Наглое игнорирование. Другая повесть - Николай Берг
Пригласил к себе врачиху, позадавал ей вопросы. Понял, что хорошо, что уже вся шевелюра седая, дальше уже седеть некуда. Попытался вразумить докторшу. И совсем обалдел, когда она ляпнула:
– Вы впустую придираетесь ко мне, гражданин Левин, потому что вы – антисемит!
Редкий случай в жизни, когда он так удивлялся, что пару минут не мог произнести ни слова. Потом все же взял себя в руки. И выпроводил дуру набитую без крика и рева. Хотя и хотелось. И покричать, и пореветь. Вместо этого озадачился и после хлопот сумел-таки откомандировать ее на учебу куда-то в тартарары, за край земли, то ли в Томск, то ли в Омск, где, как считал не слишком сведущий в географии Левин, уже видать слонов, что на черепахе стоят или что-то вроде того. И постарался обставить это дело так, чтоб назад врач Мерин уже не вернулась, хотя кадровики и пообещали разборчивому лекарю, что больше ему врачей не пришлют.
Еще начштаба донимал постоянно. Если от строевой подготовки медиков удалось отбрыкаться, то вот от огневой и командирской подготовки – фигушки. Пострелять многие согласились, и пришлось выкраивать время для этого, да лекцию прослушать – это таки не шаг печатать. Левину пришлось согласиться, тем более что учеба все же должна быть в принципе, как ни увертывайся. И, кстати, пришлось и конференции врачебные тоже проводить, хотя бы в простеньком формате. В течение месяца сам прочитал выступление «Сложный случай удаления желчного пузыря», терапевты из госпитального взвода разродились очень своевременной лекцией «Как улучшить диагностику сифилиса», весьма актуальной, да и назойливость Берестова вынудила дать и ему слово с темой «Организация стрелковых подразделений в РККА». Разумеется, сам он ее прочитать не мог из-за дефектов дикции, поэтому написал текст, а читала его жена. Голос у нее оказался вполне роскошным, трубным и звучным, и она же потом отвечала на вопросы, переводя и разбирая на удивление легко неудобьсказуемые ответы мужа.
Несколько позже настырный старший лейтенант сумел выбить на командный состав медсанбата и личное оружие, хотя одолеть бюрократические препоны было очень и очень непросто, со снабжением – и это Левин знал из первых рук – было все очень сложно и многодельно, а вот выход получался никакой совсем.
Упорный начштаба сумел добыть револьверы, причем что удивило – польские, с польского же армейского склада. Потом по мере своих сил рассказал, что да как. Дело в том, что поляки купили оборудование фабрики Нагана и лепили себе наганы и дальше, после отделения от Империи. Оказалось, что у них это был основной образец, выбранный после анкетирования полицейских и армеутов. А для начальника Берестов расстарался и теперь у Левина в ящике стола в кабинете лежал тяжелый черный Кольт, правда, тут его именовали как ВИС. Переделали поляки американскую стрелятельную машину, и ВИС пошел привилегированной публике – танкистам, авиаторам, еще кое-кому из начальства, а в основном у поляков был наган. Когда и тульский, когда собственного производства, отличавшийся только клеймом «Радом». Была еще пара образцов, но редко встречалась. Впрочем, врач относился к пистолету, скорее, как к символу власти, типа скипетра у царя, а не как к оружию и смертоносной машине.
Как-то даже и не так уже раздражал этот милитарист-молокосос, в конце концов, старается и вроде не совсем глуп для армеута. Хотя, конечно, пользы от него медсанбату немного. Разве что сумел все же санитарами укомплектовать полностью, а вот с медсестрами было по-прежнему кепско. А в настоящей клинике немалая часть работы держится именно на медсестрах. И здесь как раз такой рутинной, но очень важной работы было более чем много. Тем более что на медсанбат навалили и профилактическую деятельность, которую Левин не любил в принципе и раньше ею не занимался вообще, потому как полагал, что если никто не будет болеть, то и врачи будут не нужны. А общество без врачей – обречено на впадение в ничтожество! И это не говоря уже о том, что и врачам как-то такое нехорошо, что опять-таки – совсем нехорошо.
Старший лейтенант Берестов, все-таки начштаба медсанбата
Вторая война в его недлинной жизни началась как-то буднично и нелепо. Можно сказать – прозаически. Сидел ясным воскресным утром, читал газету, посматривал поверх листа на жену, тихо радовался – она перебирала крупу, но при этом, видимо, про себя напевала какую-то песенку и не то что пританцовывала, это было нельзя делать при такой хлопотной и тонкой работе, а по движению бровей, губ, мимике видно было – что у женщины душа поет. И немножко танцует. И это написано на счастливом лице.
Характер у Берестовой изменился, она стала гораздо спокойнее и мягче, а Берестов – наоборот, нервничал, особенно после того, как на майские праздники она огорошила его тем, что в их семье будет к ноябрьским праздникам пополнение в виде маленького симпатичного чада. Простофиля муж не сразу понял, что это такое – маленький чад, а потом искренне обрадовался и даже возгордился. И теперь волновался, как бы что не повредило маме и дитю. Но сама будущая мать никак не подпускала супруга к домашней работе, и ей нравилось, когда он вел себя так, как положено в ее понимании настоящему мужу и красному командиру – например, чтобы в воскресенье с умным видом читал газету.
А потом в дверь постучал посыльный – санитар из местных призывников и скучным протокольным голосом заявил, что в 12:00 в клубе будет собрание товарищей командиров, и товарищ старший лейтенант должон там быть. Немножко разленившийся от спокойной жизни Берестов поворчал про себя, что вот, неймется людям в воскресенье, и убыл. Сослуживцы, которых так же неторопливо собрали, понятия не имели, зачем, собственно, все это затеяно, благо тему собрания не обозначили.
Потом так же неторопливо расселись в зале, подождали, когда разместится президиум. И вышедший на трибуну помполит как-то очень спокойным голосом сообщил, что в 4 часа утра без объявления войны германская военщина атаковала границы Союза Советских Социалистических Республик.
Несколько минут старший лейтенант сидел ошарашенный. Нет, войну ждали, в воздухе таким пахло густо, но как-то все же не думалось, что все будет так быстро. И приятели, и сослуживцы были уверены, что будет, – но еще не сейчас. Все-таки Рейх сожрал слишком большой кусок, всю Европу – и переварить нужно время, подчинить своей воле, насадить свои порядки в свободолюбивых странах. К
