Владимир Першанин - Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник)

Вначале показался вездеход разведки, за ним на небольшой скорости прошли несколько грузовиков с брезентовым верхом и пушками на прицепе. Мы успели отбежать от дороги метров двести и залечь среди высокого ковыля, который укрывал нас. Грузовики прошли, установилась тишина.

– Вот черт, откуда они здесь взялись? – спросил младший лейтенант, ни к кому не обращаясь.

Значит, не врали бойцы, которые торопились сдаваться. Мы продолжали наблюдать за дорогой, понимая, что это не передовые части. Немцы всегда пускали вперед танки, а здесь прошла артиллерия. Следом двигалась пехотная часть. Солдаты шагали с непокрытыми головами, каски висели на поясе. Лица завоевателей покрылись пылью, шагали молча, видимо, выдохлись от долгой ходьбы. Всего проследовали четыре ротных колонны. Нам повезло, что их командиры вели роты по дороге, а не спрямляли расстояние, тогда бы они неминуемо наткнулись на нас.

Затем появились бомбардировщики, что удивительно, наши, советские. Одномоторные «СУ-2», с круглым стеклянным колпаком позади пилотской кабины, сбрасывали бомбы и обстреливали колонны из пулеметов. Когда самолеты выходили из пикирования, вел огонь кормовой стрелок из стеклянного колпака. Шесть машин действовали слаженно, я невольно вспоминал уничтожение эшелона под Сталинградом. Тогда напали шесть «Ю-87» и наделали немало бед.

Сейчас успешно мстили наши «сушки». Зенитное прикрытие колонны состояло из счетверенной установки на прицепе. Бомба опрокинула установку, расчет разбежался. Одна из пехотных рот была пулеметной. Двадцать или тридцать современных машингеверов могли бы сорвать атаку деревянных, обтянутых перкалем машин, однако этого не произошло. Пулеметчики разбегались вместе со всеми, унося ноги и оружие. Мы оживленно переговаривались, наблюдая за картиной разгрома, но через несколько минут нам самим пришлось несладко.

Замыкавшее колонну пехотное отделение бежало к оврагу. Как рассказывал потом Захар Леонтьевич, вся группа сидела на краю промоины. У кого-то из ребят не выдержали нервы, они бросились убегать. Бомбардировщики уже закончили работу и возвращались на свой аэродром. Немцам никто не мешал открыть огонь. Сразу погибли двое-трое ребят, остальные припустили еще быстрее. Дядя Захар пытался показать направление, но его не слушали. Упал еще один призывник, второй поднял руки, но тут же получил пулю в живот.

Ребята бежали в нашу сторону. Фрицы, вымещая злость за внезапный налет русской авиации, преследовали их, стреляя на ходу. Шмаков приказал открыть огонь. Три винтовки ударили одновременно, нажал на спусковой крючок и я. Автомат, к которому не привык, бился в руках, блестящие гильзы отлетали в сторону. Чтобы лучше видеть цель, привстал на колено, моему примеру последовал Саня Тупиков. Отделение немецкой пехоты развернулось при первых же наших выстрелах в правильную цепь. Но еще до этого чья-то пуля срезала вражеского унтер-офицера.

Возникло минутное замешательство, цепь залегла. Я посылал очереди, не давая фрицам подняться. Саня Тупиков и Кушнарев стреляли торопливо, дергая затворы, и не успевали прицелиться. Шмаков, закусив губу, держал оружие уверенно, как на стрельбище. Его пули если и не попадали в цель, то летели совсем близко от вражеских солдат. Это вносило растерянность. Вряд ли мы сумели бы долго противостоять опытному пехотному отделению, но появились еще два бомбардировщика «Су-2», эти самолеты стали нашим спасением.

По команде Шмакова мы побежали прочь, уверенные, что родные «сушки» нас не угробят. Такой уверенности у немцев не имелось, и они остались лежать в траве. Догнали своих через километр и побежали вместе. Кушнарева подводило плоскостопие, и он стал отставать.

– Давай винтовку, – предложил я.

– Сам понесу.

Он шагал, вывернув ступни, и сильно хромал. Тем не менее прибавил ходу. Мы потеряли во время неожиданной встречи с немцами еще шесть человек, после чего Шмаков повел взвод южнее. Авторитет командиров отделений Кушнарева и Тупикова вырос. Оба стреляли по врагу, возможно, и без большого успеха, но для первого боя вели себя смело. Я спросил Шмакова, какие записи сделать напротив фамилий выбывших. Опросив ребят, поставили в отношении четверых «погиб в бою», двое стали числиться пропавшими без вести в боевой обстановке.

На следующий день пошел первый дождь за долгое время. Никакого облегчения он не принес. Дул холодный ветер, мы промокли до нитки, ноги разъезжались по мокрой глине. Все же сумели добраться до своих. Комбат Рогожин, выслушав доклад младшего лейтенанта о бомбежке Сталинграда и наших злоключениях, посоветовал:

– Ты, Павел, не слишком болтай. Город разрушили, эшелон уничтожили, да еще эти предатели… вредных слухов и так хватает.

– Понял, – ответил младший лейтенант.

Я тоже согласно кивнул. Ни к чему еще больше накалять обстановку. Поделился лишь с близкими друзьями. Ваня Погода, обнимая меня за плечи, говорил:

– Мы думали, ну, все, пропали. Про бомбежку и по радио передавали, неужели все так страшно было?

– Страшно, Ваня. Когда мы уходили, весь город горел.

Три дня сидели под дождем. Кажется, немецкое наступление из-за нелетной погоды тоже замедлилось. Затем объявили, что батальон отправляется на формирование.

Никак не ожидал, что в такое сложное время можно устраивать переформировку. Но роты после боев и отступления на две трети состояли из новичков, некоторых не успели переодеть в военную форму, во главе взводов стояли сержанты. Командование даже в этой сумятице приняло верное решение. Чтобы сохранить боеспособное подразделение, его надо полностью укомплектовать и обучить бойцов. Такое одолжение десантному батальону было сделано лишь потому, что его собирались использовать дальше на самых опасных участках.

Глава 7 Смерть в оврагах

После прорыва немецкой бронетанковой колонны к северным окраинам Сталинграда советские войска в конце августа и первой половине сентября не только оборонялись, но и наносили контрудары. Если оборона была упорной, то крупные и мелкие контрудары являлись не слишком успешными.

Снова применялась тактика растопыренных пальцев. Атакующие красноармейцы шли густой цепью по голым холмам, часто без прикрытия танков. Их уничтожали пулеметным и артиллерийским огнем, подпустив ближе. Потери несли огромные, степь вокруг города просто усеяна братскими могилами, безымянными и теми, что отмечены обелисками во всех окрестных селах и просто в поле. Сомневаюсь, что их вообще кто-то считал. Из-за Волги переправлялись многочисленные маршевые части, они перемалывались, на смену им приходили новые.

Поддержка танков мало что меняла. Их выбивали с расстояния километра немецкие 75-миллиметровки с отличной оптикой и очень эффективными подкалиберными и кумулятивными снарядами. Об авиации и говорить нечего. В воздухе безраздельно господствовал в тот период 4-й воздушный флот Рихтгофена. Самолеты даже атаковали с воздуха красноармейские цепи, не говоря о танках и скоплении техники. Летчики вылетали как на праздник. Делали фигуры высшего пилотажа и всячески подчеркивали свое мастерство. Очевидцы рассказывали мне, как пара «Юнкерсов» приземлилась в степи, когда летчикам приспичило по нужде. Справив ее, пилоты снова забрались в машины и стремительно взлетели. Достойный отпор в воздухе они получат позже и потеряют охоту к таким штучкам. Настроение немецких солдат было в тот период также бодрое, наполненное верой в скорую победу.

Гитлер очень неохотно посылал своих солдат в уличные бои, зная, какое это муторное и неблагодарное дело. Нет простора для эффективных фланговых ударов, танковых прорывов. Лишь огромные потери среди развалин, и все перетаптываются на маленьком пятачке, где нет простора для фантазии. Он упустил несколько важных моментов. Несмотря на торжество немецкой стратегии и техники, войска все еще околачивались вокруг Сталинграда, а сопротивление Красной Армии возрастало. Для Гитлера город стал ненавистным символом, который следовало непременно завоевать. Он оставил даже планы грандиозной операции «Серая цапля» по захвату Астрахани и выходу к Каспийскому морю. Синие штабные стрелы сомкнулись на Сталинграде, этот кружок на карте стал очень важным для всего хода войны.

Наши бойцы и командиры знали: отступать дальше за Волгу их просто не пустят. Следует заметить, что к 12 сентября 1942 года город находился в полукольце, переброска частей Красной Армии была сильно затруднена. Иностранные историки отмечают, что число наших войск, сражавшихся непосредственно в Сталинграде, было невелико и составляло примерно 60 тысяч человек (по другим источникам – 90 тысяч). Им противостояли более 150 тысяч немцев. Еще более значительным оказалось превосходство врага в технике, особенно в авиации.