Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский

29 июня

Поезд идет по долине между чудных гор, очень похожих на Уральские. Только одна особенность: нет скал, и правая сторона гор покрыта лесом, а левая голая, ни одного дерева – все покрыто травой и разделано под пашни. Очень красивый вид имеют эти горные пашни и огороды; почти до самой вершины расположены они. И как это взбираются туда пахать! В общем выходит, что горы как бы покрыты правильными четырехугольными коврами: зелеными, серыми, желтыми, черными. Есть горы около реки Енисея очень высокие, особенно одна – даже смотреть страшно. Тайга и в горах продолжается, но здесь деревья гораздо лучше, чем на равнинах: много огромных пихт, сосен и кедров. Смотрю на кедры и вспоминаю из Библии Давида, построившего себе дворец из васанских кедров. Могучие деревья, и на них-то растут такие маленькие «сибирские разговоры», как называют здесь кедровые орехи; сибиряки любят под разговоры щелкать эти орехи, как у нас семечки.

Завиднелся Красноярск. И недаром он так назван: город расположен на голых горах, которые летом, когда солнце выжжет траву, кажутся красными. Красноярск расположен на берегу многоводной и неимоверно быстрой реки Енисея; такой быстроты течения при огромной ширине и глубине я и представить себе не мог; около устоев (быков) железнодорожного моста вода буквально кипит и шумит, как водопад. Снаружи город очень красив, особенно собор и духовная семинария, но внутри нет ни одной мостовой улицы, хотя камня тут же пропасть.

Поезд подошел к военной платформе, расположенной на самом берегу Енисея. Я пошел к реке и начал осматривать окрестности. Прежде всего, в нескольких саженях от меня направо огромный мост через Енисей; длина его без двух саженей верста; особенно поражают в этом мосту своею длиною пролеты: на одном пролете может поместиться почти весь самый длинный товарный поезд; и таких пролетов шесть. Направо и налево от реки очень большие горы, на склонах которых построены дачи, точно гнезда ласточек; в одном месте я насчитал в бинокль шесть прекрасных дач, одна над другой, – так красиво, что не оторвешься. Город весь как на ладони; к нему бегут пароходы и тянут за собой баржи. Первый раз в жизни я видел здесь плоты с пилеными и колотыми дровами; удивительно, как они остаются целы при такой быстроте течения. Прямо предо мною высокая с острой вершиной гора, или, как здесь говорят, «сопка»; кажется, от меня она всего в нескольких саженях. Спрашиваю у рабочего: «далеко ли до горы?» Отвечает: «восемь верст по прямой линии». Вот как мы, жители равнин, не привыкли к горам!

Обратно я пошел через лагерь Красноярского резервного батальона; на зеленом плацу лагеря стоит очень красивая часовня. Я присел на ступенях этой часовни отдохнуть. Ко мне подошли два унтер-офицера, уроженцы Харысовской губ., взятые из запаса. Разговорились. Я объяснил им ход войны и причины ее возникновения. Очень были довольны. На мой вопрос, тяжело ли им было бросить все и идти на войну, они в один голос отвечали: «Конечно, нелегко, да что же делать? Государь зовет – значит, нужно; вот теперь здесь мы и сами видим, что еще много ему сюда надо народу; по Сибири и ратников собрали. На нашу-то Харьковскую губернию татары и разбойники раньше нападали; однако отстояли своею кровью, зато теперь и тихо. Отстоим и сейчас; после и здесь будет тихо». Я буквально записал их слова.

Слышу звонок. Садимся в вагоны: едем; проехали мост и поплелись долиной между гор. С большим интересом продолжали путь среди роскошной природы; хоть немного отдохнули душой после однообразных равнин Барабинской степи. Чаще стали встречаться села с церквами; церкви почти все деревянные и многие убогие; дома же у жителей порядочные и решительно все крыты тесом. Служить по случаю праздника для эшелона было негде; отслужили только молебен в вагоне для именинников.

30 июня

Благодарю Бога, что ночь прошла благополучно. Ужасные уклоны и зигзаги, по которым поезд бешено мчится и при этом ужасно стонет, как бы прося тормозить, истрепали все мои нервы. Наши все еще спят, не желая признавать местного времени. Из природы записать нечего: все тоже, что и вчера; только больше стало попадаться огромных и стройных сосен, издали кажущихся красными.

На ст. Юрты мы встретили санитарный поезд со 125 ранеными солдатами и офицерами. Кто без ноги, кто без руки, у кого голова обвязана и проч.; но все имеют бодрый вид; добрая половина раненых имеют на больничных рубахах георгиевские кресты. Зрелище, насколько тяжелое, настолько же и поучительное. Офицеры советуют запасаться теплой одеждой. Поезд их отличный: своя кухня, ванна, доктора, сестры милосердия.

Сегодня исполнилось 20 суток нашего пребывания в вагоне, мы так устали, что не дождемся Байкала, чтобы хоть немного промяться: Байкал мы будем огибать отчасти верхами, так как железная дорога не вся еще выстроена.

Читаю «Добротолюбие» и богослужение Великого поста на русском языке. Что это за восторг, оторваться нельзя!

Слава Богу, до сих пор у нас все было благополучно; даже нашлись лошади, вырвавшиеся в Омске у солдат и убежавшие в степь.

1 июля

Ночь спал совсем плохо. Летели мы ужасно. Паровозы дергали немилосердно; даже вещи падали. Я положительно мучился на своем ложе. Не говорю уже, что жутко становится при такой бешеной езде, но получается и физическая мука: каждую минуту дергается тело, прыгает; да еще этот ужасный угольный дым, – прямо закоптели. Когда настало утро, я от души сказал: «слава Богу!» Чего же достигли от такой езды? На 4 часа раньше расписания приехали в г. Нижнеудинск, где и без того больше трех часов стоянки. Это машинисты для себя старались: приятно все-таки лишних четыре часа отдохнуть. Генерал вышел рассерженный, офицеры тоже хмурились; сделали заявление начальнику станции и получили уверение, что дальше этого не будет. И, действительно, дальше поехали по расписанию.

Местность очень гориста. Город Нижнеудинск лежит в долине на берегу страшно быстрой горной реки Уды, чрез которую перекинут большой мост в четыре пролета. Дно реки каменистое, и вода до того прозрачна, что с высоты моста можно считать камни на дне. Быстрота течения ужасающая; кондуктор же добавляет, что это еще мало воды, а вот посмотреть бы тогда, когда вода начнет сильно прибывать; а это должно быть уже скоро, как только солнышко сильнее пригреет, и снег начнет таять в горах. Получается таким образом совершенно обратное нашему речному положению