Генрих Гофман - Повести
— Думаю, что на той, — успокоил ее Дубровский. — Уже больше двух недель прошло. И знаешь, вовремя он ушел. Ведь немцы почти всех военнопленных, которые на свободе работали, в добровольческие батальоны сгребли. Неминуемо и он бы туда угодил.
— Это я понимаю. И все же боязно за него.
— Живы будем — не помрем, — пошутил Дубровский. Посерьезнев, добавил: — А Иван с головой. Неужто не перемахнул через фронт? Там он теперь. О нас беспокоится.
— Хорошо бы... — с надеждой вымолвила Елена.
Вскоре Дубровский распрощался с подругами и ушел.
...Кроме Потемкина он с удивлением увидел за столом в своей комнате и Георга Вебера.
— А вот и Леонид пришел. Садись выпей с нами, — предложил тот.
— Долго же тебя не отпускала твоя дама, — с издевкой сказал Потемкин.
— Не так уж и долго. Сейчас только половина одиннадцатого. — Дубровский придвинул к столу маленькую скамейку и присел на нее. Перед ним оказалась плоская тарелка, заваленная окурками. На столе возвышались две начатые бутылки шнапса. На клочке газеты лежали толстые ломтики сала, огурцы и куски серого хлеба.
— Откуда такое богатство? — удивился Дубровский.
— Если не хочешь услышать ложь, никогда не спрашивай. Жди, пока скажут, — ответил Георг Вебер. — Лучше выпей. На вот стакан. Из него Макс Борог пил.
— А где он?
— Сейчас не знаю. Полчаса назад заходил. Тебя спрашивал. Посидел с нами немного и ушел.
Георг Вебер налил в стаканы прозрачную жидкость, поставил бутылку.
— По какому поводу будем пить? — спросил он.
— А бог его знает! Давайте за жизнь, — сказал Потемкин, поднимая свой стакан.
— Нет, это банально. Хотя на войне и существенно, — ответил Георг Вебер. — Давайте выпьем за фюрера. За великого фюрера великой Германии.
Все встали, со звоном сдвинули стаканы и, не поморщившись, выпили шнапс до дна. Первым опустился на стул Георг Вебер. За ним присели и остальные. Все-таки Вебер был чистокровным немцем, и русским переводчикам не пристало садиться раньше него.
Молча съели по кусочку сала. Дубровского подмывало спросить, не слышал ли кто сообщения из главной квартиры фюрера. Но, поразмыслив, он решил подождать.
Потемкин первым нарушил молчание.
— Сегодня вечером девку одну доставили с биржи труда. Она, стерва, бланки для бандитов крала. Освобождала кого хотела от поездки в Германию.
Дубровский насторожился.
— А какая она из себя?
— Да так. Девка как девка. Ничего примечательного. Тебе-то что?
— Я там почти всех знаю. Ходил туда частенько по поручению шефа. Интересно, кто из них занимался такими делами?..
— Завтра выяснишь, Леонид, — вмешался в разговор Георг Вебер. — Алекс тоже ничего не знает. А я знаю.
— Что ты знаешь?
— Знаю, что ее фамилия Чистюхина. По документам знаю.
Дубровский не шелохнулся. Но сердце забилось чаще.
«Неужели Ольга? А как она себя поведет? Будет молчать или проговорится? Что предпринять? Главное, спокойствие. Возьми себя в руки и не показывай вида, что тебя это взволновало». Чтобы разрядить обстановку, спросил:
— А какие вести с фронта?
— Я видел сводку для завтрашних местных газет, — сказал Георг Вебер. — Из главной квартиры фюрера сообщили, что продолжается выравнивание линии фронта. А от Харькова осталось одно географическое понятие. Как сообщает германское информационное бюро, советские войска заняли необитаемый город. Там полностью все разрушено. В Харькове русские не найдут ни одной фабрики, ни одного завода. Все жилые дома стоят без крыш. Таким образом, господа, можете себе представить, что это за город. Фюрер приказал применять тактику выжженной земли. Я-то знаю, что это значит.
— Но согласитесь, Георг, ведь населению где-то надо жить?
— Всех жителей эвакуируют в Германию. Им там будет лучше.
— Я не думаю. Покинуть дом, вещи, которые наживались годами...
— А кого это интересует? — перебил Дубровского Вебер. — Сейчас война. Все переносят ее тяготы. Русские же на редкость выносливы, господа. Вы это знаете лучше меня. И они меня меньше всего беспокоят. Какая разница, будет у них кров или нет? Важно, чтобы они работали. Сейчас меня беспокоят итальянцы. Эти макаронники допустили высадку союзных войск в Сицилии. Это обстоятельство потребует нового напряжения сил. Германское командование вынуждено считаться с этим. Теперь мы не можем ожидать дополнительных резервов из центральной Европы. Но мы еще сильны здесь, в России. Я думаю, русским дорого обойдется эта попытка летнего наступления. Мы, немцы, умеем наслаждаться местью. Мы прольем реки крови, но не покинем эту землю. Русские свиньи будут помнить нас долго.
— Господин фельдфебель, — переходя на официальный тон, оборвал его Дубровский, — не забывайте, что мы тоже русские. И, как вы знаете, честно служим немцам и новому порядку. Поэтому мне не понятны ваши обобщения.
— Ха-ха! Неужели вы думаете, что мы и вас пустим в наш немецкий рай? Мы вас терпим, пока вы нам нужны. Это не мои слова! Это сказал фюрер!
— Георг, вы просто пьяны, — брезгливо поморщился Дубровский.
— Может быть, я и пьян, но я сказал правду. Так мыслят все немцы.
Он с грохотом отодвинул стул и, пошатываясь, направился к двери. Над столом повисла тишина.
— Видимо, действительно так думают все немцы, — задумчиво проговорил Дубровский.
— Брось, Леонид! Выпил человек лишнее. Да еще расстроился. Пойми, что они могут сделать без нас в России? — примирительно сказал Потемкин.
— В России-то, может быть, мы им и нужны. А вот понадобимся ли мы им в Германии?
— Ну, до Германии еще далеко. Считай, половина России у них в руках.
Дубровский смерил Потемкина недоуменным взглядом.
— Так за Уралом разве Россия? Там одна тайга. Зверя много, а людей нет. Разве что заключенные?
— Вот я и думаю, как бы нам с тобой туда не угодить со временем, — горько усмехнулся Дубровский.
— Не-е-е, до этого не дойдет. Попомнишь мои слова. Давай лучше допьем, чтоб зла не оставлять.
Он разлил по стаканам остаток шнапса.
Дубровский вышел из-за стола и, подойдя к своей кровати, стал раздеваться.
По железному оконному карнизу мелкой дробью забарабанил дождь. Дубровский с головой забрался под одеяло. Здесь, в темноте, было его царство. Тут никто не видел выражения его глаз, лица. Можно было улыбнуться своим мыслям или, наоборот, погрустить...
Лежа под одеялом, Дубровский старался не слушать пьяную болтовню Потемкина. Он пытался до мелочей взвесить создавшееся положение. «Если Ольгу Чистюхину взяли только лишь за справки биржи труда, тогда ей нет никакого смысла впутывать в дело и меня. Может отговориться, что, мол, помогала знакомым. За это могут отправить в лагерь. Но это еще не самое страшное. Во всяком случае, вряд ли будут пытать. Обычное злоупотребление. Пусть даже уголовное дело. Можно чем-то помочь. А вот если ее взяли вместе с другими подпольщиками, тогда ситуация меняется. Для немцев это уже бандиты. Тогда...» Он прекрасно знал изощренные, садистские методы следствия в гестапо. Неприятный холодок пробежал по спине. — Тогда из нее вытянут жилы. Может назвать меня. А не стоит ли бежать отсюда, пока не поздно? Подожди! Решение принимать еще рано. Поначалу надо выяснить обстановку. Макс Борог наверняка должен быть в курсе дела. Быть может, он и искал меня в связи с этим?»
Дубровский готов был пойти к Максу Борогу, но в последний момент заставил себя успокоиться. «Нельзя давать повод для лишних вопросов. Надо не показывать вида, что меня интересует судьба Чистюхиной. А утром схожу в домоуправление, где проживает Левина. Проверю домовую книгу, будто ищу кого-то. Невзначай спрошу, давно ли проживает здесь Мария Левина. Если она арестована, люди скажут... Во всяком случае, их поведение кое-что может мне подсказать. Тогда обратно в ГФП не вернусь. А ежели нет, повоюем еще на этом поприще».
...Утреннее построение закончилось на редкость быстро. Полицайкомиссар Майснер у всех сотрудников на виду хлопнул дверцей «опель-капитана» и укатил в штаб командующего 6-й армией. Еще до того как встать в строй, Макс Борог сказал Дубровскому:
— Леонид, я заходил к тебе вчера вечером.
— Что-нибудь случилось, Макс? — сдерживая волнение, спокойно спросил Дубровский.
— Нет, ничего. Просто я стал теперь посвободнее. Вспомнил твое обещание, вот и зашел.
— Какое обещание?
— Ты собирался познакомить меня с хорошей девушкой.
— Сначала я должен договориться с ними о времени. И потом я не знаю, когда ты свободен.
— Мне хотелось бы сегодня провести вечер в женском обществе.
— Я готов. Но тогда мне надо в рабочее время отлучиться хотя бы на час, чтобы договориться с ними.
— Иди сейчас. Только скажи дежурному, что я послал тебя в город по делу. Возвращайся прямо ко мне. Я часок потяну с допросом. Познакомлюсь пока с документами. Сегодня ты весь день будешь работать со мной. Закончим к шести часам. На семь назначай встречу.
