Гусейн Аббасзаде - Генерал
— Зонненталь, машину!
— Машина у дверей, господин генерал.
Вагнер сел рядом с шофером. Адъютант сел позади.
— Куда ехать, господин генерал?!
— На передний край.
— Господин генерал… Вы рискуете собой… — сказал Зонненталь, плотно захлопывая дверцы машины. — Надо, не теряя времени, отходить.
— Не учи меня, Зонненталь, я прекрасно знаю, что надо делать. — Он строго глянул на водителя. — Поехали!
Водитель вырулил на знакомую дорогу. Было сыро и холодно, вот-вот мог пойти снег. Вагнер, подняв меховой воротник шинели, сунул руки за пазуху и, нахмурившись, зорко глядел вперед. Нигде не было видно ни своих, ни, тем более, советских танков, и генерал несколько раз гневно и выразительно глянул на Зонненталя. Адъютант боялся открыть рот и только удивлялся, что в такой неясной ситуации обычно спокойный и рассудительный генерал не нашел ничего лучшего, как поехать на передний край, которого уже нет…
Влетели в пустое селение, в котором располагались тылы одной из дивизий. На развилке дорог не было регулировщиков.
Водитель затормозил, предчувствуя неладное. Но поздно: справа, из-за домов, раздались автоматные очереди.
Надо бы развернуться и уходить, но автоматы затрещали и сзади, водитель выпустил руль, машина ударилась о железный шлагбаум и сползла с дороги. Зонненталь и водитель, быстро схватив оружие, вывалились из нее.
— Бежим, господин генерал, это русские!
— Зонненталь, это же наше село, — закричал все еще ничего не понимающий Вагнер.
— Было наше, теперь тут русские! Скорее, господин генерал! Вылезайте, я вас прикрою.
И Зонненталь распахнул дверь. На ходу вытаскивая пистолет, Вагнер вывалился из машины, побежал в сторону; Зоннненталь отстреливался, прикрывая генерала, но с противоположной стороны улицы на дорогу выкатился русский танк. Немцы бросились за машину.
— Стой, — сказал танкист, стоявший в командирском люке. — Хенде хох! Бросай оружие!
Вагнер еще надеялся, что удастся ускользнуть, спрятаться за домами; Зонненталь и водитель ударили из автоматов по танкисту, и тот нырнул в люк. В тот же момент Вагнер почувствовал, как кто-то насел на него сзади и сдавил его горло. Вагнер успел крикнуть:
— Зонненталь!
— Молчи, каналья! — сказал Геннадий Колесников.
На вскрик генерала обернулся его шофер; его автомат брызнул очередью. Геннадий охнул и разжал руки на шее Вагнера, успев только сказать: «Ох, подлец!» Полад врезал в немецкого шофера полдиска и кинулся к Геннадию. Тот, пытаясь удержаться на ногах, схватился за дверцу немецкой машины, но ноги его не держали, и он медленно сполз на землю.
— Руки вверх! — закричал Полад Вагнеру, и тот послушно поднял дрожащие руки. Пистолет с глухим стуком упал на дорогу. «Здоровый верзила, — подумал Полад. — Вдвое больше меня… Пожалуй, один на один я не смог бы его одолеть».
Он не знал, что был на волосок от гибели — если бы Аркадий не пристрелил Зонненталя, лежать бы ему на земле.
— Охраняй пленного, — сказал ему Аркадий и кинулся к брату.
— Геннадий!
Но Геннадий молчал. Аркадий приложил ухо к груди брата, схватился за руку, но, взволнованный, не мог ничего определить: есть пульс или нет, дышит брат или уже не дышит.
Прибежал Терентий.
— Ранен. Не отзывается.
Вдвоем они положили брата на плащпалатку и понесли в танк.
— Подождите, — сказал Полад, — он же замерзнет. А ну, ты, снимай пальто, — крикнул он Вагнеру.
Когда Вагнер, кусая губы, снял шинель, танкисты ахнули:
— Это не простой офицер… Генерал, скорее всего…
— О, да, да, я генераль, — подхватил Вагнер, заслышав знакомое слово.
Подходили другие боевые машины.
Уложив брата внизу, Аркадий велел Вагнеру сесть на место стрелка-радиста, а Полад сел за башней. Терентий развернул танк и подождал Аркадия, тот решил взять документы убитых Зонненталя и шофера.
— Давай скорее, Терентий!
— Некуда нам спешить, Аркаша, — ответил сразу Терентий. — Гена скончался…
— Что ты, Тереша?
— Он умер сразу. Еще когда на плащпалатку клали, он уже не дышал. Терентий подал наверх скомканное пальто Вагнера. — На, отдай этому убийце. Гене уже не холодно…
Голова Геннадия покоилась на коленях брата.
… Подошел на своей машине комбат Гасанзаде, узнал о гибели одного из братьев Колесниковых и отослал Вагнера с автоматчиками в штаб бригады. «Волжанин» уходил в ближайший тыл, но весть о гибели Геннадия опережала его, и вскоре уже вся бригада знала, что братьев Колесниковых осталось только двое…
Аркадий, Терентий и Полад долбили ломами мерзлую землю.
Никто не лез помогать им — это их право, их горькая привилегия: копать могилу для брата и товарища.
Потом грянул залп, потом над могилой вырос земляной холм, над ним встала пирамидка со звездой, а на ней появилась дощечка с надписью: «Гвардии младший сержант танкист Геннадий Колесников».
Танкисты постепенно расходились. Аркадий, Терентий и Полад отошли от могилы Геннадия последними.
… Давно ли служит Полад в полку, а сколько уже увидел могил! И невольно он думает, что вот так, наверно, хоронили боевые товарищи и его отца… А, может, не успели и похоронить. Кто скажет, где его могила? Ведь погиб отец в сорок первом…
2
Вагнер сидел сгорбившись, как старик. С сорок второго года слышал он об Асланове; много раз сталкивались руководимые ими части в бою, и, конечно, Вагнер не раз думал, что рано-поздно увидит строптивого кавказца в плену, в своей власти. Рядовых русских пленных, в том числе и кавказцев, он уже видел, генерала видеть не довелось. И вот теперь Вагнер сидит с ним лицом к лицу.
Асланов моложе его, у него в распоряжении всего одна бригада и полк самоходок, а у него, Вагнера, корпус… И, однако, он, Вагнер, в плену.
Вагнер дымит сигаретой, взглядывает на Асланова и мучительно думает о том, как и почему это случилось? По стечению обстоятельств или по какой; иной причине роли переменились?
Ждали переводчика.
Наконец, в дверях показался капитан, попросивший разрешения войти. Вагнер понял, что этого человека ждали, и вздохнул: сейчас начнется допрос.
Капитан сел за стол напротив Вагнера, положил перед собой русско-немецкий разговорник, сказал командиру бригады:
— Я готов.
— Спроси у генерала, понимает ли он бесполезность сопротивления? Сознает ли, что немецкое командование напрасно подставляет под пули немецких солдат?!
— К чему этот вопрос? — ответил Вагнер. — Мы имеем приказ, и мы его выполняем, вот и все. Скажите, что вам от меня нужно? Если желаете выведать что-то полезное для себя, то лучше сразу отказаться от этой мысли: я ничего не скажу, ничего не открою. Меня обыскали, документы у вас, из них вам известно, что я генерал-лейтенант Вагнер, командую танковым корпусом, и это все, что вы можете узнать. Больше я ничего не скажу. Так что не стоит тянуть волынку, если это в вашей власти, прикажите меня расстрелять!
Асланов спокойно выслушал резкий ответ Вагнера, сказал:
— Расстрелять? У меня такого намерения нет, господин генерал.
— А что же вы будете со мной делать? Пытать? Истязать?
На этот раз Асланов ответил резко и гневно:
— Это вы подвергаете людей пыткам и истязаниям, это вы, садисты, испытываете удовольствие и, может, наслаждение при виде людских страданий и нечеловеческих мук, которые для них изобретаете. Нет дела более мерзкого, чем мучить людей. И этим вы занимаетесь много лет. Но не смейте мерить нас на свой аршин!
Переводчик долго и усердно передавал Вагнеру сказанное Аслановым. Вагнеру нечего было возразить. И он спросил:
— Значит, убивать вы меня не собираетесь, пытать тоже не будете? Но вы что же, думаете, я вам так все и выложу? За кого вы меня принимаете?!
— Не торопитесь умирать, господин генерал. Умирать трудно. А вот убивать вам было легко. Все равно что раз плюнуть. А мы пленных не убиваем. И умереть вам не дадим. Вы ведь не рядовой исполнитель, на вашей совести много чего… Вы будете отвечать перед судом, и справедливый суд определит вам меру наказания.
— Я солдат. Солдат, который сражался против вас. Я не боялся и не боюсь смерти. Прошу вас об одном: не тяните время, прикажите расстрелять меня.
«Знает, что не расстреляем, и теперь бравирует своей храбростью», усмехнулся Асланов.
— Если хотите жить, — сказал от себя переводчик, — то имейте в виду, что сведения, которые вы предоставите нам, будут учтены при решении вашей участи.
Вагнер, сунув руку в карман, поискал сигареты. Пачка была пуста. Асланов подвинул ему свои. Вагнер жестом дал понять, что не принимает от врага и сигарет.
— Если даже вы гарантируете мне жизнь, я и тогда не дам никаких сведений об армии, — сказал он твердо.