Михаил Бубеннов - Белая береза
Лозневой в это время лежал в своей легкой походной палаточке, раскинутой под молодым дубом, — ветер трепал на его корявых ветвях грязно-желтые лохмотья листвы. За этот ветреный октябрьский день у Лозневого особенно усилилась тревога. С часу на час он ждал внезапных и больших событий. И когда Костя, торопясь, доложил, что приехал командир полка, Лозневой разом поднялся, понимая, что эти события наступают, и быстро выскочил из палатки.
Майору Волошину было под пятьдесят. Все в его большой фигуре было крупным и грубым. Служил он в армии с весны восемнадцатого года. Рядовым бойцом-пулеметчиком дрался с белогвардейцами на Волге, освобождал Казань, потом участвовал в героическом походе на Колчака — в глубь Сибири. За храбрость, проявленную в те годы, получил орден Красного Знамени. Бойцу Волошину крепко полюбилась военная служба, и он решил пожизненно остаться в армии. Несколько последних лет он уже командовал стрелковым полком и был горд своей службой.
Еще издали, взглянув на командира полка, Лозневой сразу определил: Волошин сильно встревожен. "Плохи, видно, наши дела, — подумал Лозневой, совсем плохи".
Тяжело соскочив на землю, майор Волошин не стал выслушивать рапорт, только махнул досадливо рукой. Бросив поводья, отдуваясь, он пошел усталой походкой к палатке Лозневого, на ходу расстегивая и раскидывая полы плаща.
— Фу, черт возьми! — проворчал он. — Разбило всего.
— Сюда, сюда! — пригласил Лозневой.
Устроившись на снарядном ящике под дубом, майор Волошин, не снимая каски, обтер платком лоб и виски.
С минуту он молчал, жадно дымя папиросой. Лесок полнился шумом ветра. Раздавались голоса солдат, похрапывание лошадей, стук топора о дерево и крик сорок — они всюду разносили вести об осени. В светлом просторном небе гудели невидимые моторы. Где-то далеко шла бомбежка; в земле глуховато стукало, словно с перебоями билось ее сердце. Закашляв, Волошин бросил папироску под ноги, позвал:
— Озеров, сюда!
Передав коня автоматчикам, к палатке твердым шагом подошел капитан Озеров. Это был человек тоже крупный, в расстегнутой ватной куртке, с простым, слегка рябоватым лицом сибирского старожила.
— Комиссара не видел? — спросил его Волошин.
— Нет, не видел, товарищ майор.
— Хорошо, что тебя хоть встретил. Очень нужен.
— Новости?
— Да. Давай карту.
Капитан Озеров раскрыл планшет. Взяв карту, майор Волошин пригласил заместителя и комбата присесть рядом. Они быстро устроились: Озеров — на ящике, Лозневой — на своем седле. Майор Волошин тем временем надел на широкий угрястый нос очки, оглянулся по сторонам.
— Не беспокойтесь, — догадался Лозневой, — поблизости никого нет.
Майор Волошин повел глазами по карте.
— Ага, вот где! — Он остановил карандаш на маленьком зеленом пятнышке. — Мы здесь, да? Сколько осталось до Вазузы?
— Около двадцати, — ответил Озеров.
— Да, точно, — Волошин оторвался от карты. — Так вот, обстановка следующая. К переправе на Вазузе, как видите, углом сходятся две большие дороги. — Он кинул руку в одну сторону, затем в другую. — Одна — здесь, другая — здесь. По этим дорогам движутся две большие колонны немцев. Они спешат к переправе.
— Далеко они? — осторожно спросил Лозневой.
— К сожалению, мы плохо это знаем, — ответил Волошин. — У штаба дивизии точных данных, как видно, нет. — Он притих, помял мясистые губы. Так вот, вся наша дивизия, вслед за другими частями, идет проселками между этими двумя дорогами и к ночи должна, опередив немцев, вырваться к Вазузе. Если вырвется — будет очень хорошо. Но это не все. Для нашего полка как раз не в этом состоит главная задача.
Он опять с опаской оглянулся по сторонам и затем сообщил совсем тихо:
— Мы не дойдем до Вазузы… — Вздрагивающей рукой он провел по карте. — Наш полк остановится вот здесь, — сказал он и, заметив, что рука вздрагивает, убрал ее с карты. — На переправе большой затор. Говорят, что там собралось столько частей и беженцев, что не окинешь глазом! Так вот, наша главная задача — стать и задержать немецкие колонны до тех пор, пока все части, в том числе и два полка нашей дивизии, не окажутся за переправой. Мы можем уйти только последними. Вы понимаете, что на нас возложено? — Он строго осмотрел Озерова и Лозневого. — Мы должны стоять насмерть. До последнего. Должны умереть, но спасти других. Ясно?
Всю неделю отступления Лозневой ждал внезапных и грозных событий, но никак не ожидал того, что случилось: их полк, ради спасения других частей, был обречен на верную гибель. И Лозневой с ужасом почувствовал, что в груди его все заледенело, будто ворвалась в нее, как в распахнутую настежь дверь, лютая сибирская стужа.
— Да, это ясно, — ответил он, не слыша своего голоса.
— Что ж, будем стоять, — ответил и Озеров, щелкнув кнопкой на планшете, и быстро поднял отчего-то засиневшие глаза.
Майор Волошин хотел указать Лозневому рубеж, который должен занять его батальон для обороны, но в этот момент донесся высокий, хватающий за сердце вой мотора.
— Ложись! — крикнул Озеров.
Все рухнули на землю. Немецкий истребитель прошел над леском, почти задевая плоскостями вершины деревьев, а через несколько секунд с опушки донеслись голоса:
— Упал! Упал!
Вокруг поднялся гомон. С опушки леска, перекликаясь, понеслись солдаты в поле. Послышались выстрелы.
X
Вскоре на стоянку Лозневого привели захваченного в плен немецкого летчика. Он был высок и сух, как хвощ, но с энергичным лицом. На нем был изорванный комбинезон с блестящей застежкой-"молнией" на груди. Заложив руки за спину, он остановился близ дуба и осмотрелся неторопливо, спокойно и даже нагло, высоко подняв растрепанный белокурый чуб. Казалось, его нисколько не смутило, что он попал в плен. Он так презирал всех, кого видел у дуба, что не испытывал перед ними страха.
Майор Волошин впервые увидел фашиста в лицо. Его поразили наглость и самоуверенность врага. Содрогаясь всей грузной фигурой, Волошин закричал:
— Ты что же, сволочь, а? Что смотришь так?
Пленный летчик слегка приподнял голову. Губы его тронула едва приметная презрительная улыбка. Волошин сорвал с носа очки, и глаза его, большие, как у филина, глянули на немца, наливаясь кровью и злобой. Бешено стиснув огромные кулаки, он закричал:
— Как фамилия? Говори! Ну?
Пленный посмотрел на командира полка с еще большей дерзостью.
— Молчишь, тварь? Молчишь?
Еще с минуту майор Волошин подступал к немцу, потрясая кулаками, но тот в ответ на все его вопросы лишь трогал губы презрительной улыбкой или — изредка — легонько покачивал растрепанным чубом. Он не испытывал никакого страха. По щекам Волошина потекли струйки пота. Вытащив из кармана платок, он обернулся назад.
— Ничего, сволочь, не понимает!
— Разрешите мне? — спросил Озеров.
— Ах да, — спохватился Волошин. — Ведь ты, кажется, можешь по-немецки? А ну, валяй!
В эту минуту пленный успел вытащить из кармана небольшую ярко поблескивающую гармонику. Он легонько — для пробы — провел ею по губам: раздались мягкие, певучие звуки. Не глядя на окружающих, немец начал осматривать и пробовать лады… Озеров бросил на пленного взгляд и мгновенно потемнел лицом — на нем обозначились рябинки. Озеров сделал шаг вперед, и от его сильного голоса дрогнул воздух:
— Stillgestanden![1]
Гитлеровец на секунду приподнял глаза, но тут же вновь принялся за свое дело. Тогда Озеров, сделав еще один шаг вперед, без взмаха, но с бешеной силой ударил его кулаком под ребра. Вскинув руки, гитлеровец со стоном отлетел под ближний куст орешника, а его гармоника — еще дальше.
— Aufstehen![2] — крикнул Озеров.
Фашист быстро вскочил, вытянулся у куста орешника, испуганно вытаращив глаза.
— О, и дылда! — долетело из ближних кустов.
— Имя? — неожиданно спросил Озеров по-русски. — Фамилия?
— Курт Краузе, — крикнул пленный.
— Ага, вы и по-русски понимаете, — заметил Озеров. — Видите? — сказал он, обращаясь к майору Волошину, но, судя по всему, желая, чтобы его слышали и солдаты, выглядывавшие из кустов. — Когда фашистов начинаешь бить, спесь и наглость слетают с них, как шелуха, и они становятся тем, что они есть. — Он повторил, рубанув воздух рукой: — Бить их надо! Бить! Тогда они поймут, с кем имеют дело!
— Немецкая армия непобедима! — сказал Курт Краузе. — Вы не можете нас бить!
— Вот как! — Теперь уже Озеров, посветлев лицом, презрительно смотрел на гитлеровца. — А разрешите спросить: почему вы оказались на земле? Вас сбил наш летчик?
Курт Краузе молча опустил чуб.
— Вы прикрывали колонны, которые идут по большим дорогам к переправе, — сказал Озеров. — Это мы знаем. Может быть, скажете, что это неправда?
— Нет, это правда, — ответил Краузе.
