Павел Гусев - В тылу врага
— Паша, хорошо бы полечиться-то. Умирать не хочется, надо дождаться Сашу и тебя с войны. — И заплакала.
— Не волнуйся, мама. Все будет хорошо. В больнице тебя подлечат. — А она опять про войну продолжила:
— А когда же эта проклятая война закончится? Я боюсь за Сашу и за тебя, — и снова заплакала.
— Мама, война приняла другой оборот. Наша армия взяла инициативу в свои руки. Враг пятится назад. Будем надеяться, что Саша и я останемся живы.
Тетя Марья пригласила меня и шофера Ивана Степановича к столу:
— Мужчины, в народе говорят: хлеб, соль на столе, — садитесь, поужинайте. Мы с Анной Александровной поужинали перед вашим приездом.
На столе нас ожидала дымящаяся отварная картошка с льняным маслом, соленые огурцы, квашеная капуста, каравай душистого черного ржаного хлеба. Поодаль стола, на табуретке стоял разогретый самовар, на котором возвышался чайник с заваркой из листьев малины, приятный запах разносился по комнате.
Я достал из вещмешка пачку галет, десяток кусочков пиленого сахара, пачку грузинского чая, попросил тетю Марью добавить чай в заварку из малиновых листьев. Когда чай заварился, я пригласил всех на чашку чая. Отдельно обратился к Ивану Степановичу, чтобы тот погрелся чайком перед дорогой. Извинившись, сказал ему, что покрепче не захватил, спешил очень.
— Покрепче мне нельзя, я «за рулем», — пошутил он.
— Чайку-то можно, — отозвалась мама, — настоящего-то чаю, да с сахаром и с городским печеньем мы давно не пили. Наливай, Марья Алексеевна, я попью чайку-то.
После ужина и чая Иван Степанович засобирался в дорогу. Я поблагодарил его за оказанную услугу, предложил небольшую денежную купюру.
— Не обижайте меня, Павел Васильевич, спрячьте. Это моя обязанность — подвезти бывшего главного бухгалтера нашей МТС. Лошадь тоже не моя, а государственная.
Попрощавшись с нами, он вышел в моем сопровождении, спешил, чтобы к утру вернуться в Кукобой.
Как только я вернулся в дом, проводив Ивана Степановича, тетя Марья предложила мне ложиться спать, поскольку мне завтра надо рано вставать. Предстоит идти в Новинку, к Клаве и к фельдшеру.
— Паша, залезай на полати, — шепнула она, увидев, что мама заснула. — Там теплее, я туда еще овчинный тулуп закинула, а пуховая подушка там есть. А я на голбце сплю, около печки, там тепло. Спокойной ночи.
Я заснул на полатях сразу же. Уже за полночь, наверное, часа в два ночи, меня разбудили петухи, начавшие кукарекать сначала у соседей, потом и в хлеву мамы, где еще недавно была корова. Там, под потолком — куриный насест из жердей, на который на ночь они взлетают. Он был недосягаем лисицам и другим зверюшкам, охотившимся за курами по ночам.
Утром я проснулся рано, услышав, как тетя Марья загремела рукомойником. Наспех позавтракал и около восьми часов утра вышел из дома, направившись в Новинку. Посреди села навстречу мне мчалась санная подвода. По упряжке и саням я догадался, что это едет на работу председатель колхоза Иван Гарцев. В Карповском находилась колхозная контора, а он жил с семьей в деревне Белое, в двух километрах от нашего села.
Поравнявшись со мной, председатель остановил кобылицу.
— Куда путь держишь, воин? — приветливо спросил он меня.
— Здравствуйте, Иван Семенович! Не узнали? Я Гусев Павел, прибыл в краткосрочный отпуск, потому как мама тяжело больна. А сейчас иду в Новинку.
— Здравствуй, здравствуй, Павел Васильевич! Прости, не узнал тебя. Ведь мы с тобой не виделись около четырех лет, с тех пор, как тебя призвали на срочную военную службу. Ты сильно изменился внешне, тебя трудно сразу узнать. А что это ты без погон? — спросил председатель.
— Я пока в партизанской форме. Видите красную ленточку на шапке?
— Извини, запамятовал, что ты — партизан. А из тыла врага партизанам тоже отпуска на побывку дают?
— Военком тоже сначала усомнился в этом. Но я уже несколько месяцев служу в штабе партизанского движения Брянского фронта, он находится в Орле.
— Говоришь, мать тяжело больна. Дядя Иван мне говорил об этом.
— Я иду в Новинку, чтобы взять направление у участкового фельдшера, да и упросить сноху Клаву, чтобы она побыла с мамой в больнице сиделкой. Да я и к вам собирался обратиться, Иван Семенович. Не можете вы дать мне завтра подводу, чтобы с утра отвезти маму в Семеновскую больницу?
— Нет проблем, Павел Васильевич. Сейчас бери мою упряжку и езжай в Новинку. Клавдия Сергеевна не откажется. Вернетесь обратно и сразу собирайте в больницу Анну Александровну, сегодня же отвезите ее в Семеновское. — Он передал вожжи мне, сам вылез из саней.
— Спасибо, Иван Семенович! — поблагодарил я председателя.
— За что спасибо-то? Это моя обязанность, бывшего фронтовика и инвалида войны, оказывать помощь защитникам Отечества и их семьям, в том числе и тебе и твоей матушке. Как только определишь ее в больницу и возвратишься домой, лошадь оставь на колхозной конюшне. Я приехал сюда, чтобы посмотреть, как дела идут на молочнотоварной ферме. Есть у меня и другая надобность побыть в конторе. Поэтому днем я обойдусь без подводы, ты не беспокойся.
Через полчаса председательская Зорька привезла меня в Новинку. Я рассказал Клаве и ее матери, Екатерине Васильевне, о моем кратком отпуске, попросил Клаву три-четыре недели побыть с мамой в больнице.
— Клава, поезжай, я с коровой и с овцой с ягнятами сама управлюсь. В колхозе тоже без тебя обойдутся, чай не лето, когда в поле дел много, — посоветовала Екатерина Васильевна. — Клава ответила:
— Конечно, поеду. Ведь мой муж Коля очень любил свою маму, да и она ко мне хорошо относится, даже когда уже Коли нет в живых. За это я обязана побыть с ней в больнице. Паша, ты немедля иди в фельдшерский пункт за направлением мамаши на стационарное лечение, а я соберусь, захвачу во что там переодеться, да и из еды кое-что возьму для нас обеих.
Вскоре я вернулся с направлением фельдшера. Перекусили наспех, запили горячим кипяченым молоком, мы с Клавой тут же отправились в Карповское. Там быстро собрали маму в больницу и поспешили в Семеновское, чтобы успеть туда до ухода с работы врачей.
Дежурный врач-терапевт, уже немолодая женщина, сразу измерила у мамы давление и температуру, расспросила ее на что она жалуется, потом что-то долго писал в истории болезни. Закончив запись, она обратилась к Клаве:
— Кем вы доводитесь больной? Как вас называть?
— Я довожусь Анне Александровне снохой, звать меня Клавдия. Мужа моего уже нет в живых, он погиб на фронте, — сказав это, она всплакнула. Врач продолжила с ней разговор.
— Успокойтесь, Клавдия. Послушайте меня. Вы будете находиться в палате постоянно. Вам выдадут халат, раскладушку с матрацем и постельным бельем. Для больной подготовлена койка со всеми постельными принадлежностями. Ей принесут теплый халат и тапочки.
— Ну, а теперь обращаюсь к вам, молодой человек. Видимо, вы сын больной, очень похожи на мать. Постоянное пребывание в палате исключается, даже главный врач этого не разрешит. Вы можете находиться в палате только в дневное время. Верхнюю одежду и обувь надо снимать в раздевалке. Вам выдадут халат и тапочки. Ночь вам придется коротать у знакомых, или попроситесь в общежитие МТС для ремонтных рабочих. Есть ли у вас ко мне вопросы, или хотите что-то сказать, — спросила она. Я ей задал вопрос:
— Доктор, вы сказали, что больная будет обследоваться. А через сколько дней маме будет назначено лечение?
— Предварительное лечение будет назначено уже сегодня. А по мере результатов обследования оно будет дополняться или изменяться. Срок лечения — три-четыре недели, но если потребуется операция, то это еще плюс десяток дней.
Поблагодарив дежурного врача за разъяснения, попрощавшись с мамой, я поспешил домой, чтобы возвратить лошадь председателю.
В свое село я возвратился уже вечером. Проезжая мимо колхозной конторы, в ее окнах я заметил свет. Решил завернуть, подумав, что, может, еще председатель там окажется. Привязав шуструю кобылицу к воротам, я зашел в контору. Там оказался Иван Семенович, читавший газету. Увидев меня, он отложил газету, сказал:
— Вот хорошо, что ты вернулся. Мне не придется теперь пару верст пешком топать. Садись, рассказывай.
— Иван Семенович, лошадь у ворот. Спасибо за помощь. Маму в больницу приняли. Клава осталась с ней.
— Когда едешь обратно, Павел Васильевич? — спросил он меня.
— Уже через шесть дней я должен быть на Бакланке, чтобы первым проходящим поездом отправиться в Москву, а оттуда — в Орел.
— Накануне отъезда зайди в контору. Я организую тебе подводу до станции. Может, твой дядя, Иван Петрович, отвезет тебя? — спросил меня председатель.
— Я пока еще не видел его. Сейчас, прямо от вас, зайду к нему. Надо проведать дядю. А заодно и спрошу, сможет ли он проводить меня.