Семен Шмерлинг - Десант. Повесть о школьном друге
— Митька — под Ленинградом, Славка защищал Сталинград, теперь в госпитале, а Морж где-то под Орлом…
О Кирилле Мишарине, своем задушевном друге, Ляпа готов был говорить бесконечно. Видно, очень любил его.
— Ты Кирю хорошо знаешь? Нет, все-таки знаешь мало. Девчонки вообще его недооценивали. Молчун, слово не выдавишь, не любезничает. А он говорил редко, да метко, весь в себе. Характер твердый. Как-то в Нескучном саду он спускался на лыжах с кручи, не сумел вовремя отвернуть и сильно ударился о дерево. Сотрясение мозга. Долго в больнице лежал. А поправился и — что ты думала? — снова стал на лыжи и снова помчался с крутой горы. Упорный. А шутки его помнишь: «Я не Рыжий, я — Огненный». А карикатуры, шаржи? Сидит молчком и рисует, обычно на промокашках. В его рисунках всякая наша глупость или нечестность, как говорится, явлена была. Ничего не прощал. Здорово рисовал, талантливо, полагаю, что со временем мог бы и с Кукрыниксами потягаться, — Леопольд погасил улыбку, строго спросил: — Знаешь, где сейчас Кирилл? Окончил штурманское военное училище и теперь на фронте. Летает и фрицев с воздуха бьет, — Леопольд вздохнул: — Вот Огненный в самом пекле, а я в тылу загораю…
— Ты же в госпитале, — поправила его Рина.
— Конечно, пока в Наркомздраве, а после что? Снова в училище. Товарищ преподаватель неполных двадцати лет от роду. Грозные сражения на капустных полях… Ну мы еще поглядим.
Все разговоры в конце концов поворачивались к этой мысли. Ему претила жизнь в тылу. А Октябрина считала, что он честно заслужил право на отдых. Впрочем, какой отдых может быть в военном училище, там, верно, работы по горло — учения, стрельбы, дежурство… И кому, как не ему, с боевым, фронтовым стажем, награжденному славной медалью «За отвагу», готовить новых командиров?
При первых встречах с Некрасовым она надеялась, что после госпиталя Леопольд вернется в свое подмосковное Хлебниково и, хоть нечасто, станет приезжать к ней, их свидания будут повторяться долго-долго, может, до самого конца войны. Но вскоре почувствовала, что надежды ее зыбки, вернее, вовсе несбыточны. Разве он усидит в тылу? Да ни за что! Он же сам рассказывал, что уже не раз подавал начальству рапорты, просил, требовал отправить на передовую. Пока отказывали, ссылаясь на ранение, неокрепшее здоровье, нужду в преподавателях-фронтовиках. Но Октябрина понимала: он своего добьется. И в душе гордилась его решимостью и храбростью.
2
Через много лет после войны Рина, точнее, уже Октябрина Тимофеевна Иванова вместе с мамой Леопольда станет перебирать семейные архивы Некрасовых — фотографии, документы, письма — и среди них найдет одно письмо, написанное в сентябре 1939 года. Сын послал его матери, находящейся в отъезде. Рина прочтет его и поразится взрослости шестнадцатилетнего Ляпы, зрелости его мысли, продуманности планов на будущее. Вот что он писал:
«…Прошло уже пять дней, как я, весело отгуляв свой отпуск, вновь посетил школу, зовясь «девятиклассником». Но за эти пять дней было много событий, вдохновляющих меня, которыми хочется с тобой поделиться.
Во-первых, на днях закончилась внеочередная сессия Верховного Совета СССР, на которой с докладом выступил Маршал Советского Союза товарищ Ворошилов. Он предложил Законопроект о воинской обязанности (этот проект уже утвержден и был опубликован в газете как Закон), по которому юноши, окончившие десять классов средней школы, должны обязательно идти служить в армию.
Так что мы, то есть я и мои одноклассники, после 10 класса идем служить. Этот закон меня волнует и радует. Волнует потому, что я боюсь за время пребывания в армии забыть часть курса, а радует потому, что мне хочется знать и эту сторону жизни, чтобы и вообще иметь представление о ней и быть готовым к ее превратностям.
Чтобы как следует подготовиться к службе, я занимаюсь спортом, военным делом, причем усиленно. Кроме того, стараюсь и школьный материал усвоить как можно лучше, чтобы не растерять его по дороге в вуз, а может быть, и в военную академию.
Во-вторых, взоры всего мира прикованы сейчас к Западной Европе, в которой началась вторая империалистическая война. Несомненно, что эта война имеет большое значение как для нас, так и для других стран… В общем, через два года я — красноармеец, а потом, может быть, и командир».
…Да, в школьные годы, Рина хорошо это знала, Леопольд и его друзья-одноклассники готовились к службе в Красной Армии, к боевым испытаниям. Еще в младших классах по-мальчишески горячо и наивно они собирались на войну. Ребята были прямо-таки помешаны на оружии. Бегали в музей смотреть шпаги, сабли и револьверы, часами торчали у ворот ближайших казарм, дожидаясь, когда появится строй красноармейцев с винтовками. Повсюду — на чердаках, в подвалах, в старых сараях — им чудились таинственные клады с оружием. И были несказанно рады, когда Боря Горский в полуразвалившемся флигеле нашел ржавый револьвер «бульдог» и артиллерийский кинжал «бебут». Револьвер ходил по рукам, с него сдирали ржавчину, смазывали, и все надеялись найти к нему патроны.
Девчонки все-таки взрослее мальчишек, они посмеивались и над «бульдогом» без патронов, и над очередной затеей ребят, когда те в шестом классе с важностью и тайно (хотя об этом знали даже девочки) стали копить деньги на дорогу в предвидении возможного побега на войну. Только двое-трое из ребят умели сами зарабатывать, занимаясь репетиторством с младшеклассниками, а Ляпа — мастер на все руки — ходил куда-то на Серпуховку, в мастерскую, помогал чинить примусы и керосинки. Остальные экономили на желудке, отдавая в общую кассу пятаки и гривенники, полученные от родителей на завтраки, и обходясь бутербродами с повидлом.
Всех одноклассников волновала война в Испании, Едва ли не на каждой перемене обсуждался ход сражений под Мадридом, Теруэлем, Уэской, в Гвадалахаре. «Но пасаран!» — повторяли пионеры, по-республикански поднимая руки, сжатые в кулаки («Они не пройдут!»).
С какой завистью и гордостью смотрели ребята и девчата на пришедшего в школу молодого красноармейца с вишневым орденом Красной Звезды на груди. Ведь он заслужил его в боях на Хасане!
С годами все серьезнее становилось отношение мальчишек к армии и военной службе, к защите Родины. Это особенно остро почувствовалось в седьмом классе, когда ребятам необыкновенно повезло. В составе сводного полка пионеров Москвы они участвовали в Первомайском военном параде. Девочки во все глаза смотрели на них, когда те выстроились в школьном дворе. Как были они красивы. Одеты в зеленую юнгштурмовскую форму. В руках у них были, правда, не винтовки, а палки с красными флажками, но держали их крепко и ловко, как настоящее оружие. Головы были покрыть; касками, правда, не стальными, а из папье-маше, но выглядели они словно подлинные боевые каски.
Ребята не уставали повторять свои рассказы о военном параде. Как сомкнутым строем прошли по Охотному ряду и на Красной площади заняли свое место неподалеку от Исторического музея. Подумать только, они видели колонны танков у гостиницы «Москва», стройные ряды дивизий и военных академий, пулеметные тачанки и эскадроны конницы. Из Спасских ворот на прекрасном коне выехал Ворошилов и напротив Мавзолея встретился с Буденным, Прокатилось тысячеголосое «ура!», и у ребят замерли сердца. Как в сказке, вырос перед ними крепкий, коренастый человек, прославленный полководец. Влитый в седло, он внимательно оглядел пионерский строй и обратился к трепещущим от несказанной радости ребятам:
— Здравствуйте, юные ленинцы.
— Здраст! — как могли, дружно ответили пионеры.
— Поздравляю с международным праздником трудящихся — днем Первого мая.
— Ура-a-a! — взвились мальчишеские голоса. Причастные к бессмертной славе Красной площади, безмерно счастливые, они старательно чеканили шаг, держали равнение и в строгих колоннах-«коробках», как настоящие воины, прошли торжественным маршем мимо Ленинского Мавзолея.
Разве такое можно забыть!
В девятом классе дружно занимались в оборонных кружках. Помнится тир — душноватый, пропахший порохом подвал старинного кирпичного дома в Бабьегородском переулке. Здесь учились стрелять. Укладывались на пыльные соломенные маты и, прижавшись разгоряченной щекой к прикладу трехлинейки, целились в кольчатую мишень, освещенную тусклой лампочкой. Под низкими сводами гулко стучали выстрелы. Некрасов — с детства охотник — стрелял уверенно, метко и помогал товарищам.
— Левый, левый глаз закрывай, — шептал он Рине. — Не дергай за крючок, спокойнее.
На районных стрелковых соревнованиях школьников Некрасов не раз представлял 7-ю образцовую. Он одним из первых сдал нормативы на значки «Юный ворошиловский стрелок», ПВХО, БГТО. В девятом классе, занимаясь по вечерам, окончил курсы противохимической защиты и, хорошо изучив все признаки отравляющих веществ, противогаз, защитные костюмы, вел оборонный кружок в младших классах.
