Николай Внуков - Когда гремели пушки
На обороне, как почти всегда днем, было тихо. Только где-то справа и слева тренировались наши и чужие снайперы. Медленно и плавно кружились редкие снежинки, легкие и сухие, как пух. Пожилой узбек с рогатыми усами книзу старательно подметал траншею сосновым помелом и пел все одно и то же:
Кызы́мычка, кёль, кёль,Кызымычка — хоп!..
До наступления темноты оставалось не более двух часов. Я была озабочена и раздосадована. Снять пулемет с обороны — ведь это же ЧП!.. А по всей видимости, снять придется, вряд ли мастер устранит неполадку на месте. Надо было доложить командиру роты.
Рогов не возмутился. Наоборот, как всегда, успокоил:
— Неприятно, но переживем. В крайнем случае на ночь «дегтярева» из резерва поставим.
Сразу отлегло от сердца. И головной боли как не бывало. По дороге в дзот я сама себе сказала: «А все-таки ты везучая, чертовка! Попасть к такому командиру, как Рогов…»
В дзот я не вошла, а ворвалась. И сразу к пулемету. Рывком выхватила из гнезда приемник.
Дед Бахвалов, сняв очки, растопырил на меня глаза, а в них немой вопрос: «Какая это тебя муха жиганула?».
Но мне было не до деда и не до вопросов. Самым тщательным образом я ощупывала пятку подающего рычага. Так и есть: чуть-чуть, едва ощутимо скрошилась. Приказала деду Бахвалову:
— Пошлите к Лукину. Взять на время приемник.
— Это для какого ж лешего?
— Пошлите, вам говорят! А то сама пошлю!..
— Тьфу, — сплюнул дед на свои кургузые валенки-корабли, — не было печали… — Но за приемником послал.
…Больной «максимка» ожил и заговорил. Четверть ленты. Пол-ленты. «Та-та-та!..» Полная! Я вытерла вспотевший лоб рукавом фуфайки.
Торжествующе взглянула на старого пулеметчика:
— Ну что, Василий Федотыч?
С того как с гуся вода. Развернул крутые плечи, приосанился:
— Как в воду я глядел, мазурики!
О господи, «в воду он глядел»! Ну и дед. Посадишь такого в лужу, как же… Я падаю грудью на пулеметный короб и откровенно хохочу. «Мазурики» пыхтят и пыжатся от непреодолимого смеха, но вслух смеяться не смеют. Попробуй-ка посмейся над командиром, да еще над самим Бахваловым!
Дед бубнит на низких нотах:
— И какие такие тут могут быть смехи? Волос долог, да ум короток…
Я не обращаю внимания, как и не слышу.
* * *Сразу же после обеда в центральной траншее поднялась немыслимая суетня. Командиры бегали как угорелые. Бестолково метались солдаты. И по всей обороне, как колокола громкого боя, зазвонили-забрякали сигнальные гильзы от снарядов.
Боевая тревога?!
Нет. В наш полк пожаловал сам командарм — генерал-лейтенант Поленов. И вот-вот нагрянет на передний край.
Вместе с двумя заместителями в траншее появился комбат Батченко. Зыкнул, как в рупор на катере:
— Эт-то что за сабантуй? Смир-р-но! По мес-там!
Встревоженные шумом, взбесились фашисты. Как голодный ишак, заревел шестиствольный миномет — «дурило». Долбанули тяжелые пушки. Траншею как метлой подмело — попрятались братья-славяне кому куда ближе. Ходуном заходила земля. Нестерпимо запахло порохом и селитрой. Линию обороны заволокло черно-сизым дымом.
Артналет длился с четверть часа. Пушки и минометы ревели уже с обеих сторон. Наверняка наши артиллеристы по такому случаю перерасходовали боевой лимит.
Обстрел застал меня в блиндаже Рогова. Тяжелые взрывы бухали где-то совсем рядом за нашими спинами. Землянка вздрагивала. Лампа-гильза моргала. Со щелястого потолка, как живой, струился песок. После одного особенно громоподобного взрыва Евгений Петрович не то в шутку, не то всерьез сказал:
— Залезла бы ты, право, под нары на всякий случай…
Я захохотала:
— Хорош командир… под нарами! А что, Евгений Петрович, ведь не бывает худа без добра. Пожалуй, командарм не приедет. Ведь не пустят же его в такую катавасию.
— Удержишь такого, как же, — буркнул Рогов. — Да ему сам черт не брат.
Убедившись, что им не угрожает штурм, фрицы постепенно ослабили, а потом и вовсе прекратили огонь. Вначале умолкли дальнобойки. Потом подавился «дурило». Захлебнулись минометы. Наши тоже замолчали. И опять у нас на обороне тишь да гладь.
Евгений Петрович Рогов оказался прав. Едва мы с ним выбрались из укрытия, как перед нами возникла богатырская фигура комбата Батченко.
— Едет, — сказал он вроде бы будничным тоном. Но выдавала краска, бурыми пятнами выступившая на острых его скулах. Волнуется. И я разволновалась не на шутку. У меня не было никакого желания столкнуться с генералом Поленовым носом к носу, и я, преодолев робость, обратилась к комбату:
— А может, мне спрятаться от командарма, товарищ капитан? А?..
— Это зачем же? — строго возразил комбат.
Я промямлила:
— А так. На всякий случай. Вы же знаете, что по документам я числюсь мужчиной. А тут вдруг… И вообще…
Комбат подумал самую малость и решил:
— А пожалуй, спрячься от греха подальше. Всякое может быть. Как увидит командарм такую пигалицу — враз взвод отберет, а нам всем шеи намылит. Он таковский.
— Иди в ротный санпункт, — посоветовал Рогов. — Туда генерал не заглянет.
— А если и заглянет, сойдешь за санитарку, — добавил комбат. — Замаскируйся.
* * *Командующий пробыл у нас больше часа. Хмурый, грозный, не спеша прогуливался по траншее и всюду совал свой генеральский нос. Его интересовало буквально все: оружие, система огня во взаимодействии, сигнализация и связь, распорядок дня и снабжение. Нескольких солдат генерал Поленов заставил раздеться и разуться, чтобы лично удостовериться в состоянии белья и портянок. Придраться было не к чему, и командарм явно подобрел, а под конец и вовсе развеселился. Уж очень понравились ему мои ребята — сытые, здоровые, смешливые. Потрогав деда Бахвалова за роскошную бороду, генерал пошутил:
— Траншею ты ею, что ли, подметаешь?
Дед не растерялся:
— А это уж как придется.
Беседа шла в темпе.
— Как вас, братцы, кормят?
— Хорошо, товарищ командующий!
— Приварка хватает?
— Хватает. Еще и остается.
— А остатки куда деваете?
— Доедаем, товарищ командующий!
Генерал рассмеялся. Похвалил:
— Молодцы, честное слово, молодцы!
Он обратил внимание на видного, красивого Пыркова, который на рассвете пришел из боевого охранения ко мне по делу и в ожидании темноты для обратного возвращения застрял у деда Бахвалова на огоньке.
— О чем думаешь, солдат? — вдруг спросил его командарм.
Пырков руки по швам, грудь колесом:
— Как бы стать генералом, товарищ командующий!
— Зачем тебе?
— А чтоб все боялись, как вас.
— О-хо-хо-хо! Комдив, да они меня уморят, остряки этакие.
Комдив тоже от души:
— Хо-хо-хо!
И вся свита осторожненько:
— Хо-хо-хо!
Только наш комбат даже не улыбнулся, — видимо, ему не понравилось подобное панибратство. Но это было еще не все.
— Где ж ваш взводный? — спросил командарм у деда Бахвалова.
— Не могу знать, товарищ командующий. Они нам не докладывают.
— Позвать! — приказал высокий гость.
Комдив вопросительно, взглянул на командира полка, тот — на комбата. Комбат почтительно:
— Зуб у него разболелся, товарищ генерал-лейтенант. В медсанбат отпустили, пока тихо.
— Жаль. Хотелось бы познакомиться. Как, братцы, он парень-то ничего?
А «мазуриков» деда Бахвалова хлебом не корми, но дай посмеяться. Зафыркали. Загалдели.
— Куда там! От самого господа бога по блату нам достался.
— Хват?
— Богатырь!
— Потомок Суворова.
— Ну что ж, приятное отрадно слышать. Передайте ему: хвалю. И за вас, и за порядок.
— Есть передать!
— Ну, прощайте, друзья мои. Готовьтесь. Скоро будет жарко. Я на вас надеюсь, дорогие сибиряки.
Так неожиданно благополучно прошел для нас визит грозного командарма. Во всяком случае, никто не пострадал от его гнева. А может быть, слухи о свирепости генерал-лейтенанта Поленова преувеличены. Сделать из мухи слона могут даже на фронте.
Долго я корила себя за малодушие. И зачем, спрашивается, спряталась? Ничего бы он мне не сделал, раз все оказалось в порядке. Да и не верю я, что человек, понимающий шутку и умеющий смеяться, может быть бесчеловечным. В другой раз прятаться не буду. Не дам повод для насмешек. Ведь трое суток мои однополчане обрывали телефон Рогова, требовали меня, орали в трубку: «Здорово, чудо-богатырь!», «Привет потомку Суворова!», «Как поживает зуб?» — и неистово хохотали. Евгений Петрович охрип, увещевая озорников.
* * *Генерал-лейтенант Поленов встретил меня перед самым наступлением, уже летом, на той же самой обороне. Только-только я заснула после ночной вахты, как над моей головой неистово забрякала сигнальная гильза-колокол. Срочный вызов на позицию! ЧП…
