Михаил Ильин - Ради жизни на земле-86 (сборник)
— Осторожней! — крикнул Луховицын Степанову. — Тут расщелина!
— Понял, — отозвался Степанов.
Ивана увидели не сразу. В том месте, где обрывалась его лыжня, образовалась вместительная снежная воронка, из нее острием кверху торчала лыжная палка. Снег в воронке зашевелился, послышался глухой стон.
— Иван, живой? — наклонясь, спросил Луховицын.
— …ивва… — донеслось неразборчиво.
— Голова у тебя внизу или вверху? Руки где? Двигать ими можешь?
Клименко что-то промычал в ответ, немного погодя показалась рука в солдатской рукавице, а за ней голова в шапке. Иван дышал тяжело, с хрипом.
— Не подходите близко, — предупредил он.
— Ты цел? — спросил Игорь.
— Что-то с правой ногой, — морщась, ответил Иван. — Не могу шевельнуть ею. А так вроде ничего.
— Держись, сейчас вытянем, — сказал Андрей. Они с Игорем сняли брючные ремни, связали их.
Луховицын подал конец Клименко, а его самого страховал Степанов. С большим трудом вытащили Ивана наверх. И сразу повалились в снег, не в силах сделать ни шага. Иван постанывал. Игорь попытался снять с его больной ноги обувку. Иван скрежетнул зубами.
— Не трогай, — попросил он и виновато улыбнулся. — Надо же, угораздило меня. И рацию, Андрей, я в снегу утопил, наверное.
Только тут увидели, что рации нет, от правой лыжи остался обломок, левая же, как ни странно, была на ноге.
Степанов заглянул в воронку.
— Да-а, — протянул он разочарованно. — И пошарить там нечем. Может, слазить? — Он вопросительно взглянул на Луховицына.
— Мне одному оттуда тебя не вытянуть, — ответил Андрей. — Потом найдем. Тут метров через сто, справа, должна быть телефонная розетка. Займись с Иваном, а я попробую доложить.
Однако место подключения телефонной трубки найти не удалось. Андрей снял лыжу, начал ожесточенно копать ею снег, но все без толку.
— Ну как? — спросил Клименко.
— Не нашел, — ответил Андрей. — Доложу со следующей точки, до нее не больше километра.
Нога у Ивана болела все сильнее, он морщился, не знал, как ее поудобней пристроить.
— Если сможешь стоять, мы тебя на буксир возьмем, — предложил Степанов.
Попробовали. Не получилось. Клименко снова тяжело опустился в снег.
— Ситуация, — растерялся Степанов. Действительно, что было делать? Оставлять Ивана
здесь или попытаться пристроить его на одну лыжу и тащить волоком?
— Вы идите, — сказал Иван. — Я останусь здесь, подожду, когда за мной с заставы придут.
— Занесет тебя, не найдем, — сказал Игорь.
— А Барс зачем? — криво улыбнулся Клименко.
Но Андрей решил не оставлять Ивана. Из обломков лыжи ему на больную ногу наложили шину. Здоровой ногой Клименко стоял на своей единственной лыже, его поддерживали с обеих сторон, и так потихоньку, шаг за шагом, двигались к заставе, Иван быстро уставал, они часто останавливались передохнуть.
Волей-неволей основное внимание сосредоточилось на Клименко. Подсознательно крепла уверенность, что поход по Зеленой Пади окажется безрезультатным. Эта мысль успокаивала, и, когда Барс вдруг остановился, напружинившись, и тревожно втянул носом воздух, Андрей удивился: чего бы это вдруг? А Барс уже тянул к небольшому каменистому уступчику, который даже при таком обилии снега почему-то оставался голым. За ним виднелись каменистые осыпи, перемежаемые скоплениями булыжников. Пока Барс подозрительно обнюхивал камни, Андрей осмотрелся. Ничего хоть отдаленно напоминающего след, лыжный или пеший, не заметил. Да и Барс покрутившись вокруг камня, вроде успокоился. Андрей вернулся к ребятам.
— Что? — спросил Клименко.
— Вроде все нормально, — пожал плечами Луховицын. — Двигаем вперед. Вы потихоньку идите здесь, а я с Барсом ближе к осыпям.
Андрей прошел с собакой вдоль валунов метров двести, не торопясь, стараясь не терять из виду товарищей.
Ветер то ли стихал, то ли заворачивал с другой стороны и дул теперь порывами, между которыми на несколько секунд устанавливалась такая необычная тишина, что казалось, стоит затаить дыхание, и будет слышно, как шуршат падающие снежинки.
В одну из таких передышек Барс снова насторожился и снова, покружившись, виновато посмотрел на Андрея. Собаку тревожил какой-то запах.
Андрей вернулся к ребятам, рассказал о своих подозрениях.
Клименко сказал твердо:
— Идите вдвоем. Я пока останусь здесь. Отдохну — и потихоньку попробую по вашей лыжне двигаться.
— Если тревога ложная, мы скоро вернемся. В любом случае где-то мы все-таки подсоединимся и доложим на заставу, — сказал ему Андрей.
— Не беспокойся, сержант, — отозвался Иван. — Все будет нормально. Верни-ка, Игорь, мне автомат. С ним сподручнее.
Повесив автомат на шею и тяжело опираясь на палки, Клименко попробовал сделать шаг. Палки, на которые он теперь наваливался всем телом, утонули в снегу, однако Ивану удалось продвинуться вперед сантиметров на тридцать.
— Все отлично. Вы идите вперед, а я потихоньку за вами. Да не беспокойтесь, ни черта со мной не случится. — Он старался держаться бодро, но в глазах застыла боль.
Андрей понимал, как трудно придется Ивану, но что оставалось делать?
— Держись, мы скоро вернемся, — сказал ему.
— Сами держитесь, — ответил Клименко. — Товарищ сержант, — вдруг перейдя на официальный тон, шепотом добавил он, и все невольно замерли, а Барс, насторожившись, чутко повел ушами в ту сторону, куда смотрел Клименко.
— Что? — тоже понизил голос Андрей.
— Вроде что-то хрустнуло, — ответил Клименко. Постояли, прислушались. Кругом было тихо. Андрей переглянулся со Степановым. Тот пожал плечами.
— Показалось, — нерешительно протянул он.
— Вперед! — скомандовал Андрей.
— Если что, сигнальте ракетой, — попросил вдогонку Клименко, будто он по этому их зову мог быстро прийти на помощь.
— Сейчас не только сигнальной ракеты, салюта не заметишь, — проворчал Игорь.
Барс двинулся первым, по брюхо проваливаясь в снег, будто плывя в нем. Видимо, кроме запаха свежего снега чуткий нос овчарки улавливал что-то другое: она все чаще останавливалась и тревожно втягивала ноздрями воздух.
Андрей оглянулся. Клименко исчез за сеткой снега.
«А ведь недалеко отошли, — мелькнула мысль. — Густо метет».
Барс теперь все круче забирал вправо, туда, где длинной грядой чернели валуны, тянувшиеся вдоль ущелья. Камни то и дело подвертывались под лыжи, идти становилось все труднее.
— Думаешь, Барс взял след? — спросил Андрея Степанов.
— Посмотрим. На всякий случай возьми левее и держи дистанцию.
— Есть!
И тут произошло непонятное. Барс, рвавшийся вперед, покрутился на месте и виновато посмотрел на хозяина.
— Ищи! След! — приказал Андрей, но собака, пробежав с десяток метров, остановилась.
— Ничего не пойму, — пожаловался Андрей Степанову. — То вроде бы берет след, то теряет.
Ветер теперь устойчиво дул в спину, лишь изредка швыряя снегом то слева, то справа.
Луховицын рванулся вперед, за ним Игорь. Невысокий, худой, но жилистый и крепкий, Андрей был легок на ногу. Даже по этому рыхлому снегу умудрялся скользить, оставляя не очень глубокую лыжню.
Степанов проминал лыжню глубже, чаще натыкался на камни и отставал все больше и больше. Пятнадцать минут бега по целине да по такой погодке стоили целой десятикилометровки по нормальной трассе. Андрей, не слыша за собой Степанова, оглянулся. Его фигура больше угадывалась, чем различалась далеко сзади.
«Ничего, догонит», — подумал Андрей и снова побежал. Барс прыжками мчался рядом, не проявляя беспокойства.
«Значит, ложная была тревога, — успокоился Андрей. — Наверное, стороной прошли олени или волки. Почуяли нас и ушли наверх». Смущало одно: на снегу не было даже признака следов — первозданная чистота. Андрей снова оглянулся: нет ли Степанова? Теперь он совсем исчез из виду. Подождать? Не стоит. Надо добежать вон до тех валунов.
— Вперед, Барс!
И вот тут-то овчарка так сильно рванула поводком вправо, что Андрей не удержался и упал.
Потом… утомленный мозг никак не хотел выстраивать факты в строгой хронологической последовательности. Что было сначала: удар в голову или падение? Значит, нарвались на засаду? Но где Степанов? Его появление многое бы прояснило. Может, он преследует нарушителя? Или возвратился к Клименко? Или пошел на заставу?..
И снова перед глазами бешено закружились снежинки, на них не было сил смотреть, отяжелевшие веки болезненно закрылись сами собой. Несколько мгновений Андрей еще чувствовал на щеках теплый шершавый язык Барса, потом все исчезло, и он снова потерял сознание.
Сколько продолжалось беспамятство, Андрей не знал. Вдруг прекратился противный до тошноты звон в голове и тело перестало парить в невесомости. Он сразу почувствовал холод и тишину, открыл глаза и увидел, как сугроб снега перед его лицом шевельнулся и — рассыпался: это Барс встал и отряхнулся. Но не весь снег слетел с шерсти. Длинной бурой полоской он намерз на правой лопатке и — пятном — на холке, и потому не стряхивался.
