Гюнтер Хофе - Заключительный аккорд
7-й американский корпус и 82-я воздушно-десантная дивизия, прикрывающая фланги, не давали им ни минуты покоя. До сих пор его ребята, а также солдаты 4-й роты стойко сдерживали натиск противника. Сдерживали, чтобы не оказаться выбитыми с позиций на снежное поле и не стать мишенями для стрельбы. Солдаты подрывали танки гранатами. Они смотрели на остекленевшие глаза мертвецов, которые валялись вокруг. Отойти нельзя было ни на шаг. Они даже оправлялись прямо в окопе, не спуская глаз с противника. В полудрёме грызли твёрдые и холодные, как лёд, сухари. Вытаскивали у убитых американцев продовольственные пакеты из карманов комбинезонов и жадно накидывались на их содержимое.
На рассвете следующего дня несколько «шерманов» основательно проутюжили позицию Гармса, наезжая гусеницами на каждый окоп и отдельную ячейку и вертясь над ними до тех пор, пока солдат не засыпало землёй, или останавливались с работающим двигателем над самоа траншеей и травили тех, кто в ней укрылся, угарным газом. Три танка удалось поджечь фаустпатронами. Но другие продвинулись далеко вперёд. Бегущие за ними пехотинцы своим смертоносным огнём закрепляли успех.
Клазен был вынужден отвести своё подразделение с левого крыла позиции. Его люди покинули свои жалкие укрытия и вскоре подошли к КП Зойферта. Капитан был ещё здесь, никак не решаясь покинуть свой глубокий, в несколько накатов, блиндаж.
— Нужно отходить, иначе вас нашпигуют свинцом. У вас ведь нет намерения сдаться в плен американцам, господин капитан?
Зойферт с ненавистью взглянул на Клазена, а тот, как ни в чём не бывало, расстреливал магазин за магазином, заставляя американцев ложиться на снег: американцы тоже хотели вернуться домой живыми. В лесу всё ревело и трещало. Залпы артиллерии превращали его в баррикады завалов. Дождь осколков бризантных гранат рвал в клочья каждое укрытие. Просеки обстреливались танками и самоходками. Истребители-бомбардировщики наносили удары с воздуха, ведя огонь из пулемётов, пушек и ракет по всему, что двигалось или хотя бы шевелилось. Это был самый настоящий ад.
— Что нам теперь делать? — спросил капитан, который всегда с притворством утверждал, что мог бы служить фюреру в войсках СС.
— Связь с соседом слева нарушена! Кто знает, как далеко продвинулись янки! Поэтому будем отходить, отстреливаясь, — предложил Клазен.
— Но у нас нет приказа отходить. Это пахнет военным трибуналом.
— Да, но если мы останемся здесь, то лишим себя удовольствия оказаться перед его лицом, господин капитан.
Не далее чем в двухстах метрах на широкой лесной поляне стояли четыре самолёта противника, облепленные со всех сторон пехотинцами. Позади, под прикрытием танков, бежали солдаты, волоча за собой безоткатные орудия. Командир группы начал хладнокровно целиться из карабина.
— Ради бога, не стреляйте! — умолял его капитан. — Они нас сразу же обнаружат и уничтожат!
Клазен и его солдаты отошли ещё немного назад и наконец остановились. Справа от них находились артиллеристы 5-й батареи. Левый фланг Клазен приказал усилить двумя пулемётами. Он лично расставил каждого солдата и указал сектор обстрела и наблюдения. Для ведения боя он привлёк даже «армейскую интеллигенцию» — так называли солдат из взвода связи. И связисты, и старший конвоир Клейнайдам плечом к плечу отражали атаки американцев, а в промежутках между ними угощали друг друга трофейным шоколадом.
К Зойферту в окоп скатился Клейнайдам:
— Господин капитан, у меня для вас есть хороший сувенир. — И он подал офицеру крупнокалиберный револьвер, украшенный ручной чеканкой. — Настоящий кольт, вытащил у мёртвого янки.
Глаза Зойферта жадно заблестели, когда он взял револьвер в руки.
Клазен выполз на полоску ничейной земли, о которой он знал, что на восходе солнца она перестанет быть ничейной. Ему надо было доползти до головного охранения американских десантников и, увидев их, громко выкрикнуть фразу, которую он заранее выучил, по-английски: «Халло, ребята! Не стреляйте в меня! Я ваш друг! Я хочу покончить с этой кровавой бойней… Я больше не хочу воевать!..»
Однако он не сделал этого, хотя и не мог ответить, почему именно. Мысленно он уговаривал сам себя так: «Все они там ещё неопытные и легкомысленные. Никто из них не побывал в русских степях, не испытал тридцатиградусного мороза. Я, конечно, могу подстрелить кого-нибудь из них, но ведь и они хотят пережить эту страшную ночь. Сейчас они радуются тому, что, выполняя приказ своего командира, смогли продвинуться ещё на несколько километров вперёд».
Обер-лейтенант неуклюже сполз в свой окоп. Ему стало стыдно перед самим собой.
— Ну что там? Будут они нас ещё атаковать? — спросил его Зойферт.
— Конечно, но только рано утром.
За час до восхода солнца Клазен отвёл своих солдат ещё дальше в тыл. Из ста двадцати человек их осталось всего сорок. Все они, от рядовых до обер-лейтенанта Наумана, были ему преданы. Тяжёлые потери угнетали Клазена, так как он отвечал за каждого солдата.
С восходом солнца американцы начали массированный артиллерийский обстрел со стороны Кёльна и перепахали снарядами позиции, которые были покинуты немцами всего полчаса назад. Увидев, как снаряды ложатся точно в окопы, где они ещё совсем недавно сидели, Клазен так испугался, что вдруг почувствовал в кальсонах что-то липкое и тут же сообразил, что с ним случился детский грех.
Между тем напряжение росло и дошло наконец до предела.
Желая утвердить свой командирский авторитет, Зойферт решил лично доложить командиру полка Кисингену о положении дел и об инициативных действиях обер-лейтенанта Клазена, за которые он втайне благодарил господа бога. Отправляясь на КП полка, он взял с собой Клейнайдама и Розе. Вскоре все трое скрылись в арденнском лесу.
Совершенно неожиданно американцы предприняли новую атаку. Их тяжёлые «шерманы» были буквально облеплены пехотинцами в белых маскхалатах. Оказать им сопротивление и остановить их было просто невозможно.
Клазен перебегал от солдата к солдату, указывая места на местности для занятия новой линии обороны. Оставив от каждого взвода по одному человеку для прикрытия их отхода огнём, он приказал остальным незаметно отходить к гребню холма.
Противник ограничился захваченной территорией и прекратил наступление. Однако его артиллерия не замолчала, она лишь перенесла огонь в глубину обороны противника.
Добравшись до гребня холма, солдаты Клазена начали зарываться в землю. В полдень невесть откуда взявшийся взвод измотанных гренадеров закрыл брешь на левом фланге. Какой-то фельдфебель привёл остатки роты.
— Все напасти на вас словно специально свалились, — сказал Клазену подошедший капитан Найдхард. — Но дрались отчаянно. Особого уважения заслуживает ваша решительность.
— Об этом поговорим после.
— Мне известно, что противник намеревается ударить поперёк клина, чтобы отсечь силы, которые находятся западнее нас.
— Ну и наложит полные штаны… — Клазен подкрепил слова крепким ругательством.
— И я так думаю.
«Кого он мне напоминает? — подумал Клазен. — Так выглядели солдаты в одном старом кинофильме. Только у тех каски были не такие, а лица очень похожи: ясные такие лица со светлыми мужественными глазами».
— Мы, к сожалению, своим наступлением не достигли желаемой цели, — начал Найдхард без всякого перехода. — Но как бы там ни было, оно необходимо. Американцев впервые щёлкнули по носу.
— Правильно. Не так они страшны, как кажется на первый взгляд.
— И ещё скажу вам, Клазен: если бы русские на Восточном фронте дали нам передышку, ну хоть небольшую, мы быстро отбросили бы их западных союзников от границ рейха в глубь Бельгии и Франции.
«Он говорит об этом так открыто потому, что верит в правоту своих мыслей, — думал обер-лейтенант. — Он один из тех, всё ещё многих, на кого наш генералитет может полностью положиться. Никто, как я…»
Найдхард постучал рукой по краю каски и сказал:
— Ну, мне пора.
— Я пойду с вами, если разрешите, господин капитан. Хочу посмотреть, где расположился мой сосед.
Найдхард кивнул. Глубокий снег, казалось, совсем не мешал ему идти. На правом фланге к ним подошёл обер-ефрейтор и доложил, что недавно он заметил в нескольких сотнях шагов группу военных, которые, по его мнению, собирались сменить позицию.
Лес здесь был заметно светлее, но холмистая местность всё же затрудняла обзор. Кругом тишина. Ни выстрелов, ни шума моторов. Американцы, похоже, перегруппировывались. У подножия небольшой высотки Найдхард остановился и, посмотрев на карту, показал пальцем на западный выступ леса:
— Третья рота давно должна быть там. — Он приподнялся повыше, огляделся, ища место поудобнее. Между деревьями повсюду рос кустарник.
