Времена года - Арпад Тири
— Хорошо вам теперь будет, — говорит он старику, вытирая полотенцем лицо. — Заживете по-новому...
— Нам?
— Вам.
— Почему?
— Сами увидите.
Старик задумывается, кивает солдату.
— Хорошо, товарищ Юрий...
Петер смотрит на русских, хотел что-то сказать им, но передумал. К чему сейчас слова?
Солдат со шрамом надевает на себя гимнастерку, ищет в кармане расческу, но под руку попадается бумажник. Юрий вытаскивает бумажник вместе с расческой, кладет его на стол и весело подмигивает старику. Он вынимает из бумажника потрепанные любительские фотокарточки с мятыми краями.
— Смотри!
Старик вежливо берет фотографию в руки, смотрит, потом говорит Петеру:
— Иди погляди.
Петер поднимается с места.
Юрий объясняет:
— Моя семья.
Петер выходит из оцепенения.
Русский солдат подает ему одну карточку за другой.
— Это мой отец.
На фотографии человек с большой бородой и внимательными глазами под черной кепкой.
— А это мать.
Седая женщина с непокрытой головой улыбается карими добрыми глазами.
— А вот это мои дочки.
Две очень похожие девочки с испуганными глазами держатся за руки.
— Жена.
Петер особенно внимательно смотрит на эту карточку.
Красивые длинные волосы растрепал ветер, стройная фигурка женщины так легка, что, кажется, еще минута — и она улетит.
Петер грустно опускает голову.
Вероника тоже легкая. У нее тоже длинные волосы. Она такая же красивая.
Солдат со шрамом, заметив печаль во взгляде Петера, удивленно смотрит на него.
Воцаряется тишина.
— А у тебя есть жена? — спрашивает Юрий.
Желтый огонек лампы колеблется, потом успокаивается. Это Вероника потихоньку проскользнула в калитку и незаметно заглядывает в окно кухни. На ее лицо падают красные отблески керосиновой лампы.
— Есть, — отвечает, не поднимая глаз, Петер и отодвигает от себя карточки.
Лицо русского солдата смягчается.
Петер отворачивается. У него не хватает сил сказать ни слова. Старый Шойом, поправив фитиль в лампе, отвечает вместо Петера:
— К соседям пошла... Его жена...
Солдат застегивает гимнастерку, собирает со стола карточки.
В этот миг за стеной раздается взрыв. От воздушной волны стекла в окнах разлетаются вдребезги.
Юрий, схватив автомат, бежит к двери и кричит старику:
— Ложись, быстро!
Петер и Шойом удивленно переглядываются. Старик толкает Петера в бок.
— Ничего не поделаешь, война... — печально говорит Шойом, и они оба ложатся на пол.
Солдат ничего не успевает им объяснить. За окном еще раз вспыхивает ослепительно белый свет. Пламя керосиновой лампы ложится набок и гаснет.
По ужасному вою и звукам разрыва ясно, что это бьют гитлеровские минометы. Еще несколько разрывов, а потом взрывы уходят вперед и в сторону.
В этот момент со двора доносится чей-то стон.
Юрий прислушивается, а потом, взяв автомат в руку, выскакивает во двор.
Старый Шойом смотрит вслед выбежавшему Юрию, потом вынимает коробок и чиркает спичкой. Воздушная волна смела со стола все. На полу валяются черепки тарелок, две кисточки для бритья, разбитая лампа.
Шойом поднимает лампу. Стекло разлетелось вдребезги. Старик поправляет фитиль, подносит к нему спичку. Фитиль коптит, не горит.
Юрий что-то кричит со двора, но они не понимают. Старик вытягивает шею, прислушивается, потом, сгорбившись, выходит в дверь. Петер уныло следует за ним. Его бьет мелкая дрожь, ему страшно.
Никита водит электрическим фонариком по веранде.
— Сюда, скорее! — кричит он.
У входа на веранду, в том самом месте, где каждой весной красиво цвели петуньи и анютины глазки, в пестром платье лежит Вероника. Лицо ее в крови, пестрое платье тоже. Юрий, опустившись на колени, достает бинт из индивидуального пакета.
Петер замер. Он не сводит глаз с пестрого платья. С таким видом, наверное, стоят люди, когда понимают, что пришел конец света. Петер хочет опереться обо что-то, но руки его цепляются за воздух. Он опускается на землю, трогает пестрое платье жены, тихо и жалобно зовет:
— Вероника...
Больше он ничего не может выговорить.
Старый Шойом, закусив губу, стоит на пороге веранды. Веки у него нервно дергаются. Плакать он не может, но когда его постигает горе, у него всегда нервно дергаются веки.
Выражение лица Вероники кроткое и просветленное. Она с трудом поднимает веки, ищет глазами Петера, который стоит тут же, около нее, на коленях.
Вероника с усилием приподнимает руку, смотрит на мужа. Петер встречает ее взгляд, и ему кажется, что он понимает, чего она хочет. Он берет руку Вероники, гладит и целует ее. Вероника плачет.
Вот то, чего она хотела больше всего — увидеть именно таким мужа, которого ждала целый год, от которого так хотела иметь ребенка.
Теперь она спокойна. Может быть, ей хочется услышать еще раз его голос, услыхать одно-единственное слово, одно-единственное слово прощения. Ей очень хочется услышать это слово, но у нее нет больше сил, чтобы дождаться его. Взгляд Вероники скользит по лицам присутствующих и останавливается на губах Петера. Она ждет этого слова. Последняя ее мысль о нем. Она закрывает глава.
Плечи Петера дрожат. Ему хочется закричать изо всех сил, излить в крике свою боль и отчаяние, но ни один звук не срывается с его губ, он только жадно ловит ртом воздух.
Петер продолжает гладить и целовать неподвижную, безжизненную руку Вероники.
Через час они унесли Веронику в маленький черный сарайчик на краю леса, чтобы, по обычаю предков, через два дня предать погребению.
Четверо мужчин — Петер Киш, старый Шойом, Юрий и маленький хмурый казак — сидят в кухне. Сидят и молчат.
Старик уже успел принести от соседей стекло для лампы, заклеить разбитое окно грубой оберточной бумагой и даже исправить дверную щеколду.
Юрий сидит у стола, опустив руки в карманы, тихонько лаская пальцами потрепанные фотографии.
Казак Никита сидит на топчане, опустив руки на колени. Убитая была очень красивой женщиной. Ему от души жаль и ее, и ее убитого горем мужа, и этого доброго старика, так смешно говорящего по-русски.
У старого Шойома все еще дрожат веки. Что-то удерживает его здесь, не дает уйти домой. Он чувствует, что своим присутствием как-то облегчает горе Петера.
Петер сидит на низенькой скамеечке у печки. Взгляд его скользит по присутствующим, не различая лиц, он видит лишь какие-то туманные пятна. Слезы застилают глаза. Он прячет лицо в ладонях.
Юрий вынимает из кармана кусок газеты, кисет с табаком, крутит длинную цигарку. Старик протягивает ему коробок со спичками. Солдат закуривает и, крепко затянувшись, говорит старику:
— А все война... Гитлер...
