В ста километрах от Кабула - Валерий Дмитриевич Поволяев
Но майор Литвинов не думал никого добивать – была б его воля, он стрелял бы так, чтобы убитых вообще не было; ведь главное – не зарубки на прикладе, главное – испугать мусульманина, чтобы он больше ни за автомат, ни за «бур» не брался, а если не испугается – не отправлять его на свидание к Аллаху, главное – вывести правоверного из строя.
Отползли душманы ненадолго. Рядом с майором песок прошила струйка пуль, запорошила глаза. Стреляли со спины. Майор выругался и стремительно сполз вниз, слава богу, успел: свинцовая струя взрыхлила песок уже в том месте, где он только что лежал.
– Суки! – выругался Литвинов. – Окольцевали-таки! – Вытер грязной рукой мокрое лицо, оставив на лбу несколько грязных пятен. – Гады!
Затравленно глянул в одну сторону, в другую. Если их действительно взяли в колечко, то из него в течение пяти минут надо вырваться, дальше будет уже поздно – «прохоры» кольцо укрепят, обведут их еще одним поясом, потом еще одним – соткут многослойную удавку.
– Товарищ командир! – повернул к майору потное просящее лицо Агрба. – Давайте я их уведу!
– Как?
– Обманом! Уведу в сторону, а вы уходите!
На губах майора возникла некрасивая кривоватая улыбка – она старила Литвинова.
– Что, Агрба, погибнуть хочешь? Ты готов, а мы нет? Ты – герой, а мы кто? Дряни? Как ты мог подумать, что мы тебя бросим?
– Товарищ майор, другого выхода нет, – просяще проговорил Агрба.
Лицо майора исказилось, в нем смешались ярость и злость, презрение и боль. Через несколько секунд он принял решение, лицо его сразу стало спокойным, болезненно потемнело; он перекатился по песку к Агрбе и резко обнял его, сдавил руками.
– Спасибо тебе, Витек!
– Другого выхода ведь нет, товарищ майор, – пытался оправдаться Агрба, словно был в чем-то виноват; голос его сделался молящим, хриплым. – Я их уведу! Честное слово, я их уведу! – Он почтительно поцеловал майора в щеку – так было принято у них в Абхазии, в горах и на берегу благословенного Черного моря, так обращались со старшими, так с ними здоровались и так прощались.
– Витек… Витя! – растроганно пробормотал майор.
– Кончится эта заваруха-маравуха, приглашаю всех в Пицунду, встречу по-королевски, товарищ майор! Всех! – Агрба торопился, глотал слова, перескакивая на абхазский язык, на грузинский, грузинские и абхазские слова никто не понял, они прозвучали диковинно; напоследок Агрба слизнул несколько слов вообще, махнув рукой, побежал по песчаному каньону между барханами.
Он вынырнул из песка метрах в двухстах от группы, встал в полный рост и крикнул что было силы:
– Ку-ку!
Это ребяческое безмятежное «ку-ку», словно призыв из детства, резануло майора по живому.
– Ку-ку! – снова выкрикнул Агрба, дразня душманов.
Те замедлили с ответом, не ожидали от шурави ребячества – у них бороды, видать, чуть не поотваливались от удивления; кто-то запоздало выстрелил, но Агрбы уже на том месте не было – он словно бы сквозь землю провалился.
Через несколько секунд он появился уже на другом бархане; стремительно, с рекордной скоростью пронесшись по песку, Агрба поднялся над пустыней, словно ванька-встанька, застыл, чтобы его все видели, напрягся, готовый в следующий миг прыгнуть в песок и снова исчезнуть.
– Ку-ку!
Майор не мог отделаться от ощущения обиды, несправедливости – в глотку ему кто-то лил крутой кипяток, он давился им, кашлял, вытирал обильно проступившие на глазах слезы. Очередное «ку-ку» подействовало: душманская цепь поднялась, словно завороженная, – Агрба «убедил» их, – лавой понеслась на парня. Поздно – тот снова нырнул в землю.
Возник в третьем месте.
– Ку-ку!
Цепь повернула на него. Раздался длинный призывный стон – собственно, это был не стон, а рев, гортанный, улюлюкающий, с раскатистым громовым «р», майор не сразу разобрал, что цепь затяжно, в исступлении ревела: «Алла акбар, алла акбар!» «Алла акбар» – «Аллах велик», значит.
И вдруг в кратком интервале, в миге, в переходе от рева к реву снова прозвучало детское, совершенно беззащитное:
– Ку-ку!
Майор бегом повел группу в сторону. На бегу он перескакивал через заструги, слышал, как за спиной хрипит, надрывается группа, но хода не сбавлял. Звонкое, далеко слышимое «ку-ку» Агрбы начало слабеть, вот оно стало слышно уже еле-еле – Агрба увел душманскую цепь в сторону, «прохоры» обложили его и ушли с ним; через минуту откуда-то из-за горизонта, из-за далеких плотных песков, до группы донесся тугой частый хруст – звук, с которым рвут прочную высококачественную бумагу, – это была стрельба.
Майор поник на бегу, сгорбился, постарел – он уже был совсем не тем майором, каким был еще вчера, ночью, когда они трясли душманский караван.
Через час, во время пятиминутного привала майор Литвинов, сидя на песке и положив на колени «калашников», писал на удобном деревянном прикладе донесение.
«Выполняя воинский долг, смертью храбрых погибли сержанты Виктор Кажович Агрба, Бобоходир Таганович Таганов, младший сержант Сергей Сергеевич Королев. Считаю необходимым представить тт. Таганова и Королева к орденам Красного Знамени, т. Агрбу – к ордену Ленина. Мнение мое, как командира особой группы, прошу учесть».
Он налегал на ручку, в которой уже почти совсем не было пасты, прописывал буквы по нескольку раз и, нервничая, думал о том, что наградная бумага должна быть очень убедительна, неотбиваема, иначе орден, положенный Бобоходиру или Королеву, получит какой-нибудь мордастый писарь, умеющий стучать одним пальцем на машинке, а его шеф, не отрывающий кормовую часть от стула и совершивший главный подвиг в своей жизни – до редины и дыр просидевший несколько пар бриджей, глядишь, замахнется на большее – на награду, положенную Агрбе.
В любой войне тыловики берут верх над окопными – у них и прав больше, и связи покрепче, от них многие зависимы. А кто может быть зависим от окопника? Если только какой-нибудь замухрастенький солдатик, заболевший гепатитом?
Вертолетчики в прошлый раз рассказывали, что им на полк выдали один орден Ленина, командир собрал храбрецов, достойных этой награды, но ни один из них на орден не прошел. По анкетным данным. Ибо в ориентировке, присланной из наградного отдела, было сказано, чтобы предоставляемый имел возраст не старше двадцати пяти лет, был кандидат в члены партии, званием не выше старшего лейтенанта, желательно, чтобы до военного училища окончил ПТУ либо техникум, успел годик поработать на заводе, чтобы отец у него был беспартийным, передовиком производства, а мать – учительницей, награжденной трудовой медалью за долгую службу, а дед его чтобы был в солдатском звании убит на войне, бабка же – умерла от голода в тылу… И так далее.
В полку не было ни одного боевого летчика, который бы подходил под это прокрустово ложе, один только – малохольный технарь из команды аэродромного обслуживания – более-менее подходил, вот на него и оформили наградные. Не отказываться же от ордена Ленина – самого высокого в Союзе,
