Митри Кибек - Герои без вести не пропадают
31 июля с наступлением ночи Турханов сосредоточил своих людей в лесу, почти вплотную прилегающем к железнодорожному разъезду, где намечена была погрузка партизан. Тяжелый состав с племенным скотом прибыл вовремя. Начальник разъезда подошел к единственному классному вагону и попросил часового вызвать начальника охраны лейтенанта Штокмана.
— Я вас слушаю! — вышел из вагона молодой офицер вермахта.
— На ваше имя получена телеграмма. Вот она. Распишитесь! — подсунул ему железнодорожник тетрадь с засаленными листочками.
Лейтенант расписался и, быстро пробежав глазами телеграмму, затрясся как в лихорадке. «Сорвалось! — со страхом подумал он. — Теперь уж не миновать штрафного батальона. Оттуда почти никто не выходит живым…»
В телеграмме, подписанной оберштурмбанфюрером Гроссманом, лейтенанту Штокману предлагалось немедленно сдать охрану поезда команде эсэсовцев во главе с гауптштурмфюрером Фоербахом, а всех своих солдат доставить гестапо, так как среди них будто бы находятся агенты врага.
— Где гауптштурмфюрер СС герр Фоербах? — спросил Штокман.
— В зале ожидания много эсэсовцев. Прибыли два часа назад. Их начальник, кажется, гауптштурмфюрер, грозный на вид, злой. Может, это он и есть…
Штокман снял с постов всех часовых, построил их перед классным вагоном, после чего побежал в зал ожидания. Там и правда были эсэсовцы. Вели они себя весьма вызывающе, приставали к молодым пассажиркам, громко рассказывали сальные анекдоты и ржали как жеребцы. Их начальник, заложив руки за спину, расхаживал по залу, словно выискивая, к чему бы придраться.
Штокман подошел к нему.
— Герр гауптштурмфюрер! — обратился он, отдавая честь. — Я получил эту телеграмму….
— Хайль Гитлер! — гаркнул Кальтенберг, прерывая его. Услышав его грозный голос, все находившиеся в зале вскочили на ноги и застыли в стойке «смирно».
— Хайль Гитлер! — пролепетал перепуганный Штокман.
— Содержание телеграммы мне известно. Значит, действуете подкупом, да? Домой захотелось? А мы в это время должны погибать на фронте… Ну и сволочь же вы, лейтенант Штокман! — презрительно посмотрел на него Кальтенберг.
— Простите, герр гауптштурмфюрер! — виновато за скулил лейтенант. Мать тяжело больна. Пока жива, хотелось еще раз повидаться с ней. Дома я не был с сорокового года…
— Ладно! Расскажете об этом гестапо. Автомашина ждет на улице. Передайте сопроводительные документы и везите своих солдат прямо в Кельцы. Там доложите оберштурмбанфюреру Гроссману.
Штокман слышал об этом звере в эсэсовской форме. «Не оберштурмбанфюрер, а обер-палач», — говорили о нем даже сами немцы. Лейтенант уже больше ни на что не надеялся. Он вытащил из полевой сумки служебные документы и передал их Конраду.
— Коров будете пересчитывать? — спросил он упавшим голосом.
— Нет, некогда. Поезд нельзя задерживать. Кальтенберг начал расставлять своих «эсэсовцев» на посты, а Штокман повел солдат к автомашине, ожидавшей их у выхода перед зданием разъезда. За рулем сидел один из поляков из команды Кальтенберга, которому по семейным обстоятельствам надо было остаться в Келецком воеводстве. С завтрашнего дня он уже поступал в распоряжение командования Армии Людовой. Он встретил Штокмана грубо, как поступил бы любой эсэсовец по отношению к провинившемуся офицеру вермахта, которого вот-вот должны арестовать.
— Посадите людей в кузов и едем быстрей! — распорядился он.
— Ночью не опасно ехать лесом? — спросил лейтенант.
— А чего опасаться?
— Говорят, будто партизаны пошаливают.
— Они пошаливают только в воображении трусов, а настоящих воинов фюрера обходят за сто километров.
«Молокосос! — выругался про себя Штокман. — Не видал настоящих партизан! Они тебе еще покажут…»
Делать было нечего, пришлось посадить людей в кузов. Сам Штокман сел рядом с шофером. Мотор взревел, и автомашина помчалась по грунтовой дороге. Но не успели проехать и километр, как пришлось остановиться. Впереди, поперек дороги, лежало срубленное дерево. Солдаты всполошились, шофер же был совершенно спокоен. Осветив срубленное дерево ярким светом фары, он не торопясь вылез из машины, прошел вперед, потоптался, обошел дерево со всех сторон и только тогда вернулся.
— Объехать невозможно. Придется оттащить в сторону, — сказал он. Прикажите солдатам!
— А на нас не набросятся?
— Кто?
— Партизаны, — шепотом ответил Штокман.
— Фу, ты, боже, мой! Никогда не думал, что среди немцев могут быть такие трусы… Тогда вернемся на станцию и будем ждать до утра. Только ответственность за задержку берите на себя! — проворчал шофер.
Лейтенант посмотрел на лес, высокой стеной подступавший к дороге, и, опасливо озираясь по сторонам, повел своих солдат к проклятому дереву.
— Поднимите за комель, сбросим его в канаву! — приказал он.
Но только успели солдаты нагнуться, как из лесу застрочили автоматы. Солдаты как горох посыпались на землю; партизанская пуля настигла и их командира.
— Прекратить огонь! — послышался голос Савандеева. — Оружие и боеприпасы забрать. Убитых отнести подальше в лес и зарыть в землю. Автомашину отогнать в глубь леса и там бросить. Приступайте!..
Глава третья
Столица Польши Варшава — один из крупных и красивейших городов мира. Не зря же приезжие иностранцы утверждали: «В мире два Парижа. Один — на Сене, другой — на Висле». Действительно, красота Варшавы изумляла всех. Сами жители Варшавы о родном городе говорили так: «Если Краков-отец городов польских, то Варшава их мать».
И вот наступило время, когда людям Турханова предстояло сражаться на улицах этого прекрасного города. В ночь на первое августа железнодорожный состав, груженный Племенным скотом, остановился на маленьком разъезде в районе Повонзковского католического кладбища. К классному вагону подошли три человека в белых халатах.
— Ветеринарная инспекция, — заявил мужчина с бородкой. — В каком вагоне у вас больной скот?
Это был пароль. Значит, здесь все обстояло благополучно.
— У нас больных животных нет, — ответил Кальтенберг условной фразой.
Люди в белых халатах вошли в вагон. Турханов ожидал встретить среди них знакомых, но ни Вешняка, ни Краковского не оказалось. Это встревожило его.
— Ярослав Козловский, — представился человек с бородкой. Представитель Вольского районного комитета ППР. Под квартиры вам отведены дома по Млынарской улице. Адам Краковский со своими бойцами разместился на соседней Нововольской улице.
— Рад познакомиться, — пожал ему руку полковник. — Что будем делать?
— Приступим к выгрузке. Проводники здесь. Они поведут вас на квартиры. Стрелковое оружие, ручные гранаты и патроны постарайтесь спрятать под одежду. Пулеметы и минометы, а также ящики с боеприпасами придется оставить на кладбище. Днем их перевезут на катафалках.
Так и сделали. Через десять минут поезд тронулся, а молодые девушки и парни небольшими группами повели партизан на квартиры.
Штаб батальона размещался в двухэтажном особняке. Его хозяин, член подпольной антифашистской организации, занимал довольно высокий пост в одном из многочисленных немецких учреждений и у оккупантов был вне подозрений. Помещение под радиостанцию отвели в подвале. К утру Ева установила связь с радиостанцией Штаба партизанского движения и передала первую радиограмму, в которой Турханов сообщил о благополучном прибытии в Варшаву. Затем Козловский познакомил полковника с общей обстановкой. Она оказалась сложной, даже, можно сказать, предгрозовой.
Жители Варшавы еще в середине июля почувствовали быстрое приближение фронта. Через город на запад тянулись бесконечным потоком тяжелые грузовики с награбленным имуществом, с востока же двигались колонны сильно потрепанных частей и подразделений вермахта. Поляки горячо обсуждали, будут ли немцы защищать город или оставят его без боя. Многие склонялись к последнему. Очевидно, даже сами немцы, служащие в оккупационных учреждениях и работавшие на разных предприятиях, не знали, каковы намерения гитлеровских генералов. В начале двадцатых чисел их охватила паника. Многие учреждения уже подготовились к эвакуации. Фолькс — и рейхсдейче[21] спешно покидали город. 24 и 25 июля немецкие магазины не открылись, служащие коммунальных и хозяйственных учреждений не вышли на работу, почта и телеграф бездействовали. Казалось, у стен Варшавы вот-вот появятся советские танки. Осмелевшие поляки открыто грозили кулаками вслед убегающим немцам. Чтобы как-то прекратить панику, в Варшаву вынужден был приехать сам начальник гитлеровского генерального штаба Гудериан. 26 июля губернатор Варшавы Фишер издал приказ, в котором категорически опровергались слухи о возможной сдаче немцами Варшавы и высказывалось предположение, что сейчас, как и 1920 году, произойдет чудо на Висле и Красная Армия снова откатится на восток. Приказ угрожал всем нарушителям порядка суровыми карами.
