Дмитрий Панов - Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели
Мы приехали как раз к моменту сбора урожая, и мне пришлось наблюдать, как крестьяне и на низменных полях, и в чеках по склонам гор, аккуратно, серпами, срезают рис — двухметровые стебли, увенчанные колосьями. Обмолачивают они его очень просто, ударом снопа по краю большой бочки. С обратной стороны бочки и в ней самой был укреплен своеобразный экран, сделанный из циновок, чтобы уберечь каждое зернышко. Тщательно обмолоченный таким образом сноп, с двух-трех ударов о край бочки и тщательно проверенный на наличие зерен, аккуратно укладывался в стороне. Чего только не делал китайский крестьянин из этой бережно оберегаемой рисовой соломы: конусообразные шляпы, сумочки, корзины, блюда, емкости для хранения зерна и даже детские игрушки.
За две недели до уборки урожая со всех рисовых чеков спускается вода, которая уходит по небольшим ручьям и сливается в Янт-Цзы. А после уборки урожая на поля выпускаются «китайские тракторы», как мы называли лучших друзей китайских крестьян — спокойных и сильных, круторогих буйволов, которые, не спеша, волокут за собой соху с небольшим лемешиком, к которому, кажется, прилип китаец. Лемешек сохи подымает наверх корни убранного риса. Работа идет неспешно: буйвол своими мощными ногами успевает хорошо перепахать землю, да и удобрить ее навозом.
Земля в Китае серого цвета и на рисовых полях представляет собой серую жижицу, которая усиленно удобряется всеми доступными средствами: от человеческих фекалий, до помета домашних птиц. Утки по-китайски называются «ядцы». Уж не знаю, откуда они появляются на рисовых чеках, но десятки тысяч этих птиц буквально покрывают рисовые поля с невообразимым шумом и кряканьем, перетирая всю грязь своими клювами до мельчайших частиц. Затем нашествие уток повторяется, после чего сеется рис, вернее сажается уже подготовленный на специальных полях, где он растет плотно — один к одному. А в чеках он высаживается реже, каждый росток сажают, как у нас помидоры.
Так ведет хозяйство средний китайский крестьянин, который после посадки риса режет уток и в засоленном виде заготавливает впрок разрезанными пополам на пласт в бочках, как на Кубани рыбу. Эта утиная солонина была очень популярной едой в Китае и нам часто ее предлагали. А бедному крестьянину приходится отвоевывать свое место под солнцем, ближе к самому солнцу, на вершинах гор, порой на высоте до километра, где, освобождая каменистую поверхность, он ведрами таскал и заполнял им своеобразные ванны, в которых выращивал разнообразные овощи: длинные китайские огурцы, капусту, свеклу, помидоры и крупную редьку — лобу, которая отличается прекрасными вкусовыми качествами, очевидно, ту самую, очень популярную в Узбекистане. А рис сохраняется в кожуре и берется по мере надобности для очистки на своеобразной крупорушке, состоящей из большого камня и жернова, бегающего по нему, которые наши коллективизаторы, конечно, признали бы орудием производства и расколотили вдребезги.
Я рассказываю об этом сельскохозяйственном укладе китайского крестьянина провинции Сичуань, во-первых, потому, что у меня, как у крестьянского сына, он вызывал естественный обостренный интерес, а во-вторых, потому, что именно этот уклад сделал Сичуань житницей Китая, кормившей сто два миллиона собственного населения провинции и подкармливавшей армию и весь остальной Китай. Потому стратегическое значение Сичуани было чрезвычайно велико. Плюс ко всему она находилась в географическом центре страны. Потерять Сичуань означало для китайцев верный проигрыш всей войны. Японцы, видимо, не имели сил для захвата этого нового жирного куска, да и боялись лезть в горы, предпочитая бомбардировать города богатейшей провинции, надеясь принудить китайцев к капитуляции.
В Чунцин мы попали, как говорят, с корабля на бал: китайская разведка, которая редко ошибалась, получила «наколку», что в первых числах августа японцы нанесут бомбовые удары по Чунцину и аэродромам. Так что нам предстояло боевое крещение, и мы к нему напряженно готовились. Помогали нам и китайцы, прикрепившие, например, к днищу нашего самолета дополнительные бензиновые баки — длинные, блестящие сигары, сделанные из непромокаемой бумаги и покрашенные серебрянкой, вместимостью двести литров. Они позволили нашему самолету — истребителю И-15 БИС, держаться в воздухе до четырех часов, правда сильно ограничив маневренность и скорость нашего биплана, который и без того был тихоходен и маломаневренен из-за многочисленных расчалок, стоек и шасси, которые не убирались.
Летчики знакомились с обстановкой и отдыхали, техники возились у самолетов, а нам с Григорием Воробьевым предстоял визит к начальству — представиться. Нашим начальником в округе был главный военный советник, резиденция которого помещалась в Чунцине, недалеко от посольства, в красивом двухэтажном особняке. Неподалеку был большой многоэтажный, белый дом, который в шутку назывался домом НКО — народного комиссариата обороны, конечно СССР, а не Китая. В этом доме жили и работали до семисот советских военных советников, офицеры всех родов войск. В качестве советников они находились в каждой китайской дивизии или даже в стрелковом полку, практически руководили боевыми действиями этого огромного, слабо обученного и плохо экипированного воинства, что все-таки позволяло китайской армии противостоять японцам. Соотношение сил было следующим: десять китайцев против одного японца. Такими же были и потери, это при нашей активной помощи. Китайскому крестьянину не было никакого смысла воевать за свою страну, где он был на положении раба, хотя, как показали последующие десятилетия, китайский солдат умел воевать не хуже любого другого. Да и в нашу Гражданскую войну интернациональные батальоны, состоявшие из китайцев, были одними из наиболее надежных частей Красной Армии.
К кому же мы шли на прием, чтобы представиться? Примерно полгода назад в Китае погиб главный военный советник Черепанов, автомобиль которого во время дождя сорвался с серпантина горной дороги. Так рассказывал мне один из китайских генералов, выпускник нашей военной академии. Черепанова очень уважали и наше офицерство, и китайцы, включая самого Чан-Кай-Ши. А вот сменил Черепанова генерал Власов, окончивший две академии, очень перспективный командир, участник Гражданской войны, доверенное лицо самого Сталина. Да, да, читатель, тот самый Власов, который в годы Отечественной войны сформирует в немецком тылу из пленных красноармейцев и перебежчиков, вроде его самого, Русскую Освободительную Армию. Тот самый Власов, герой обороны Киева, где командовал 37-ой армией, и битвы под Москвой. И надо сказать, что войска, возглавляемые Власовым до его перехода на сторону немцев, дрались упорно и умело, отступая или попадая в окружение, лишь когда вокруг все рушилось. Да и сам переход его на сторону врага на Волховском фронте состоялся, по рассказам очевидцев, при следующих обстоятельствах: Вторая Ударная армия выполнила стоящую перед ней задачу, но другие войска не сумели прикрыть ее фланги, и немцы сомкнули прорванный было фронт. Блестящая победа на глазах обернулась очередным оглушительным поражением, связанным с гибелью сотен тысяч людей. Думаю, что Власов, военачальник высокого ранга и военного таланта, мог вблизи наблюдать и самого тупоумного в военном деле «гениального стратега», и его верных «маршалов» Климку и Семку, и безвольных военспецов, подавленных страхом перед репрессиями и не имевших воли возразить против самых глупых и преступных решений Сталина, наподобие отказа вывести войска из Киевского выступа, который вскоре превратился в Киевский котел, поглотивший нашу миллионную армию. Конечно, Власов мог близко видеть эту адскую кухню, где судьбами миллионов людей распоряжалась, практически, кучка бандитов, имея в подручных запуганных до потери сознания людей, пусть знающих и порядочных, наподобие маршала Шапошникова. И терпеливо выполняя идиотские указания, не по своей вине теряя армию за армией, Власов, человек близкий к когорте квалифицированных красных командиров и образованных людей, возглавляемых еще недавно Тухачевским и Якиром, не мог глубоко не переживать происходящее и не делать для себя очень и очень печальные выводы. В той ситуации немудрено было и поверить, что именно смещение сталинского режима, пусть даже самим чертом, спасет Россию. Я не оправдываю Власова, но пытаюсь понять логику рассуждений этого, несомненно, талантливого полководца, образованного и культурного человека с широким кругозором.
А в те годы он выглядел следующим образом: высокий, худощавый человек лет сорока пяти, со смуглым оттенком кожи, строгим взглядом, небольшой щеточкой усиков под острым носом. Он был по-военному требователен и во всех его поступках сквозила высокая степень организованности и культуры. В фойе особняка главного военного советника нас встретил порученец или адъютант и пригласил в небольшую, даже тесную, комнату, в центре которой стоял низкий столик. Мы присели и, несмотря на открытое окно, вскоре стали обливаться потом. Небо было пасмурным, но стояла ужасная духота, а мы с Григорием Воробьевым еще не успели адаптироваться в местном климате.
