Одиночка - Эндрю Гросс
— Прости.
— Не проси прощения, Натан, — затрясла головой Лиза.
Он улыбнулся сквозь слезы, которые лились по его щекам. Это были слезы гнева и бессилия. Сам не зная зачем, он не оставлял попыток освободиться от веревок, но вместо этого почти вывихнул правую руку. — Не смейте прикасаться к ней, — прорычал он, обращаясь к Франке по-немецки. — Или я найду способ разделаться с вами.
— Ну конечно! Очень смело, герр Блюм. Вы — великий защитник. Как это трогательно. — Свет лампы отражался на потном лбу полковника. — Вы со мной согласны, фельдфебель Шарф?
— Да, герр полковник, — крякнул подручный, словно ему улыбнулась удача.
— Я слышал о вашей трогательной встрече у колючей проволоки. Один вопрос. Вы знали, что ваша сестра тут, или это чистая случайность и вы нашли ее, пока искали профессора?
Блюм не ответил.
— Полагаю, последнее. Это еще более трогательно, не так ли, Шарф?
— О, да, герр полковник, — развеселился эсэсовец.
— Сейчас мы увидим, насколько это трогательно, — он взял пистолет и провел тыльной стороной ладони по лицу и шее Лизы.
— Оставь ее! — кровь у Блюма закипала, глаза метали искры.
— Кто приказал тебе пробраться сюда и найти милейшего профессора? Как вы планировали доставить его обратно? Полагаю, сначала в Англию? Или в Швецию? По суше? Или самолетом?
— Профессор, как вы? — наклонившись к Альфреду, спросил Лео.
— Не очень, мне жаль… — и голова профессора откинулась назад. Было очевидно, что он умирает.
— Забудьте о нем. Так скажи, о каком оружии толковал мальчишка? — Франке наклонился к Блюму, продолжая водить дулом пистолета у Лизиной щеки. — Я кое-что слышал о тяжелой воде, укрощающей силу атома. Как далеко продвинулись союзники? Ты что, язык проглотил? Сейчас я тебе его развяжу. — Он ткнул дулом в Лизину голову. — Не хочешь посмотреть, как ее мозги разлетятся в разные стороны? Будет довольно неаккуратно. Но ты можешь это остановить.
Лиза затрясла головой, из глаз хлынули слезы.
— Молчи, Натан. Не говори ни слова. Мы все равно умрем. Не давай ему того, что он хочет.
Блюм закричал и изо всех сил попытался вырваться из пут. Освободить руки, чтобы успеть вцепиться в шею полковнику, прежде чем кровожадный фельдфебель достанет его своей дубинкой.
— Да не знаю я ничего про это оружие! — завопил он. — Оставьте ее! Пожалуйста!
— Я вот думаю, каково это — смотреть, как умирает твоя сестра? Сестра, которую ты так находчиво вывез из женского лагеря. И которая теперь на волосок от смерти. Ты — единственный, кто может ее спасти. Одним своим словом. Чуть-чуть сжать палец и… — Франке придавил курок.
— Клянусь, я ничего не знаю про оружие! — воскликнул Блюм, в его глазах стояла мольба и отчаяние. — Меня просто послали за ним. Это все, что мне известно. Я клянусь.
Лиза умоляюще смотрела ему в глаза.
— Не надо, Натан.
— Почему тебя выбрали? — не отступал от него полковник. Блюм безуспешно пытался высвободить руки. — Говори, или она не успеет вздохнуть.
— Потому что я знаю язык. И внешне подхожу. Чтобы не выделяться здесь.
— Ты родом из Польши?
— Да.
— Откуда тебя послали на задание? Из Англии? Из Америки?
— Из Соединенных Штатов! — отчаянно выкрикнул Блюм, глядя на сестру.
— Из Америки! — оживился Франке. — Как ты туда попал? — он поднял пистолет. — Не вздумай молчать…
— Я сбежал из краковского гетто в сорок первом. И потом поступил на военную службу.
Лиза смотрела на него. Страх в ее взгляде сменило спокойствие. Он вдруг увидел это. До сих пор все было наоборот. Но в тот момент, когда он не мог ничего сделать, чтобы остановить безумие или спасти ситуацию, ее готовность умереть сделала ее более сильной, чем он. Она была прекрасна.
— Натан, я освобождаю тебя от клятвы, — сказала она с понимающей улыбкой. — Все хорошо. Теперь можно молчать.
— Зачем же ты вернулся? — продолжал допрос Франке. Слезы обожгли глаза Натану, он тряхнул головой. — Никакая клятва не стоит того, чтобы смотреть, как она умрет. Ты вырвался отсюда. Ты был в безопасности. Зачем же ты отказался от всего и вернулся? Чтобы разыскать сестру?
— Нет, — покачал головой Блюм, — я считал, что она погибла.
— Значит, ради своей новой родины, — констатировал Франке. Он так и держал пистолет у виска Лизы. Она отвернулась.
— Нет, — не согласился Блюм. — Потому что меня мучило чувство стыда. За то, что я смог спастись, — Блюм посмотрел на Лизу, и его глаза вновь налились слезами. — Потому что я думал, что все, и родители, и сестра, умерли. — Он уставился на Франке. — И потому я хотел поехать.
— Ну вот, видите, они всегда начинают говорить. Хотят показать, какие они герои, но всегда раскалываются, — абверовец был доволен собой. — Ты хотел отомстить за смерть родителей. Ну и как ты себя чувствуешь теперь, когда ты знаешь, что добился прямо противоположного результата? Что благодаря тебе человек, которого ты любишь больше всех на свете, погибнет?
— Мы все равно бы умерли, Мышонок, — Лиза посмотрела на Блюма. — Это просто все ускорит.
— Как я себя чувствую?.. — повторил Блюм. До его слуха донеслись звуки марша. Шла разгрузка поезда. Он улыбнулся Лизе, вспомнив, какая она была в детстве: как бросала на него лукавый взгляд или подмигивала, когда готовила уроки… Он перевел взгляд на полковника. — Она — часть меня. Вы не сможете нас разделить. Я скорее умру вместе с ней, чем буду жить дальше. — В его взгляде читался вызов.
— Ну что ж, — ответил полковник и приставил пистолет к Лизиному виску.
Его отвлек скрип отворяемой двери. В барак вошла женщина. Красивая, в цветастом платье и плаще, светлые волосы стянуты в тугой пучок.
— Фрау Акерманн! — удивился фельдфебель Шарф.
Лео поднял голову.
— Я никогда здесь не была, — произнесла она, окинув взглядом помещение, где, по слухам, творились страшные дела. — Только слышала…
— Фрау Акерманн, при всем уважении, здесь не место для женщины, — Франке опустил пистолет. — Я вынужден вас просить…
— Я должна кое-что сказать, — объявила она. Она увидела Лео, но нежность в ее глазах сменилась холодом, когда она заметила на столе снимок и алебастровую фигуру. — Я относилась к тебе с уважением. Я подкармливала тебя, дарила подарки. Я обещала присмотреть за тобой… И вот как ты отплатил за мое доверие.
Стоявший позади Лео Шарф с трудом сдержал ухмылку.
— Это — нелюди, — сказал Франке. — Проявишь к ним доброту, а они ведут себя как…
Она подняла руку. В руке был пистолет.
— Фрау Акерманн! — воскликнул Франке и сделал шаг ей навстречу.
Рука Греты дрожала — было видно, что женщина
