Наглое игнорирование. Другая повесть - Николай Берг
Берестов грустно усмехнулся. Фамилии у медиков были те еще – доктор Гопник, доктор Пергамент, хорошо еще доктора Ойнахера перевели в соседнюю дивизию. Да и вообще дружба народов немало головной боли доставляла, вот как раз на неделе сам же принял в госпитальный взвод медсестру, которую звали Махтута Гиздатовна Иванова. Только головой крути, записывая такое в карточку учета и в ведомости.
Военврач второго ранга Левин, главврач, то есть командир медсанбата
Умение всегда договориться и сработаться практически со всеми, кто попадался ему на жизненном пути, было его сильной стороной. Ухитрился пережить благополучно и не без пользы для себя и царский режим, и обе революции, и всех, кто болтался потом на Украине – и немцев, и австрияков, и петлюровцев, и белогвардейцев разной масти, и у Махно побывал, и к большевикам вовремя примкнул. Потому в будущее смотрел со сдержанным оптимизмом, зная себе цену. Заведование этой странноватой больницей, которую почему-то называли батальоном, было неплохим этапом в жизни, положение в обществе, оклад жалования, разве что приходилось вместо привычного белого халата носить еще и униформу другого склада и другого цвета. Но хаки не режет глаз и в быту не маркое.
Если бы еще не морочили голову всеми этими военными забавами и игрушками, ненужными в лечебной работе, – совсем было бы хорошо. Покалеченный мальчик, которого ему прислали для исполнения работы начальника штаба батальона, никак этой простой истины не мог понять и все рвался играть в солдатиков. Только и не хватало заниматься тут идиотской шагистикой и фрунтом. Больше делать нечего!
Нет, так-то парады вполне импонировали Левину, они ему даже нравились, если на них посмотреть со стороны или в кино, он вообще любил пышность и красивость, но для медиков – тянуть носок и ходить строем вовсе не было обязательным делом. Главное – хорошо лечить.
И тут возникала проблема. Коллектив был собран с бору по сосенке, публика была очень разная, все яркие индивидуальности, а с профессиональными навыками обстояло весьма иначе. Таки очень даже слишком и совсем. Особенно с хирургией, на весь медсанбат хирург пока был один – сам Левин. И перед собой он мог признаться, что это немножко не то.
Вот и теперь надо было решать – что делать с амбициозной и высокомерной докторицей из недавно прибывших. И начштаба высказал сомнения в подлинности ее документов о врачебном статусе, и от больных поступали нехорошие сигналы, а жена этого самого Берестова – очень толковая медсестра – прямо заявила, что это не врач, а недоразумение – базовые манипуляции делать не умеет вовсе от слова совсем.
Надо что-то решать, и решать быстро.
Сам же военврач второго ранга своими собственными ушами слышал пикировку барышень, хорошо хоть не при пациентах. И ему это категорически не понравилось. Он даже задержался за углом в коридоре, чтоб послушать. И женская ядовитость не подвела, мало уши не опухли, как от крапивы.
Берестова протопотала и с ходу начала прямо у дежурной комнаты:
– Где эта девочка преклонных лет? К ней тут посетители с благодарностями!
– Благодарность-то велика? – узнал голос зубного врача Левин.
– В дверь не пролазит! Флегмона теперь настоящая, всамделишная, как я вчера и предупреждала. Башка как на дрожжах вспухла. Оно же любому нормальному глазу видно, если хоть что-то знаешь! Таки нет, надо же ж было зашивать, и без дренажа! – фыркнула медсестра, и Левин удивился – обычно она при врачах вела себя куда почтительнее.
– А вам, милочка, я бы не доверила даже после вскрытия зашивать. Перед родственниками неудобно будет. Хотя если в родственниках Франки Штейны, то конечно! – зло огрызнулась врач Мерин.
– Да куда уж, с нашим-то рылом, в калашный ряд гладью шить, какие с нас белошвейки! Академиев не кончали, бамажек самописных не сподобили, псесно, не то, что всякие лошадиные кони, кто бы что сказал! – пропела свирепо и ехидно Берестова.
– Что вы себе позволяете?! Настоящий медик никогда же ж не спустится до подобной пошлости! – вспылила Мерин.
– Ой, б-же ж мой. Где?! Где он?! Где тут среди здесь настоящий медик, не глядю на почтенного Гопника, который таки да, хотя и зубной – но все же ж доктор с руками и документами. Но все остальные? Одна – как сказано выше, вчера, то есть, некоей конской фамилией – из кухарок, уток щипать только годится, другая с дипломом с Малой Арнаутской, кто ж таки среди тут медик? Покажьте мне пальцем! Могу сходить за лампочкой, чтоб виднее стало! – спустила всех собак медсестра.
– Если брать во внимание полную конкретику, то уважаемая мадам Берестова не может со мной не согласиться, что в кухарках она была бы полезнее, при всему моему уважении, – иронично прошипела Мерин.
– Кто о чем? Какое уважение, какие речи? Вы посмотрите на себя. Ни в вену не попасть, ни даже внутримышечное сделать! Да хоть бы раз диагноз правильный выставлен был! Так ведь ни разу! Даже аппендэктомию самостоятельно не смочь сделать? – уже без флера «как бы шуточности» врезала медсестра.
– Я могу на себя посмотреть. От моего вида зеркала не трескаются! – отбрила Мерин.
В этот момент Левину показалось, что сейчас начнется смертоубийство, и потому он все же вмешался, появившись, как утреннее солнце. Обе сотрудницы, красные, словно спелые помидоры, заткнулись нехотя. Робкий зубной врач, который, несмотря на свою грозную гопническую фамилию, был трусоват и по этой причине все время попадал в нелепые ситуации, старательно тер стекла очков платочком, словно бы и не видя, и не слыша происходящего в шаге от него.
Военврачу очень хотелось сказать что-то более подходящее к моменту, вроде слова «Брек!», как говорят на боксерском ринге, но он просто строго посмотрел и пригласил к себе в кабинет медсестру Берестову. Где и отсыпал ей полной меркой обеими руками за несоблюдение этики и субординации. Грубиянка повторно распунцовелась и ответила только, что врачей она уважает, а вот всяких самозванок безграмотных она уважать не будет, потому что так лечить – вредительство сплошное. И вывалила начальнику с десяток вопиющих ошибок, сделанных только за прошедшую неделю доктором Мерин. Это несколько поменяло ситуацию, потому как Левин всерьез испугался. Сказанное пахло трупами, что совсем не нужно в нормальном учреждении. И сегодняшняя флегмона лица явно в перспективе грозила самыми худшими последствиями. Действительно, так дворник бы и то не сделал!
Отпустил медсестру с внушением, затребовал истории болезней, еще раз ужаснулся. Особенно разозлило то,