Сливовое дерево - Вайсман Эллен Мари
Чтобы не сидеть без дела, Кристина стала выбирать из отцовских писем самое подходящее. Должен же у американцев быть переводчик. Она просматривала размазанный текст в поисках строк, рассказывающих о пребывании отца на русском фронте. Время от времени через каменные стены просачивались приглушенные крики, словно исходившие из темных глубин океана, а затем раздавались страдальческие вопли. Кристина сосредоточилась на знакомых словах отцовских писем, стараясь отвлечься от этих звуков.
Подобрав самые красноречивые выдержки, она положила письма на сиденье стула и встала. Она была уверена, что прошло больше часа. Почему никто не идет? Девушка стала мерить шагами помещение, силясь не думать о пятнах на цементном полу. Комната пропиталась хорошо ей знакомым запахом смерти и крови, и чем дольше Кристина находилась в этом тесном пространстве, тем сильнее становился смрад. Какие богопротивные злодейства здесь совершались?
Станут ли американцы проверять ее имя в лагерных документах или позовут следователя, который допрашивает женщин? Не придется ли и ей вскорости кричать от боли? И что вообще здесь происходит? Должны быть другие способы привлечь виновных к суду.
Кристина снова села. В горле стоял ком. Война окончена. Почему же у нее такое чувство, что она еще продолжается?
Потом вдруг вспомнился Исаак. Не такой, каким она видела его в последний раз, доведенный до отчаяния и изголодавшийся, а улыбающийся, розовощекий. Он смеялся, утопая в лучах солнца и в водовороте падающих дубовых листьев. Она силилась ухватиться за это воспоминание, чтобы успокоиться, но идиллическую картинку то и дело нарушали, стирали и заслоняли образы сторожевых вышек и электрических заборов, словно яркие фотоснимки вспыхивали в темных уголках мозга. Будь Исаак жив, все сложилось бы иначе. Уж он-то нашел бы способ изобличить Штефана. Но Исаак умер, напомнила она себе, сгинул навсегда и никогда не вернется.
Наконец Кристина услышала звук ключа в замке и встала, положив трясущиеся руки на живот. Хоть бы солдат привел отца. Какое облегчение и удивление озарит его усталое лицо, когда он увидит дочь! Но вместо отца появился человек в гражданской одежде с блокнотом под мышкой. Он кивнул солдату в знак благодарности за то, что тот впустил его, вытащил из-за уха карандаш и направился к Кристине. Тонкое лицо поросло щетиной, темные коротко стриженные волосы имели тот же оттенок, что и потертая кожаная куртка. Кристина зажмурилась, не в силах поверить своим глазам. Должно быть, ее потрясенный ум играет с ней злую шутку. Но когда она снова открыла глаза, человек не исчез, а застыл на месте и взирал на нее в детском изумлении. Девушка отпрянула назад, натолкнулась на стул и уронила отцовские письма на грязный пол.
— Кристина? — произнес мужчина.
У нее подкосились ноги. Нет, она не могла ошибиться, это был его голос: его выговор, глубокий тон, то, как он произносил ее имя. Кристина покачнулась и чуть не рухнула на пол. Мужчина поймал ее за локти, подвел к стулу. Она вслепую нащупала сиденье и опустилась на него.
— Ты жив? — хрипло выдохнула Кристина еле слышным шепотом.
Исаак встал на колени и устремил на нее взгляд темных знакомых глаз. Голова Кристины кружилась, она отстранилась. Все переживания, связанные с утратой Марии, похищением отца и возвращением в Дахау, явно вызвали у нее галлюцинации. Если протянуть руку, она, конечно же, пройдет сквозь фигуру призрака. Неужели она все-таки потеряла рассудок? Но привидение снова заговорило.
— Это я, Кристина, — мягким голосом произнес Исаак. Он нежно прикоснулся теплой ладонью к ее щеке, и девушка испытала настоящее потрясение. — Как ты здесь оказалась?
— Но тебя ведь расстреляли! — воскликнула она. — Отвели в лес и расстреляли! Я слышала! Ты не вернулся оттуда!
— Все правильно. Меня расстреляли. Но я не умер.
— Как это возможно? — рыдала Кристина. — Я оплакивала тебя! Пролила море слез! Все это время, все эти недели я думала, что ты мертв!
— Знаю, — проговорил он печальным голосом, — прости меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Она приложила руки к своему лицу и попыталась ровно дышать, силясь уяснить смысл происходящего. Потом снова взглянула на Исаака.
— Где ты был? — вопросила она, сама удивляясь своему гневу. — Что ты делаешь здесь?
— Я прятался в лесу, — объяснил он. — Нас было пятеро, мы выжидали и прикидывали, безопасно ли выходить. Когда мы увидели американский флаг над Дахау, то пришли узнать, выжил ли кто-нибудь из наших близких.
— Почему ты не вернулся домой? Почему ты не вернулся ко мне?
— Я пытался, но американцы попросили опознать бывших охранников и офицеров, и они нуждаются в переводчике. Я согласился, потому что другого пути домой не было. Мне пообещали, что после суда меня отвезут куда я пожелаю, дадут одежду и деньги. Но кроме того я остался, чтобы найти охранника, убившего моего отца.
Наконец его слова начали доходить до ее сознания, и сердце Кристины стало биться ровно.
— Не могу поверить, — она протянула руки к его лицу. — Я думала, что потеряла тебя навсегда.
Исаак закрыл глаза, взял Кристину за руку, прижался губами к ее ладони и глубоко вдохнул, словно наслаждался запахом ее кожи. Он поцеловал пальцы Кристины, глядя на нее нежным любящим взглядом. Затем наконец порывисто заключил ее в объятия.
— Я так скучал по тебе, — голос его дрожал от слез. Он страстно привлек девушку к своей груди, спрятал лицо у нее на плече, его теплое неровное дыхание согревало ей шею. Она закрыла глаза, приникла губами к его щеке и ощутила жар его кожи. Опасаясь открыть глаза и обнаружить, что спала, Кристина притиснулась к нему, чтобы почувствовать, как бьется его сердце. Исаак крепче прижал ее к себе. Наконец долгие недели скорби растаяли в его сильных объятиях. Его губы страстно прильнули к ее губам. Спустя несколько мгновений он отстранился и взглянул на нее блестящими от слез глазами.
— Ach Gott, — проговорил Исаак, нежно поглаживая ее по щеке. — А я все гадал, удалось ли тебе выжить, и чуть не лишился рассудка. Лишь через несколько дней я набрался смелости, чтобы найти твое имя в лагерном архиве. Я бы не вынес мысли, что ты погибла из-за меня, и не смог бы без тебя жить. Когда я не увидел слова «скончалась» напротив твоего номера, то упал на колени и заплакал.
— Все это время ты был жив, — ответила Кристина. — Я должна была знать. Как же я этого не почувствовала?
— Теперь мы вместе, — успокоил он ее. — Все остальное не имеет значения, — он еще раз поцеловал ее в губы, на это раз сдержаннее. Затем взгляд его снова увлажнился. — Мои мама и сестра погибли.
— Я знаю. Сочувствую тебе, — она положила голову ему на грудь. — Мария тоже умерла.
— Ach nein, — он крепче прижал ее к себе.
Кристина утерла глаза и взглянула на Исаака.
— Знаешь, охранник, убивший твоего отца, может быть, уже мертв. Я видела, как некоторых эсэсовцев растерзали заключенные, а многих расстреляли американцы.
— Да, — кивнул он. — Но я должен попытаться. Я обязан ради памяти своей семьи привлечь извергов к суду, особенно этого. Но ты так и не сказала мне: что ты тут делаешь?
Она высвободилась из его объятий, достала два письма отца и трясущимися руками передала их Исааку.
— Я здесь тоже из-за своего отца. Его похитили. Штефан переодел его в эсэсовскую форму и сдал американцам, а те отправили его сюда. Я должна спасти отца. И надо найти кого-то, кто выслушает мои обвинения в адрес Штефана!
Исаак, наморщив лоб, внимательно просмотрел страницы.
— Не понимаю. Кто это — Штефан?
— Жених Кати. Он служил охранником в лагере. Я видела его в первый день, когда нас привезли в Дахау. Он спрятал свои документы и теперь сотрудничает с американцами.
— У тебя есть доказательства, что он не тот, за кого себя выдает?
— Nein, — вздохнула она. — Но Кати проговорилась, что у него черная униформа с серебряным знаком «череп и кости» на лацкане. Он угрожал мне: если я раскрою его, следующими пострадают мои мать и братья. По словам Штефана, в нашем городе есть и другие эсэсовцы.