Александр Авдеенко - Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи
- До вечера, Иван Васильевич! - помахал он рукой путевому обходчику.
- Куда же ты, Николай Григорьевич? Поедем дальше, через туннель, напрямик.
Шофер Ступак не успел ответить. Невдалеке, в доме Дударя, грозно зарокотала трембита. Дубашевич уже знал тайну этого звука, но тем не менее испуганно насторожился.
- Громовица, - спохватился он. - Кто же это играет? Алена?
- Она самая. Каждое утро силу своих легких пробует. Садись, Николай Григорьевич, поедем через туннель, - повторил Дударь.
- Через туннель? А намного короче через туннель?
- Порядочно.
- Ладно, поедем. - Ступак бросил недокуренную папироску и вскочил на площадку дрезины.
Дрезина вошла в прохладную глубину туннеля. После яркого дневного света здесь было непроглядно темно. И когда глаза немного освоились с мраком подземелья, вдалеке впереди заголубела арка противоположного входа в туннель.
- Да, мрачновато здесь, как в могиле, - сказал Ступак. - Сколько метров земли над нашими головами?
- Не земли, а скал. Где двести семьдесят метров, где двести, где сто восемьдесят.
- Ого! Почему же такой туннель не охраняется?
Это был вопрос, которого ждал Дударь.
- Как не охраняется? - усмехнулся Иван Васильевич. - А я?
- Мало.
- Больше не требуется. У нас здесь тихо и мирно.
Луч фонарика путевого обходчика освещал железобетонные, закопченные до черноты своды и каменные стены туннеля.
Ступак осторожно озирался по сторонам, все запоминал и лихорадочно подсчитывал, сколько понадобится взрывчатки, чтобы подорвать туннель и тем самым вывести из строя магистраль, соединявшую Советский Союз с Чехословакией и Венгрией.
Подобного рода диверсию, которую собирался совершить Дубашевич, иностранная разведка предусматривала на период, предшествующий войне, за несколько дней до ее объявления и на особо важных направлениях. То, что «Бизон» решил прибегнуть к этому крайнему средству теперь, в мирное время, имело свою вескую причину. Ему стало известно, что в скором времени из Советского Союза должны пойти маршруты с зерном, предназначенным для Чехословакии, где прошлые годы были засушливые, неурожайные. Десятки тысяч тонн не перевезешь в одном поезде. Их понадобится очень много. И вот, если туннель рухнет в самый разгар хлебных перевозок или в начале их, то эхо взрыва в Закарпатье дойдет и в Прагу, и в Москву, и в Нью-Йорк, и в Париж. Да, в этом «Бизон» был уверен. Удался бы только взрыв, а мобилизация мирового общественного мнения - дело второстепенное. Сотни, тысячи газет во всех уголках «Свободного мира» по единому сигналу затрубят о том, что Закарпатье сопротивляется режиму Советов, о том, что крестьяне Чехословакии не засевают свои поля русским зерном, о том, что от Праги до Братиславы, по древней земле Яна Гуса, начал разгуливать голод. Диверсию с туннелем должен был осуществить один Дубашевич. Именно один! Операция была предельно простой. Однажды ночью специальный самолет прилетевший из Южной Германии, сбрасывает в условленном месте, в квадрате «17-23», ящики с взрывчаткой. Парашютный груз приземлится в глухом лесу и будет лежать там до поры до времени. Шофер Ступак, предупрежденный радиограммой разведцентра через «Креста», садится в свою машину и едет в квадрат «17-23». Перетащив в кузов взрывчатку, упакованную в безобидные с виду пакеты, похожие на бумажные мешки для цемента, возвращается вниз, домой и под предлогом позднего времени оставляет машину во дворе путевого обходчика, а сам отправляется спать. Ночью он тихо выходит на улицу, ставит на рельсы дрезину, прикрепляет на ее площадке взрывчатку, обладающую страшной разрушительной силой, прилаживает к ней специальное приспособление, как бы антенну, и пускает к туннелю, а сам остается в отдалении, наблюдает. Как только дрезина войдет в туннель, антенна, выходящая за габариты туннеля, заденет гранитную облицовку и тем самым приведет в действие ударный механизм, после чего и последует взрыв.
Сфотографировав разрушенный туннель, на что потребуется всего лишь несколько секунд, Дубашевич исчезнет в лесу. В ту же ночь он перейдет границу в заранее облюбованном месте, на Верховине, напротив горы Пьетрос, проберется к зверолову по кличке «Глухарь» и оттуда доложит в разведцентр, что задание выполнил.
Взрыв туннеля в окрестностях Явора был лишь половиной плана «Бизона». Вторую часть операции «Горная весна» должен был выполнить Хорунжий, второй подручный Джона Файна, по кличке «Ковчег». На его долю предназначался взрыв плотины водохранилища, питающего новую гидроэлектростанцию. И этот взрыв тоже преследовал политическую цель: народ Закарпатья, мол, жестоко сопротивляется Советам.
Роль Джона Файна в этой операции сводилась к тому, что он координировал и направлял должным образом действия своих помощников: «Учителя», «Ковчега» и резидента Крыжа.
Большая лесовозная машина с прицепом спускалась по бывшей графской дороге от дома конторы лесоучастка львовских железнодорожников по направлению к Тиссе. Управлял лесовозом Ступак. Локоть левой руки выставил в спущенное окно дверцы кабины. Кепка сдвинута на затылок. В углу рта прилипла погасшая сигарета.
Дойдя до перекрестка, грузовик свернул налево, как делали все лесовозные машины, но не на большую дорогу, а прямо, на проселок, к Тиссе.
Это сейчас же зафиксировал часовой, стоявший на площадке наблюдательной вышки. Он снял трубку и доложил дежурному по заставе, что по направлению к границе приближается машина.
Дежурный по заставе был старшина Смолярчук. Он подтянул ремень, поправил гимнастерку и выскочил за ворота. Он был встречен радостными возгласами своих товарищей.
- А, вот и старшина! Легок на помине.
На зеленой, еще не вытоптанной лужайке собрались свободные от службы, отдыхающие пограничники. Их было человек восемь. И все они обступили мотоцикл, возле которого, чертыхаясь, колдовал чумазый, с засученными рукавами Тарас Волошенко. Повар приложил черную замасленную руку к козырьку фуражки, улыбнулся.
- Товарищ бывший тракторист, выручайте! Замучила эта капризная кляча.
- Некогда, Тарас, служба.
Лесовоз подходил к заставе. Смолярчук вышел на середину дороги, поднял руку. Лесовоз остановился.
- Куда следуете, товарищ водитель?
Из кабины выглянул шофер. Он, как старому и хорошему знакомому, улыбнулся старшине.
- Не узнаешь, зеленая гвардия? Я ваш постоялец. Вчера нас Алена Ивановна познакомила. Правда, на дворе было темно, могли и не запомнить моего лица. Так запоминайте, старшина! - Ступак снял кепку, пригладил волосы. - Прошу, как говорится, любить и жаловать.
- Слушаюсь, будет исполнено. - Смолярчук был строг. - А пока отвечайте, товарищ постоялец: куда следуете?
- Следую сюда, на заставу, с целым назначением: получить пропуск в погранзону.
- Документы сдали?
- Еще вчера. Через начальника лесоучастка Борисенко.
- Подождите, наведу справки.
Смолярчук скрылся по ту сторону ворот заставы.
Ступак спустился на землю и с простецкой улыбкой на лице, улыбкой рубахи-парня, подошел к пограничникам, щелкнул портсигаром, оделил сигаретами всех желающих.
- Что, браток, не трещит твой драндулет? - спросил он насмешливо.
Волошенко оторвался от мотоцикла, уныло махнул рукой:
- Два часа с окаянным мучаюсь.
- Почему? Искра в землю ушла?
- Дальше! Наверно, в самые тартарары! - Волошенко пнул мотоцикл ногой. - Осточертел ты, сокровище! Язву языка с тобой наживу. Рак сердца и нервов. Скоропостижно состаришься. Не сходимся мы с тобой характерами. Нет родства душ. - Он взял руку шофера Ступака. - Слушай, друг, могу тебе сосватать эту породистую клячу под названием Харлей-Давидсон.
- Ну-ка, дай мне эту клячу.
Ступак деловито вывернул свечи из обоих цилиндров мотоцикла и, осмотрев их, вдруг широко размахнулся, забросил в дальние кусты. Потом, также деловито и молча, подошел к своему лесовозу, достал инструментальный ящик, порылся в нем, нашел две новые, подходящие по размеру свечи, ввернул их в цилиндры мотоцикла. Вытерев руки ветошью, он уверенно расположился в стареньком, с потертой кожей седле, нажал на стартовую рукоятку, дал газ. Мотоцикл оглушительно затрещал, рванул с места, оставляя позади грязносерый хвост дыма.
Пограничники смеялись, глядя на незадачливого водителя мотоцикла. Сдвинув на брови зеленую фуражку, он смущенно скреб стриженый затылок.
Сделав небольшой круг, Ступак вернулся к воротам заставы, сошел с седла, передал руль Волошенко:
- Бери, браток, свою бывшую клячу, катайся на здоровье да помни Николая Григорьевича… Кури, ребята!
И он снова щелкнул портсигаром, оделил всех пограничников сигаретами.
Пока солдаты курили и слушали веселые и копоткие рассказы бывалого шофера, начальник заставы Шапошников и старшина Смолярчук тщательно изучали документы, представленные начальником лесоучастка львовских железнодорожников. Особенное их внимание привлек паспорт. Николай Григорьевич Ступак. Год рождения 1923. Украинец. Уроженец Киевской области. Все необходимые печати на месте. Фотография аккуратно подклеена, и заштемпелеван ее белый краешек. На положенной странице синел трафаретный квадратик, в котором черными чернилами, красиво и четко, добавлено от руки, что владелец паспорта прописан в городе Львове, в 3-м отделении милиции, 7 мая 1947 года, по улице Костюшко, дом 17, кв. 9. И прописка была засвидетельствована замысловатой подписью начальника паспортного стола и круглой гербовой печатью.
