Георгий Соколов - Нас ждет Севастополь
Таня усмехнулась:
— Оригинальный способ…
— Как умел. Я ведь человек неученый, рядовой матрос, обыкновенный шахтер. Курсов не проходил. Одно я заметил — как обожгешь человека ядреным словом, то славно действует. Ты, однако, не сердись.
— А я и не сержусь.
Таня сняла сапоги с усталых ног, положила под голову вещевой мешок, в котором были гранаты, патроны и шерстяная юбка, и завернулась в плащ-палатку.
Утром, когда еще было сумеречно, моряки двинулись в путь. Шоссейная дорога оказалась совсем близко. Перебежав ее, Глушецкий и его товарищи вскоре увидели населенный пункт Байдары. Залегли метрах в пятистах от ближайшего дома и стали наблюдать. Солнце уже взошло, а люди не показывались. Только из крайнего, крытого черепицей дома, отгороженного от остальных домов большим садом, кто-то выглянул в окно и быстро задернул его занавеской.
— Сдается мне, товарищ лейтенант, — сказал Гучков, — что немцев тут нет. Очень уж спокойно на улицах. Так гитлеры себя ведут редко. Или над людьми измываются, или курам и свиньям покоя не дают.
— Похоже, что так, — согласился Глушецкий.
— Разрешите сходить в тот дом, откуда человек выглядывал. А то невмоготу ждать целый день с голодным желудком.
Несколько минут Глушецкий раздумывал. Риск велик, но и терять целый день не хотелось.
— Рискнем, — сказал он. — Пойду я, со мной Груздев и Пухов.
— И меня бы прихватили, — вставил Гучков.
— Вы втроем будете прикрывать нас в случае, если придется поспешно отходить.
Глушецкий взял у Гучкова пилотку и надел на забинтованную голову, а Гучкову отдал свою флотскую фуражку.
Таня приготовила винтовку. Слева от нее легли Гучков и Кондратюк с автоматами.
— Хотя бы куревом разжились, — проговорил Кондратюк, — а то уши пухнуть начали.
Гучков шикнул на него:
— Не отвлекайся.
Прошло полчаса. По-прежнему кругом было тихо. Таня не сводила взгляда с дома. И вот наконец около крыльца появился Пухов. Он постучал в дверь и, когда ее открыли, исчез в доме. Через минуту он показался вновь и призывно махнул рукой. У крыльца появились Глушецкий и Груздев. Все трое вошли в дом.
Солнце поднялось уже высоко, стало жарко. Таня расстегнула воротник гимнастерки и облизнула сухие губы. Ей захотелось пить, но воды не было.
«Почему они так долго находятся там? Прошло уже двадцать минут», — встревоженно подумала она.
И вдруг Таня увидела нескольких человек в немецкой форме, перебегающих от дерева к дереву. Они были уже рядом с домом.
— Гучков, видите? — не поворачивая головы, спросила Таня.
— Вижу. Узнали, видать, гады.
— Что делать? Как предупредить?
— Стреляй.
Таня прицелилась в подкравшегося к углу дома фашиста и выстрелила. Тот рухнул, остальные шарахнулись за деревья. В доме тоже кто-то выстрелил, и из дверей выскочили Глушецкий, Груздев и Пухов. Они побежали к камням, заросшим кустарником. Немцы открыли огонь. Бежавший последним Пухов упал, раскинув руки. Глушецкий и Груздев успели забежать за камни и залечь. Немцы бросились было им вдогонку, но Таня подстрелила еще двоих. Фашисты опять скрылись за деревья.
— Черт, далековато, из автомата не достанешь, — услышала она Гучкова.
Пухов так и не поднялся. Немцы не показывались из-за деревьев, и Таня перестала стрелять. Не стрелял и противник. В наступившей тишине был слышен треск цикад. Таня увидела, как из-за камня выполз Груздев и, энергично работая локтями, пополз к Пухову. Немцы почему-то не стреляли по нему. Груздев повернул товарища лицом вверх, вытащил из-под него автомат, потом взял из карманов документы. Таня поняла, что Пухов мертв.
Через некоторое время прибежали Глушецкий и Груздев.
— Надо уходить, — сказал Глушецкий. — Немцев здесь с десяток, не более, но есть отряд полицаев, одетых в немецкую форму. Это они напали на нас. Хотя полицаи и трусливее немцев, но опаснее. Они знают местность.
Глушецкий повел отряд к морю. Гучков спросил:
— Почему мы идем не в горы?
— Полицаев надо обмануть. Они будут думать, что мы пойдем в горы, а мы обойдем Байдары и спустимся к морю правее мыса Сарыч. Там такие же скалы, как у Херсонеса. Переждем до вечера, а там видно будет.
На том месте, где ранее находились в засаде Таня, Гучков и Кондратюк, раздались выстрелы. Потом выстрелы послышались севернее. Глушецкий с усмешкой сказал:
— Пошли за нами в горы.
— Хорошо, что у них овчарок нет, — заметил Гучков.
К полудню подошли к берегу. Груздев нашел спуск, и вскоре вся группа сидела под высокой скалой в небольшой пещере.
Положив оружие на камень, Глушецкий с трудом снял гимнастерку и сказал Тане:
— А теперь перевяжи меня. Левую руку не чувствую.
Лицо его было бледно, голова кружилась, и он в изнеможении опустился на камень.
— Что же вы раньше не сказали? — в испуге воскликнула Таня, увидев, что у него весь левый рукав тельняшки пропитан кровью.
— Раньше не до этого было, — тяжело дыша, произнес Глушецкий.
Таня помогла ему стянуть тельняшку. Пуля попала в предплечье. Таня промыла рану морской водой и забинтовала.
— Перевяжите заодно и голову, — попросил Глушецкий.
Закончив перевязку, Таня постирала в морской воде тельняшку лейтенанта и расстелила ее на камнях.
Груздев и Кондратюк натаскали в пещеру сухих водорослей, и лейтенант лег па них. После этого Груздев вынул из-за пазухи две больших лепешки, из карманов достал завернутый в тряпку кусок брынзы, пачку листового табака. Гучков смотрел на него удивленными глазами.
— О, — только и мог произнести он.
— У татарина разжились, — объяснил Груздев и разделил лепешки и брынзу на три части. — Мы наелись у татарина, а это вам прихватили. Ешьте.
Через несколько минут лепешки и брынза были съедены.
— А теперь покурим, — весело потирая руки, сказал Гучков. — У кого есть газета?
Ни у кого не оказалось. Гучков задумался:
— Вот еще проблема. Что же делать? — Какое-то мгновение он размышлял, потом тряхнул головой: — Эх, была не была, — и достал из нагрудного кармана вырезку из газеты. — Раскурим.
— А что это такое? — покосился Кондратюк.
Гучков дал ему вырезку. Кондратюк вслух прочитал о том, как боец Гучков уничтожил в рукопашной схватке восемь гитлеровцев и подбил танк.
— Жалко. Как-никак, а память, — заметил Груздев.
— Авось да еще напишут, — небрежно сказал Гучков, наделяя желавших закурить клочками бумаги.
Закурив, он зажмурил глаза от удовольствия.
— Дюбек, чудо-табачок, — проговорил он с блаженным выражением на лице. Повернувшись к Груздеву, спросил: — Как могли полицаи догадаться, что вы в доме?
— Этот татарин — продажная шкура, — со злостью ответил Груздев. — Лейтенант пристрелил его, собаку. Когда мы вошли, он сначала перепугался, а потом стал нас угощать. А его сынишка шмыгнул в окно и побежал доносить. Но мы этого не заметили, а догадались, когда увидели в окно полицаев и мальчонку хозяйского с ними. Мы — к дверям, а хозяин на нас пистолет наставил.
— Так ему и надо! — воскликнул Кондратюк.
Груздев улыбнулся:
— А я со стола успел кое-что прихватить. Даже вот что второпях сунул в карман.
Он показал рогульку с леской.
— Ого! — воскликнул Кондратюк. — Что же ты молчал? Давай сюда, будем ловить рыбу.
Он разыскал в камнях несколько крабов, достал из лапок мясо, насадил на крючки и забросил в море.
— Такую уху сварим, — облизнув губы, сказал он, — язык проглотишь.
— В чем варить-то будешь? — охладил его пыл Груздев.
— В котелке.
— А в котелок что нальешь?
— Вот не сообразил. — Кондратюк растерянно развел руками.
— Рыбу можно в костре испечь, — усмехнулся Гучков. — Ты поймай сначала.
— За этим дело не станет, — заговорил Кондратюк. — Готовьте костер.
Груздев стал собирать сухие палки и ветки, которых на берегу валялось немало.
Тельняшка быстро высохла на горячих камнях, и Таня понесла ее лейтенанту. Тот лежал с закрытыми глазами.
— Товарищ лейтенант, — тихо позвала Таня.
Он открыл мутные, воспаленные глаза.
— Давайте наденем тельняшку.
— Нет ли глотка воды? Внутри горит, — проговорил он.
— Воды нет, — с виноватым видом сказала Таня.
Она принесла в котелке морской воды и стала поливать ему на лицо и грудь. Лейтенант почувствовал себя бодрее. Таня помогла ему надеть тельняшку.
— И жар, и знобит, — с беспокойством выговорил Глушецкий, снова ложась. — Наверное, пуля застряла.
К вечеру ему стало хуже. Он метался, кусал губы, чтобы не застонать. Таня стала класть ему на лоб и на грудь холодные компрессы.
— Что же делать? — растерянно спросила она Гучкова. — Идти он не сможет. Идите вы, а я останусь с лейтенантом.
