Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава. Книга третья

— Да ничего. Только я все думаю: неужели они потом всех этих евреев расстреляли?

— Нет, пожалуй, — сказал Спыхала. — Они ведь им еще нужны, чтобы собирать патроны.

— Почему же наши все так побросали? — безучастно спросила Оля.

— Потому что было тяжело. Удирать приходилось.

— Удирали, всюду удирали, — повторила Оля. — Я ведь видела, что делалось по дороге из Варшавы.

— Не удивляйтесь этому, — с какой-то неожиданной ласковостью сказал Спыхала.

Изможденная крестьянка, которая когда-то, наверно, служила по поместьям и знала «панские» порядки, вскипятила в чайнике воду. Она была очень растрогана, когда Спыхала, заварив чай из маленькой коробочки, взятой из Пустых Лонк, угостил ее горячим крепким напитком. Потом все сидели в горнице, которую им отвели на ночлег хозяева. Здесь стояли две кровати. Решили, что Ромек будет спать над конюшней, на сене, чтобы быть возле лошадей. Спыхале пришлось устроиться на одной кровати с Анджеем. Другая кровать, стоявшая в углу под образами, широкая, хотя и жесткая, была предоставлена Оле. Здесь же висела фотография хозяина в военной форме, который и сейчас где-то защищал отчизну. На все вопросы о нем хозяйка отмалчивалась и только тяжело вздыхала.

Оля и Спыхала сидели в горнице за столом, пили чай и ждали мальчиков. У хозяйки в чулане нашлось еще несколько яиц, и Оля решила поджарить для мальчиков яичницу.

Тем временем Ромек и Анджей, накормив и напоив лошадей, вышли на дорогу. Асфальт на шоссе отливал серебром в густой темноте сентябрьского вечера. Из парка невдалеке глухо доносились голоса. Хозяйский сын, парень лет четырнадцати, сказал Ромеку, что в парке стоят немцы.

— Там, наверно, штаб, — заявил мальчуган, он уже неплохо разбирался в военных порядках. — Сколько всего туда понаехало! И автомобили, и разные офицеры… Идите посмотрите.

— Так ведь, наверно, не пускают?

— Э-э, они даже караула не выставили, — ответил мальчик. — Я там уже три раза был. Немецкого супа получил. Варят на кострах. Там помещичья усадьба, — пояснил он.

— Пойдем, — затормошил Ромек Анджея, который остановился в нерешительности, — посмотрим.

И в самом деле не было никаких караулов, они свободно прошли на территорию лагеря, никто даже не заметил их. Несколько деревенских мальчишек вертелись у костров.

Ворота у въезда в парк были разрушены. Видимо, оказались узкими для грузовиков или танков. От ворот вела к дому аллея старых грабов. Вдоль аллеи, отступив в глубину парка, стояли легковые автомобили и грузовики. Между деревьями тут и там пылали костры. Солдаты, лежа, грелись у огня либо сновали с судками в руках.

Анджей и Ромек подошли почти к самой усадьбе. На классическом крыльце бывшего помещичьего дома были установлены рефлекторы с аккумуляторами. Несмотря на костры и льющийся из дома яркий электрический свет, в аллее было довольно темно.

Юноши ходили по аллее взад и вперед, и никто не замечал их. Два молоденьких немецких офицера, прогуливаясь по аллее, то и дело проходили мимо них. В мерцающем свете лица их казались красивыми, интеллигентными; они похожи были на студентов, гуляющих по университетскому двору. То держась за руки, точно школьники, то в обнимку, они гуляли и оживленно рассказывали что-то друг другу, поминутно хохоча и совершенно не замечая идущих навстречу поляков.

Каждый раз, поравнявшись с офицерами, Анджей стискивал зубы.

— Посмотри, — сказал он наконец Ромеку, — какие они счастливые — удачный поход. Подумай только: нас разбили, у нас все развалилось, а они ходят себе с торжествующими лицами. Радуются, что они молоды и что победа на их стороне.

Волнение Анджея было непонятно Ромеку.

— Вот бы сейчас пистолетик, — сказал он, — мы бы их враз укокошили.

— Ну и что дальше? — спросил Анджей.

— Ничего, конечно! Я ведь знаю, что у Спыхалы есть пистолет. Но не собираюсь его брать, чтобы стрелять в этих негодяев.

— Видишь ли, самое ужасное, что эти даже не выглядят негодяями, они похожи на нас. Они совсем как мы.

— Ошибаешься, — сказал Ромек. — Видал, как они стреляли в евреев? Тот, что стоял на шоссе, тоже был похож на нас… Но…

— Вот именно — но. Хотелось бы мне поговорить с таким. Когда тот немец с Валереком приехал в Пустые Лонки, я так растерялся, что ничего не смог ему сказать.

— Пани Ройская своим молчанием сказала ему достаточно.

И они снова пошли по аллее.

Ночь была темная, пахло осенью и грибами, но было очень тепло. Огни отбрасывали красные блики на гуляющих офицеров. Наконец они заметили поляков. Когда Анджей и Ромек прошли мимо, офицеры вдруг повернулись и оказались лицом к лицу с ними.

— Was machen sie hier? [4] — спросил один из них вмиг изменившимся, каким-то каркающим голосом, в котором не оставалось и следа веселого смеха. — Sind sie Polen? [5]

— А что, разве нельзя? — самым наивным тоном спросил Ромек.

— Raus! [6] — крикнул другой немец, указывая на ворота.

Юноши спокойно повернулись и ушли.

У ворот Ромек обернулся. Немецкие офицеры стояли на том же месте и следили за ними. Ромек крикнул: «Адье!» — и помахал им рукой.

Один из офицеров сделал жест, будто потянулся за пистолетом, но юноши уже были за воротами и скрылись в ночной тьме. Они громко расхохотались. Из темноты им ответил такой же смех двух немцев. Офицеры были еще слишком молоды.

— Нет, война не кончилась, что бы ни говорил тот немец, — сказал Анджей, когда они шли к своей хате. — Война только начинается. Этим молодцам еще придется испытать ее на себе.

— Дай-то бог! — сказал Ромек.

Они вошли в хату. В горнице за столом сидели Оля и Казимеж. Маленькая керосиновая лампа сбоку светила на них. Оля с улыбкой слушала Казимежа, который рассказывал ей что-то.

Слыхала сказал недовольно:

— Где вы пропадаете? Мы ждем вас. Яичницу будете есть?

— Еще бы, — ответил Ромек. — По три десятка яиц на каждого!

— Прости, мама, — Анджей поцеловал матери руку, — мы, знаешь, засиделись в гостях. Навестили немцев в их квартире. Ну, этот визит и задержал нас. Ты беспокоилась?

— А как ты думаешь? — сказала Оля. — Конечно, очень беспокоилась.

И тут же сердце ее болезненно сжалось — она ведь даже не заметила отсутствия сына.

VI

Едва только повозка, увозившая Олю и Спыхалу из Пустых Лонк, исчезла за воротами парка, с противоположной стороны снова появился немецкий автомобильчик и остановился у крыльца. На этот раз Валерек приехал один.

Ройская встретила его холодно.

— Дай мне поесть, мама, — сказал Валерий, — я адски голоден.

Ройская проводила сына в столовую. Наскоро собрала на стол, подав что осталось из приготовленного на дорогу уехавшим.

Уже за столом она сказала:

— Я ведь просила тебя не появляться здесь.

Валерек с умилением взглянул на мать.

— Я помню это, мама, и не приехал бы, если бы у меня не было к тебе важного дела.

— Какого именно? — спросила Ройская.

— О, сейчас, сейчас… А Голомбеки уехали? Что-то их не видно.

— Так это дело касается Голомбеков?

— Да нет же. Просто интересуюсь родственниками. Мне показалось, что на крыльце стояла Геленка.

— Да, Геленка здесь.

— А Оля упорхнула с паном Спыхалой?

— Перестань, — сказала пани Ройская. — До чего же ты несносный, Валерек. Все такой же! Зачем же все-таки ты приехал?

— Да, я все такой же, — вздохнул Валерек. — А помнишь, мама, как ты однажды не взяла меня с собой в Одессу? До сих пор не могу забыть, как я тогда плакал.

В глазах госпожи Ройской засветилось тепло.

— Помнишь, ведь тогда я не был «все такой же», я был совсем другой. И ты считала меня тогда своим сыном.

— А разве теперь я не считаю тебя своим сыном?

— Не знаю. Теперь твое отношение ко мне совершенно переменилось.

— Но ведь и ты изменился.

— Я — да, но не мое отношение к тебе. Ну, да что об этом говорить… Так уж получилось…

— Все могло бы сложиться иначе, — с грустью сказала Ройская.

— Могло бы, но ведь не сложилось. Наибольшая житейская мудрость заключается в том, чтобы мириться с фактами. Пожалуйста, отрежь мне еще полендвицы [7].

— Действительно похоже, что ты не ел дня два.

— Да, очень голоден. Сентябрьский холод обостряет аппетит. А если бы еще съездить на охоту…

— Не вздумай только притащить сюда немцев на охоту!

— Нет, нет… Здесь я больше не появлюсь. Я как раз приехал с тобой попрощаться.

— Попрощаться? Со мной? В чем дело?

— Я получил должность далеко отсюда. В Пулавах. Меня назначили управляющим несколькими имениями.

— В Пулавах?

— Под Пулавами.

— И ты будешь работать на немцев?

— А что же делать? Не могут же они оставить имения без присмотра. Нужен же им какой-то ответственный…