Ганс Кирст - Покушение
Константин кивнул и поднялся. Какой-то гестаповец проводил его в подвал, а один из охранников провел в камеру графа Фрица Вильгельма фон Бракведе. Возле капитана сидел врач — он прилагал неимоверные усилия, чтобы в кратчайший срок поставить «пациента» на ноги и передать в руки тех, кто подвергнет его дальнейшим пыткам.
Константин растерянно взглянул на брата. Тот лежал с закрытыми глазами, словно мертвый, однако из его широко открытого рта доносились тихие хрипы. Лейтенант подошел поближе. Врач и охранник удалились и закрыли за собой дверь.
Прошло несколько тягостных минут, прежде чем Константин встал на колени и склонился к разбитому лицу графа.
— Фриц! — чуть слышно позвал он.
Капитан застонал. Его руки судорожно задвигались, веки вздрогнули, и он открыл глаза:
— Малыш!..
— Ты ничего не должен говорить, Фриц, — с нежностью сказал Константин. — Я все понимаю.
— Это еще не конец, — прервал его капитан. — Только не надо жалости.
— Нет-нет, — успокоил его Константин, — я же твой брат.
— Это очень плохо, — задыхаясь, произнес Фриц и попытался подняться, однако острая боль, словно ножом, полоснула его, и он опять потерял сознание.
Покинув небезызвестное заведение на Принц-Альбрехт-штрассе, лейтенант Константин фон Бракведе отправился в бывшую квартиру графини Ольденбург-Квентин и там застрелился.
— Поезжайте на площадь Савиньи. Остановитесь там возле телефонной будки, той, что у афишной тумбы, — инструктировал штурмбанфюрера Майера ефрейтор Леман, — и позвоните мне оттуда.
Майер был уверен, что теперь-то уж добьется желанной цели, ибо причислял этого Лемана к тому типу людей, которые даже родную мать продадут, если сделка сулит им выгоду. Наверное, поэтому штурмбанфюрер принял все условия игры: с ним поехали только Фогльброннер, его доверенное лицо, да штандартенфюрер СС — лучший специалист в управлении по взрывчатым веществам.
Точно в назначенное время зазвонил телефон. Леман указал Майеру номер дома и уже через пять минут предстал перед гестаповцами собственной персоной.
— Добро пожаловать! — приветствовал Гном «гостей».
На столе перед ним лежала стопка бумаг. Рядом стоял портфель — именно такой портфель был и у полковника фон Штауффенберга, и у капитана фон Бракведе.
— Входите, господа, у меня есть для вас кое-что интересное.
Мансарда, в которой очутились гестаповцы, оказалась почти пустой, лишь на ее наклонных стенах висело множество эскизов.
— Вот эта стопка бумаг не что иное, как документы, которые прятал граф фон Бракведе. А в этом портфеле граф Штауффенберг хранил бомбу, от взрыва которой должен был взлететь на воздух наш несравненный фюрер…
— Хорошо, — помягчел сразу штурмбанфюрер, — перейдем к Деловой стороне вопроса.
— Разрешите сначала дать краткое пояснение, — обратился Леман к гестаповцам, стоявшим примерно в трех метрах от стола. — И пожалуйста, не двигайтесь во избежание недоразумений…
— Не надо длинных речей, перейдем к главному, — настаивал Майер.
— Я как раз и перехожу к делу, — заверил его Леман, — и поэтому хочу обратить ваше внимание на портфель. В нем содержится взрывчатое вещество, которое было применено двадцатого июля, причем в тех же количествах. Действие его вам известно. В заряде находится кислотный взрыватель той же серии. Однако в знак особого расположения я приготовил вам небольшой сюрприз. Посмотрите, пожалуйста, внимательнее на аппарат, который лежит передо мной. — Леман указал на приставку величиной с ладонь, похожую на ключ аппарата Морзе. К ней была подсоединена батарейка от карманного фонарика, от которой отходили две проволочки, спрятанные в портфеле.
— Контактный детонатор, — тихо пояснил специалист по взрывчатым веществам.
— Совершенно верно. Примитивный, но надежный, — подтвердил Леман. — Легкий нажим — и эта мансарда взлетит на воздух. Я дотянусь до кнопки, прежде чем кто-либо из вас успеет выстрелить или сбежать. Ясно?
— Он может пойти на это, — выдавил из себя Фогльброннер.
— Не будем терять самообладания, — произнес Майер дрожащим голосом, хотя старался говорить спокойно. — В этом весь Леман. Я всегда говорил, что он большой пройдоха.
— Не пытайтесь подойти ближе, чтобы рассмотреть эту вещицу, — предостерег Леман, держа палец на кнопке.
Наконец штурмбанфюрер, пересилив себя, рассмеялся:
— Господи! Я ведь не круглый идиот и прекрасно понимаю, что весь этот розыгрыш понадобился вам как надежная гарантия выполнения всех поставленных вами условий…
Фогльброннер облегченно вздохнул — Майер опять оказался прав.
— У меня сразу появилось какое-то странное чувство, как только я вошел сюда и увидел посреди стола этот «сюрприз».
— Помолчите-ка лучше! — недовольно проворчал штурмбанфюрер и, обращаясь к Леману, продолжал. — Мы все подготовили, как было условлено: заграничный паспорт, тысячу настоящих долларов, железнодорожный билет на проезд в вагоне первого класса до Базеля, разрешение на выезд со специальным пропуском.
— С Базелем я не прочь познакомиться, — сказал Леман.
— Ну так в чем же дело, дорогой? — К штурмбанфюреру вернулась его обычная уверенность. — А теперь уберите с кнопки вашу клешню — это меня нервирует. Договор дороже денег!
— И вы не будете охотиться за мной? — спросил Гном. — Не закроете границу и не внесете меня в списки лиц, подлежащих задержанию, если, конечно, предположить, что мне удастся выйти из этого дома?
— Даю вам слово, — заверил его Майер.
— Слово подлеца, — уточнил Леман.
Штурмбанфюрер побагровел, а затем выдавил с угрозой:
— Не заходите слишком далеко!
— Он не хочет… — с ужасом прошептал Фогльброннер.
— Не двигаться! — предупредил специалист по взрывчатым веществам. — Секунда и…
— Леман, будьте благоразумны, — хрипло проговорил штурмбанфюрер.
— Что такое благоразумие? — презрительно посмотрел ефрейтор на Майера. — Для чего оно нужно, если живешь среди шакалов? Не лучше ли попытаться прикончить нескольких из них, прежде чем погибнуть самому.
— Он ведь не шутит… — еле слышно произнес Фогльброннер.
— Он хочет всего-навсего, чтобы мы наложили в штаны, — возразил Майер, не теряя самообладания.
— Взрыв может снести половину дома… — уточнил специалист по взрывчатым веществам.
— Это не суть важно, — вяло возразил Леман. — Вы разве не обратили внимания, что здесь размещаются партийные учреждения. Один партайгеноссе предоставил, между прочим, это помещение в мое распоряжение, а на это время назначил совещание в подвале, стало быть, мы здесь одни.
— Чего вы хотите? — покорно спросил Майер. — Требуйте!
— Чтобы вы вернули мне двоих покойников и одного кандидата в покойники, то есть графиню Ольденбург, лейтенанта фон Бракведе и графа.
— Это же, это… — Штурмбанфюрер растерянно смотрел на Лемана, его лицо покрылось пятнами, он дрожал всем телом. — Нет, это же невозможно!
— А кроме того, я требую вернуть мне мою родину, в гибели которой повинны вы и вам подобные…
— Боже мой! — задыхаясь, пролепетал Фогльброннер.
— А теперь будьте вы все прокляты! — почти весело воскликнул Леман и нажал на кнопку.
Дом задрожал, на несколько секунд скрылся в густых столбах дыма и рухнул, похоронив под обломками и гестаповцев, и ефрейтора Лемана.
Перед Роландом Фрейслером предстал бывший генерал-полковник Эрих Гёпнер, и председатель «народного трибунала» заранее предвкушал дьявольское удовольствие от общения с ним. Еще при изучении документов он наметил Гёпнера в качестве подходящей мишени для своих насмешек.
— Итак, обвиняемый, — начал председатель, не глядя в свои записи, — еще 19 июля вы отправились в Берлин. Зачем?
На этот вопрос Гёпнер охотно ответил:
— Моя жена получила от скорняка Зальбаха приглашение на примерку шубы, которая ей досталась в наследство от матери…
Фрейслер с удовлетворением хмыкнул — этот Гёпнер сам шел на крючок.
— Стало быть, вы отправились в Берлин по просьбе жены?
— Да, — кивнул Гёпнер. — Кроме того, из Берлина я намеревался позвонить в Шлаве, надо было запастись сигарами… И потом, я хотел помочь своей жене.
— Об этом вы уже говорили, — со скрытым злорадством напомнил Фрейслер.
Две сотни зрителей, присутствовавших в зале, засмеялись, волны приглушенного веселья докатились до судейского стола. Гёпнер немного удивился — он явно не понимал, что здесь происходит. Председатель же наклонился вперед, поближе к микрофону, и продолжил словесное избиение Гёпнера, самым бессовестным образом используя его простодушие. Он ставил одну ловушку за другой, и генерал-полковник попадал в каждую из них. Поток оскорблений лился на него, как из ушата. Его поочередно обозвали трусом, человеком, которого за нерадивость удалили из вермахта, честолюбцем, выжившим из ума, предателем государственных интересов, беспринципным негодяем и пособником убийц.
