Виктор Бычков - Везунчик
– Ты или слепым шел, – сделал вывод сосед, – или так запугал тебя немец, что ты дар речи потерял?
– А ты, дядя Миша, не злись, – защищался хозяин. – Мне не до митингов там было, больше думал о том, как спастись, а не опросы проводить.
– Оно, вроде, верно, – соглашался гость. – Ну, хоть где-то по зубам давали немчуре, не слыхал? – и с надеждой всматривался в Антона. – Не может того быть, чтоб прусак над русским верх взял, не верю! Поговаривают люди, что в городе Бресте до сих пор какую-то крепость немец одолеть не могет, не довелось об этом слышать?
– Хочь верь, хочь не верь, а только где твои русские сейчас?
Мамка, вон, тоже не верит, да что толку?
– Но, но! Что значит – «твои русские»? – Михалыч вскочил со скамейки, застучал костылем по полу. – Наши, наши русские – и твои, и мои! По себе знаю – немец силен воевать, шапками не закидаешь. Однако на русский штык слабоват, кишка тонка – рвется на штыке то! В империалистическую не раз до рукопашной доходило, вроде как откликнется на нее, а потом все равно наши верх брали!
– А ты силищу их видел, дядя Миша? – стоял на своем Антон. – Танки, самолеты, пушки, машины – так и прут, так и прут! А наши где? Где, я у тебя спрашиваю?
Гость разводил руками, пожимал плечами, вроде как соглашаясь с Антоном, но тут же опять спорил с хозяином.
– Может, это специально так делают – отступают то? Заманят вглубь страны, да как дадут по роже, чтоб впредь неповадно было!
– А тысячи убитых, а тысячи пленных? Их куда спишешь? И что это за тактика такая, чтоб своими людьми, своими солдатами разбрасываться, как детвора на пристани камешками? – Антона задел такой недальновидный взгляд соседа. – Просто сильный побеждает слабого – вот и весь сказ!
– Не скажи, не скажи, – дядя Миша тяжко вздохнул, зажал в руках палку. – Ленька мой там под Брестом служил, не верю, что он поддался немцу. Не верю – нас, Лосевых, об колено не переломить, нет, не переломить! А таких как мы – целая страна. Не осилить нас, нет, не осилить! – наклонившись, стучал палкой об пол, то ли убеждая Антона, то ли себя в своей правоте.
Глава третья
В то утро Антон поднялся пораньше, и решил до завтрака сложить дрова за сараем в поленицу, что наколол за вчерашний день. Наклонившись за палкой, краем глаза заметил, как быстро прошмыгнул в дом к соседям деревенский доктор Павел Петрович Дрогунов. У Щербича в это мгновение все оборвалось внутри, похолодело: «Леня вернулся!». До этого еще где-то теплилась надежда, что не придет, сгинет в лесах, ан нет – дошел. Просто так доктор бы не побежал к Лосевым: родители хоть и пожилые, но еще крепкие. Значит, вернулся сын! А с ним кончилась спокойная жизнь и у Антона. Он как держал в руках палку, так и сел с ней прямо на землю там, где стоял. В голове лихорадочно забегали мысли, одна страшнее другой. «Припрется, обязательно припрется со своими расспросами – где был, что делал? Его хлебом не корми – дай только поспрашивать, как живет, чем дышит его сосед Антон Щербич. Без этого Леня спать не может, чтобы не спросить. А ему какое дело, кто он такой, чтобы спрашивать, интересоваться? Он что – следователь, что ли? Так мы таких любопытных видали знаешь где – в гробу в белых тапочках! Сейчас не то время, спрашивать, и не то время, чтобы бояться».
Ухватившись за последнюю мысль как за спасительную, стал развивать ее – с каждым мгновением уверенность и спокойствие возвращались к Антону. Обдумав все хорошенько, пришел к выводу, что волноваться нет причин, и надо жить так, как он и жил все это время. А там видно будет. Главное – не надо пороть горячку, и с кандочка, не продумав, ни чего не предпринимать. Такая тактика его еще ни разу не подводила, не подведет и на этот раз. Тем более – он у себя дома, а дома, как известно, и кочерга – оружие.
Михаил Михайлович перестал приходить в гости, у них на заборе появились чистые стиранные белые лоскутки, посреди недели затопилась вдруг баня у соседей, визиты доктора стали более частыми – он приходил и среди дня, – все говорила о том, что Антон не ошибся – раненый Леня был дома у родителей.
Последние время мама загадочно улыбалась, частенько навещала соседей, и все норовила поговорить с сыном, но он под любыми предлогами оттягивал этот разговор, заранее зная, о чем она хочет с ним поговорить.
– Ты, прямо, цветешь, – не выдержав первым, заметил сын. – Что ж такое, мама, ты хочешь мне сказать?
– Не знаю – говорить или нет? – смутилась мать. – Просили держать в тайне, а радость то большая у соседей, вот и не ведаю – рад ты будешь ей?
– Ленька Лосев вернулся, что ли? – пришел на помощь матери. – Так я раньше тебя узнал, для меня это не тайна с первого дня.
– Иди ты! – всплеснула руками женщина. – И откуда ты узнал? А я все таюсь да таюсь. И еще новость: немцы назначили к нам в деревню старшим Ваську Худолея. Он теперь ходит по улице с винтовкой и с белой повязкой на рукаве. Говорит, что будет набирать штат. Важный такой!
– Леня то как себя чувствует? – Антон перебил мать. Из окна он уже видел Ваську с винтовкой, и давно понял его место в Борках. – Сильно ранен?
– А ты откуда знаешь, что Леня ранен? – удивилась мать. – Видел его раньше, что ли?
– С чего ты взяла, что видел? Тут дураком надо быть, чтобы не догадаться – бинты на заборе сохнут, да доктор Дрогунов на дню по нескольку раз забегает, – сказано это было спокойным, обычным тоном.
У матери враз отлегло на душе, она опять заулыбалась, подобрела.
– Просит, чтобы ты к нему зашел, поговорить хочет, – выжидательно уставилась на сына. – Может, сходишь, поговоришь. Твой друг все-таки, с детства. Очень просил.
Антон размышлял секунду, и тут же его лицо засияло улыбкой. Он сжал маму за плечи, и радостно проговорил:
– Конечно, схожу! Я бы и раньше пошел к нему, да не знал, в каком он состоянии, может, плох сильно. А раз хочет меня видеть, так и я хочу посмотреть на моего друга детства! К нему когда лучше зайти, как думаешь, мама?
– Просил вечером, как коров подоят, так и иди, – мать была довольна – перед ней стоял прежний, довоенный сынок Антоша. – Левая рука у него плохая, вся израненная. Доктор какую-то блокаду делает, не знают – будет цела рука, или нет.
Антон шел к Лене как на свидание: побрился, надел чистую рубашку, брюки, на ноги – довоенные туфли. Но, на всякий случай, достал спрятанный в стогу сена пистолет, засунул его за пояс, прикрыл рубашкой. Если вдруг Леня признает в нем того заросшего человека, что стрелял в лесу под Вишенками, тогда разговор должен быть один, и ни каких сомнений! Тут уж промахнуться ни как нельзя. Свидетелей он тоже уберет: своя шкура дороже. А там пускай разбираются – что, да как. Хотя, кто в это время будет разбираться? Кому это нужно?
Стемнело, когда Антон осторожно постучал в окно соседей. Там не спали, а, видно, ждали его, так как дверь открыли быстро.
– Проходи, проходи, – засуетилась, уступая дорогу гостю, мать Леньки тетя Вера. – Он в передней хате, за печкой. Чай, не забыл где и что у нас в избе находится?
– Обижаешь, тетя Вера, – Антон приобнял хозяйку, прикоснувшись к ее щеке. – Рад видеть тебя!
Передняя хата Лосевых была разделена перегородкой еще до войны: большая часть использовалась как зал, а комнатка за печкой с одним окном на улицу служила спальней Лени, которая пустовала больше года, как сын поступил в военное училище.
Хозяин Михаил Михайлович сидел в задней комнате, и крошил табак за столом. При виде гостя привстал, поздоровался с Антоном за руку.
– Вот и дождался, дядя Миша, своего сына. Поздравляю!
– Спасибо на добром слове, мил человек, – опять склонился над столом. – Радость полной будет, как побежит от нас немец! А сейчас какая радость – в своем доме сидишь, а чувствуешь себя неуютно – беда в любой момент нагрянуть может.
Свет от висячей лампы в комнате Лени проникал сквозь не плотно закрытую дверь. Антон на всякий случай постучал, и, не дождавшись приглашения, вошел в комнату.
– Проходи, чертяка! Тебя сколько ждать надо? – бледный, улыбающийся Ленька сидел на кровати, свесив ноги. Левая рука была забинтована, и висела на чистой белой тряпке.
Улыбка, искренний тон в разговоре сняли все опасения Антона, и он, радостно улыбаясь, шагнул навстречу другу, с жаром пожал его протянутую руку.
– Рад, рад тебя видеть, Ленчик! – лицо гостя светилось от удовольствия. – Все боялся зайти в первый же день – думал, что ты сильно ранен, и беспокоить тебя не хотел. – Заговорил быстро, не давая хозяину вставить слово, опережая его возможные вопросы.
– Погоди, погоди, а ты как узнал, что я пришел? – Леонид отодвинулся от Антона, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Я же просил своих ни кому не говорить, пока не окрепну, а тут уже вся деревня знает.
– Не серчай на родителей – мне мама только сегодня про тебя сказала, да я догадывался, что ты дома.
– Как это? – недоуменно спросил Леня. – Сорока на хвосте принесла?
– Какая сорока? Ты меня всегда за дурака считал, – обиделся Антон. – А тут на вашем заборе бинты стиранные висят, да доктор Дрогунов на дню по несколько раз забегает к вам – к гадалке ходить не надо – и так все ясно!
