Владимир Попов - Закипела сталь
Сердюк обратился к Петру:
— Как ты думаешь, могут завтра гитлеровцы прорваться на танках к складу? Заложат мину замедленного действия и уедут, а там тонн тридцать тола.
— Могут. — Петр лениво потянулся и надел кепку.
— Ты куда?
— Пойду соберу людей, вынесем тол со склада и спустим с откоса в пруд.
— Правильно, Петя, действуй. Только иди сторонкой. А то в потемках свои же, чего доброго, примут за гитлеровца и убьют…
Сердюк вышел в коридор, поднялся по лестнице на чердак, оттуда на крышу, где сохранилась металлическая вышка для дежурных ПВХО. Он взобрался на вышку и осмотрел горизонт. То здесь, то там вспыхивали багрянцем зарницы от мощных орудийных выстрелов, и раскаленный воздух вздрагивал, как в грозу.
Считанные километры отделяли растерзанный, но не сломленный город от своих людей, которые несли освобождение. Раньше или позже будут преодолены эти километры, но Сердюк учел, что значит каждый час ожидания в их положении.
Долго простоял Андрей Васильевич, наблюдая за вспышками, слушая канонаду.
Против всех ожиданий утро прошло спокойно — гитлеровцы, казалось, забыли о заводе.
«Возможно, уходят или даже ушли», — думал Сердюк. Он полез на вышку, но с крыши трехэтажного здания неподалеку от заводской стены хлестнула пулеметная очередь, и Сердюк поспешил вниз.
В середине дня над заводом показался «мессершмитт», с белыми поясами на фюзеляже и черными крестами, покружил, путаясь в облаках, и сбросил бомбу. Она разорвалась в районе склада. Самолет сделал второй заход и снова сбросил бомбу.
— Килограммов по сто? — спросил Сашка, глядя в окно.
— Понял, что бомбят?
— Нет.
— Склад сортопроката. Пытаются тол взорвать, которого там уже нет.
Сашка восхищенными заискрившимися глазами посмотрел на Сердюка и вдруг спросил:
— Андрей Васильевич, наши придут — вы что делать будете?
— Кем прикажут — тем и буду, — отмахнулся Сердюк, не расположенный к такому разговору.
Парнишка не мог представить себе, что Сердюк, такой опытный боец, снова станет к прокатной клети, а он, Сашка, как оказалось, врожденный конспиратор, вместо того чтобы драться с врагами, будет растаскивать по кирпичу взорванные печи, грузить мусор и неизвестно сколько времени ждать того дня, когда снова станет подручным сталевара. Он уже привык жить напряженной жизнью, в атмосфере постоянного риска, быть всегда начеку; и чем больше опасностей подстерегало его, тем больше сил ощущал он в себе, тем изворотливее становился. И сегодня после первого боевого крещения Сашка твердо решил уйти в армию, стать разведчиком. О, он еще покажет себя!..
Сердюк обошел комнаты третьего этажа. В одной из них, рассевшись на полу, завтракали рабочие. Был здесь и Петр. Обилие запасенной еды говорило о том, что ребята приготовились к длительной осаде.
Эта живописная группа вооруженных рабочих, выбитые стекла, патроны, разложенные прямо на полу, напомнили Сердюку гражданскую войну.
— Как настроение? — осведомился он.
— Хорошее, — браво ответил Петр и наспех проглотил кусок мяса. — К бою готовимся — заправляемся. Давайте-ка и вы с нами.
Сердюк подсел к ним. Ему пододвинули белый огнеупорный кирпич, на который, как на тарелку, положили колбасу, тюбик плавленого сыра, сухари.
— Неплохо живете, — усмехнулся Андрей Васильевич, с аппетитом расправляясь с закуской. — Пришлю к вам Сашу, подкормите и его.
— Беспокоит меня это зловещее затишье, — сказал Петр, старательно размазывая на сухаре паштет. — Какую-то серьезную гадость замышляют.
— Да, хлопцы, надо глядеть в оба.
А в это время Сашка, рассмотрев на столе, за которым еще несколько дней назад восседал владелец завода, бронзовую пепельницу с изображением обнаженной женщины, попробовал поковырять ногтем текстолит, прикрывавший стол, приподнял его и, к своей радости, увидел под ним красное сукно. Убрав письменный прибор, пепельницу и текстолит на пол, он достал из кармана перочинный нож, сделанный им самим из пилочки по металлу, и начал осторожно сдирать сукно.
За этим занятием его застал Сердюк.
— Мародерством занимаешься?
Сашка поднял обиженные глаза, но тут же сделал еще один надрез.
— Знамя это, — безапелляционно заявил он. — Без него нельзя. Наш завод — надо, чтобы над ним и наше советское знамя было.
И через час на громоотводе самой высокой трубы мартеновской печи — третьей комсомольской — трепетало красное полотнище.
В конторе мартеновского цеха Валя и Гревцова, пробравшаяся на завод вместе с горожанами, организовали госпиталь. Здесь лежал побледневший от потери крови Николай и еще двое рабочих: один из взвода Гудовича, другой — раненный при перестрелке у склада. Возле них бессменно дежурил врач, обнаруженный среди горожан Лопуховым. Хотя врач был стоматологом, его присутствие успокаивало девушек: все же врач.
Под вечер со стороны аглофабрики донесся взрыв. Полетела в воздух бетонная стена, в образовавшийся проем ворвались три танка и устремились в направлении склада боеприпасов. Рабочие дружно обстреляли танки из автоматов, хотя и понимали, что не повредят их. Проломив ворота, один танк въехал в полупустое помещение склада. Рабочие, пришедшие сюда, чтобы пополнить запас продуктов и патронов, разбежались врассыпную, провожаемые пулеметной очередью.
Из танка осторожно, как крысы из норы, вылезли гитлеровцы и долго рыскали по складу, тщетно отыскивая ящики с толом. Автоматная очередь, раздавшаяся из глубины склада, свалила одного фашиста. Остальные нырнули в танк, захлопнули крышку и подняли бесполезную стрельбу.
При вторичной попытке открыть люк откуда-то сверху раздалось сразу несколько автоматных очередей. Пули градом хлестали по броне, и гитлеровцы вынуждены были сидеть в танке, не высовываясь. Сквозь щели в башне они не видели рабочих, которые вели обстрел с подкрановых балок, куда забрались, придя в себя после первого испуга.
Когда Сердюку сообщили о прорвавшихся танках, он послал Павла и Сашку, вымолившего разрешение участвовать в операции, на крышу склада. Обвешанные гранатами, они не спеша, по одной начали бросать их вниз. Натренированный в уличных боях с мальчишками, Павел бросал гранаты более метко, чем Сашка. Но танки все же оставались невредимыми. Тогда Павел сиял с себя пояс, сделал связку из пяти гранат и, бросив ее вниз, перебил одному танку гусеницу. Два других обратились в бегство, оставив подбитый на произвол судьбы.
Танк облили бензином и мазутом, и он запылал, как факел. Из него выскочили обезумевшие гитлеровцы и, что-то наперебой лопоча, то ли оправдываясь, то ли прося пощады, сдались в плен. Их торжественно провели по шоссе до заводоуправления и там заперли в бомбоубежище.
Утром к Сердюку привели мальчугана лет десяти, курносого, с россыпью веснушек на щеках — задержали рабочие, когда он на рассвете пробирался на завод. Мальчик держался смело и требовал свидания с Сердюком. Он оказался сыном радиста, принес радиограмму.
В короткой записке радист сообщал, что ему удалось наладить связь с наступающими частями Красной Армии, находящимися ближе других к городу.
— Может быть, послезавтра наших встретим! — восторженно закричал Сашка и бросил вверх шапку. — Продержимся, Андрей Васильевич?
— Продержимся, — без тени сомнения в голосе сказал Сердюк и засмотрелся на маленького связного — до чего же похож на отца. И как сразу было не догадаться, чей он.
Над заводом послышался натужный, прерывистый гул «хейнкелей». Сердюк выглянул в окно в тот момент, когда от переднего бомбардировщика отделилась маленькая черная точка и стремительно полетела вниз, насыщая воздух диким визгом.
— Ложись! — крикнул он, падая на пол и прикрывая собой мальчугана.
Одна за другой доносились взрывные волны — гитлеровцы методически бомбили завод. Здание лихорадочно дрожало. С потолка сыпалась штукатурка, порой в проемы окон со свистом влетали осколки и впивались в степы.
Сердюк не увел людей в бомбоубежище, решив, что это подготовка к атаке и что враг, воспользовавшись таким удобным моментом, мог проникнуть на территорию завода.
Но гитлеровцы и не думали идти в атаку. Лишившись возможности взорвать завод, они решили разрушить его с воздуха.
С отчаянием думал Андрей Васильевич о людях в газопроводе, уязвимом со всех сторон. Вывел их оттуда Гудович или, боясь прорыва, не решается оставить свои позиции?
Земля стонала от взрывов. На заводе загорелось одно из зданий, длинно, размашисто вырывались из его окон языки пламени, лизали воздух, как будто силились дотянуться до соседних построек, вспыхнуло мазутохранилище, и черный дымный столб поднялся вверх. Взрывные волны разметали тяжелый дым в разные стороны, завод окутался во мглу. Становилось тяжело дышать.
