Поль Сидиропуло - Костры на башнях
— Он с именем родился, Виктор Алексеевич. — Легкая печаль тенью легла на смуглое лицо Махара. — Асхат.
— Очень верно, — одобрил Соколов. — Пусть растет крепким, здоровым и таким же смелым, как его дядя-герой!
* * *Машина едва отъехала от здания райкома партии, направляясь к дому Соколова, как Виктор Алексеевич попросил Зангиева остановиться. «Волга» прижалась к бордюру и стала. Соколов вышел.
Карл Карстен увидел группу женщин, продающих цветы, и тоже вышел из машины. Прихрамывая, направился вслед аа другом. Внимание Соколова привлекла старушка, продающая красивые красные гладиолусы. Виктор Алексеевич взял все. Старушка стеснялась было брать деньги с первого секретаря райкома партии, но он сунул деньги в карман ее фартука.
Вскоре «Волга» подкатила к зданию роддома. На этот раз из машины Соколов и Карл Карстен вышли одновременно. Они поднялись по ступенькам.
Дежурная вышла им навстречу. И встретила приветливо:
— Здравствуйте, Виктор Алексеевич!
— Здравствуйте, Вера Николаевна! — улыбнулся ей Соколов; пожилая женщина долгие годы проработала в больнице вместе с его матерью.
— А вы к кому, Виктор Алексеевич?
— Передайте цветы Заире Зангиевой, — попросил он. — И скажите, что ее от всего сердца поздравляет знаменитый германский альпинист Карл Карстен. И я, естественно. Желаем ей большого счастья. Здоровья ей и малышу Асхату!
* * *«Волга» быстро набрала скорость на гладкой асфальтированной дороге и, несмотря на подъем, легко взбиралась по серпантину наверх. Погода стояла солнечная, как и всю неделю. В открытые окна машины врывался ветер и теребил волосы мужчин. Сын Соколова Алексей и Генрих быстро сдружились; они сидели рядом с Виктором Алексеевичем на заднем сиденье и перебрасывались короткими фразами — то по-русски, то по-немецки.
— Виктор, почитай Лермонтова, — попросил Карл Карстен. — Чудо поэт. И ты его читаешь прочувствованно.
Виктор Алексеевич улыбнулся, смущенный и тронутый похвалой, и начал:
Люблю отчизну я, но странною любовью!Не победит ее рассудок мой.Ни слава, купленная кровью,Ни полный гордого доверия покой,Ни темной старины заветные преданьяНе шевелят во мне отрадного мечтанья. Но я люблю — за что, не знаю сам — Ее степей холодное молчанье, Ее лесов безбрежных колыханье, Разливы рек ее, подобные морям…
— Знаешь, Виктор, — задумчиво заговорил Карл Карстен после паузы. — Я немало думал о причинах поражения Гитлера в минувшей войне. Да и не только я. Крупные ученые этим занимались. И все мы приходим к выводу: фашизм не мог победить вашу страну. Ведь главным вашим оружием были не танки и самолеты, а дружба людей разных национальностей, сплоченность всех народов Союза. Гитлеровские идеологи полагали, что легко смогут настроить против русских все остальные народы, столкнуть их друг с другом лбами. И тогда — дело сделано, держава ваша сама собой рассыплется. Но крупно просчитались — этого не случилось. В огне тяжелых испытаний дружба эта только еще больше укрепилась, засверкала новыми гранями. Десятки народов населяют Кавказ. И если люди веками живут вместе дружной семьей, то безнаказанно нарушать эту общность нельзя никому. Он навлечет на свою голову гнев всех горцев, всех людей, которые крепко любят свою Отчизну. Вот как о том Лермонтов писал.
…Перед поворотом машины в горы, у развилки двух дорог, увидели сверкающее стеклами двухэтажное здание пансионата. Голубые ели водили хоровод вокруг него.
Карстен воскликнул, точно обрадовался:
— А вот этого пансионата до войны тут не было!
— Ты прав, Карл, — отозвался Соколов. — Его построили лет пять тому назад. Отсюда начинается туристический маршрут к Черному морю, в Грузию.
— Вот как?! И иностранцев туда пускают?
— Пожалуйста, хоть завтра повезут и все покажут и расскажут.
Они рассмеялись, а потом надолго замолчали, наблюдая за пленительными пейзажами, раскрывающимися за окнами «Волги». Машина стала все круче брать вверх, натруженно, на высокой ноте гудел мотор.
Зеленые отроги, позолоченные нежным утренним солнечным светом, тянулись по обе стороны дороги; приближался укрытый голубой вуалью грудастый утес, который однажды назвали за вытянутую вверх вершину «каланчой». Впереди, на чистом синем небе, показались сторожевые башни, мирно и величественно возвышающиеся над крутым ущельем.
* * *Из-за поворота, как всегда неожиданно, показалось высокогорное село Лариса. Его трудно было узнать — так оно выросло, помолодело, потому что совсем мало осталось в нем старых неказистых домов, сложенных из местного камня, зато сквозь густую зелень садов празднично белели стены новых строений. Чудилось, что село подобралось еще ближе к грозным вершинам и до звезд отсюда — рукой подать. Да, многое изменилось в Ларисе за прошедшие после войны годы. Только старые закопченные сторожевые башни, как и прежде, невозмутимо стояли на страже покоя людей — ни время, ни войны, ни непогода оказались не в силах разрушить их.
Вышли из машины, остановились на краю ущелья — отсюда открывался великолепный вид на окрестности села. Словно зачарованный, не мог оторвать взгляд Карстен от вздымающихся совсем неподалеку могучих вершин, покрытых вечными снегами, от заросших лесом распадков, от хрустальных водопадов, низвергающихся в ущелья. Легкий ветерок шелестел листвой кряжистого дуба, стоящего над обрывом, и шелест листвы перекликался с отдаленным журчанием водопадов и ручьев, скачущих по осклизлым камням на дне ущелий.
Так бы и стоял часами, захмелевший от чистейшего горного воздуха, вбирая в себя первозданные красоты этого дикого края.
Между тем легкая дымка легла на чело двуглавого Эльбруса — он точно нахмурился.
— Ого-го, дружище, рад тебя снова видеть! — не выдержал Карл и закричал как в молодости.
Путники послушали, как эхо долго перекатывалось в ущельях, а потом пошли в селение. Здесь, в доме старика Мишо, их уже ждали. Женщины накрывали стол во дворе, под огромным орехом с могучей кроной. Неподалеку, на крупных камнях, молодые мужчины готовили мясо для шашлыка. Густой аромат свежего барашка и пряностей распространялся по всему двору. Под большим чаном уже потрескивали сухие поленья из чинары, охваченные неярким пламенем.
В горных селениях такие встречи всегда проходят в оживленных беседах за накрытым столом. А тут и случай особый: прибыл гость издалека, из заграницы. Многие помнили Карстена по тридцать девятому году, другие были наслышаны о том, как в годы войны он помог отвести лихую беду от Ларисы. И теперь все — и стар, и млад — спешили засвидетельствовать ему свое почтение, перекинуться с ним одной-другой фразой, а то и шуткой. Шуток и прибауток здесь знали множество.
— Кто гостей не любит, к тому гости не стучатся, — высказался коренастый старик с молодыми колючими глазами по поводу приезда Соколова и Карстена с сыновьями.
— Кому скажешь «Доброе утро», тот и тебе скажет «Добрый день».
— И то правда: в одиночку на пир не ходят.
Сказал свое слово и старик Мишо, восседающий во главе стола:
— В ожидании гостей дверь отворенной оставляем.
Годы понемногу брали свое: прибавилось глубоких морщин на его смуглом лице, стал он меньше, точно ссохся под горным солнцем. Но Мишо старался не поддаваться: по-молодецки еще горели глаза, он норовил ровно держать спину, как лихой джигит во время танца, голос его еще не потерял силы и чистоты.
— Дорогих гостей мы рады встречать каждый день, — раздувая пышные усы, говорил старик Мишо, неизменный тамада на всех застольях. — Тем более давних друзей. Говорил и буду неустанно повторять, как самое важное заклинание, — нет на свете большего счастья, чем жить в мире и дружбе. В ссоре люди не слышат друг друга. — Он расчесал пальцами, как гребенкой, усы, продолжил: — Разбушевалась у нас тут как-то непогода, у стихии ведь нет рассудка. И снежным обвалом разрушило в селе несколько домов, погибли и люди. А вскоре к нам сюда стала поступать помощь — теплая одежда, медикаменты, палатки утепленные, стройматериалы… Из разных мест люди откликнулись на беду. Раньше мы о таких городах да селениях даже не слышали, а тогда узнали, какие замечательные люди там живут, настоящие друзья.
— И я бы охотно помог, если б знал о вашей беде, — не удержавшись, вставил слово Карл.
— Верю, — кивнул с одобрением старик. — Не остался бы ты в стороне. Делом то доказал в годину войны. И мы все помним про то — добро не забывается. Так давайте выпьем за дорогого гостя, за его сына, за его семью. Кавказского вам здоровья и долголетия!
Все встали и выпили легкого бодрящего кавказского вина.
— Спасибо, друзья! Спасибо! — повторял растроганный до слез Карл.
