рассыпая позолоту на побуревшую степь, медленно опускалось к горизонту солнце. Зной спадал. От деревьев ложились длинные тени. В траве дружно стрекотали кузнечики, поодаль неумолчно кричали свое «пид-падом» расплодившиеся за эти годы перепела. Монотонное гудение неслось по проводам, тянувшимся вдоль железнодорожной колеи. Было так тихо в этот предвечерний час, что Крайневу показалось, что уже нет войны и они с Матвиенко вышли, как в мирное время, подышать после рабочего дня ароматным степным воздухом, потолковать на приволье о том, о сем.
Под мягкими лучами солнца все казалось удивительно отчетливым, рельефным, мирным. Только сожженная будка путевого обходчика напоминала закопченными продырявленными стенами о том, что идет война, да легкий, стремительный вечерний ветерок доносил порой глухие отзвуки канонады.
Матвиенко достал бинокль, долго смотрел на город, потом передал бинокль Крайневу, и тот не мог оторвать застывшего взора от знакомых ему труб.
— Полковник тебе не сказал, что завод захватили рабочие? — спросил Матвиенко.
— Рабочие? — У Крайнева заколотилось сердце. «Значит, живут подпольщики. Вот будет встреча!»
— Нам приказали идти им на помощь. Наши части двинулись в обход, чтобы перерезать врагу дорогу, но замешкались. Ждем от них сигнала.
Высоко в небе, наполняя воздух грозным гулом, прошли с востока краснозвездные бомбардировщики, эскортируемые истребителями.
— Боюсь за завод, — сказал Крайнев, проследив за тающим в небе пунктиром.
— Завода не тронут. Наши действия координированы с подпольщиками. Не та сейчас война. Первое время мы пальцы кусали от злости. Ползут их танки, летят самолеты, а мы? Встречали только артиллерией и то не всегда. Ох, и трудно приходилось!.. Теперь превосходство у нас и в воздухе, и на земле. Танки наши… Да что и говорить, идем, покажу.
