Гюнтер Хофе - Заключительный аккорд
— Можете надеяться, кое-что у меня есть, Кисинген.
— Буду рад, господин генерал…
— Сегодня в штабе корпуса говорили о том, что следует ожидать скорого наступления, и тогда…
— И тогда?
— И тогда двигаемся на Бастонь. Фюрер приказал взять этот город любой ценой. Помимо нашей дивизии Дитрих отобрал у Мантейфеля ещё три танковых дивизии.
— Чёрт возьми! Стягиваются порядочные силы!
— Не только у нас, Кисинген, не только у нас.
— У меня имеется ещё кое-что для вас, господин генерал… — Подполковник передал командиру бумагу.
Круземарк вставил в глаз монокль и прочитал:
— «Рапорт о нанесении вахтмайстером Людвигом Линдеманом тяжёлых телесных повреждении капитану Альтдерферу, которые привели к смерти последнего».
Генерал бегло взглянул на последнюю страницу, где стояла подпись: «Командир дивизиона капитан Зойферт». Круземарк пробежал глазами длинный перечень неопровержимых доказательств того, что именно Линдеман застрелил своего командира, когда тот обнаружил принесённые обвиняемым документы, подрывающие основы великого рейха и наносящие тяжёлый ущерб фатерланду.
— Вот тебе и раз! — ухмыльнулся Круземарк. — Этот Зойферт становится просто смешон.
Разорвав рапорт на куски, генерал с иронией взглянул командиру полка в лицо:
— Мой дорогой Кисинген, крупные спецы не докопались в этом деле до истины, так что можете считать, что Линдеман ни в чём не виноват. Но раз уж мы принялись за «чистку», то лучше скажите, как обстоят дела с Клазеном? Если я правильно понял, вы хотели кое-что предпринять из-за его политических взглядов?
Кисинген покраснел до корней волос:
— Этот человек в настоящее время назначен командиром роты. Я считал, что таким образом самое лучшее…
— Ах, вы так считали? Ну так же считайте и дальше, — Круземарк насмешливо смотрел на своего артиллериста, у которого не было ни единого орудия.
— Впрочем, Клазен виноват уже в том, что ваш обер-лейтенант Науман погиб мучительной смертью. А вы, как я вижу, всё ещё продолжаете носить замшевые перчатки? Давно пора выполнить приказ!
— Слушаюсь, господин генерал!
— А с вашим эльзасцем вы разобрались? Вероятно, у вас совсем отшибло память, подполковник. Только не надо извиняться. Я уверен, что вы примете нужные меры! — Генерал блеснул глазами.
Подполковник Кисинген, выслушав нотацию генерала, тяжело вздохнул. Про себя он решил, что в самое ближайшее время сделает всё, что от него требуется.
Гельмут Клазен около семи часов пошёл проверять свой ротный участок. Его люди вели почти безуспешную борьбу против снежных заносов. Второго января начал идти снег и с тех пор валил, не переставая ни на час. К тому же стоял собачий холод. Ледяной ветер с силой свистел в Арденнах.
— Винтовки в блиндажи не вносить, но только берегите их от снега. Если с мороза оружие внести в тепло, оно начнёт запотевать и быстро покроется ржавчиной. Тело между рубашкой и пуловером оберните газетами. Они лучше всегда защитят вас от пронизывающего ветра. А если ещё обернуть ноги газетой и сунуть их в сапоги, тепло обеспечено, — советовал он подчинённым.
«Вот он, тот горький опыт, который я приобрёл на Восточном фронте», — с горькой усмешкой подумал Клазен. Ему захотелось повидать лейтенанта Гармса, с которым нужно было договориться о поддержке роты миномётным огнём и просто поболтать немного. На участке было спокойно, да и что могло случиться в такой собачий холод, когда всем неохота высовывать свой нос из окопа?
Увидев Клазена, Гармс обрадовался и, вскочив со своей лежанки, сильно стукнулся головой о потолочную балку.
— Ну, по такому поводу не грех и выпить, — засмеялся он, доставая из кармана бутылку виски «Белая лошадь».
Наполнив алюминиевую кружку, он подал её Клазену.
— За Новый год мы так и не смогли выпить, а сегодняшний день делит неделю пополам. Чем не повод?
Клазен отхлебнул глоток виски, лейтенант выпил оставшееся.
— Ходят слухи, что мы двигаемся на юг, на Бастонь. — Он снова наполнил кружку. — Не многие вернутся оттуда.
— По-моему, всё это пустая болтовня. Без танков нам там делать нечего.
Загремела канонада. Глухо ухая, тяжёлые снаряды рвались позади окопов, в лесу. Затем противник открыл огонь из всех видов стрелкового оружия. Непрерывное стрекотание пулемётов время от времени перемежалось артиллерийскими залпами. Огонь и дым образовали сплошную дымовую завесу, сквозь которую нёсся стальной дождь. Офицеры надели каски и поползли к своим окопам. Густой туман снизил видимость до ста шагов.
Половина девятого. Начался артобстрел из орудий крупного калибра, и всё по переднему краю обороны.
— Тревога! По местам! Пока, Гармс. Всё не выпивай, оставь немного на потом!..
Клазену с трудом удалось вырваться из клубов густого дыма и зловония. Противный, воняющий чесноком и горячим железом тринитротолуол вызывал тошноту и спазмы в горле. Рядом разорвался снаряд. Клазен камнем повалился в воронку, поцарапал о корни лицо. Грохот становился адским.
«Это может быть только наступлением, грандиозным наступлением», — подумал он.
Послышался рокот моторов. Клазен увидел контуры танка, приближающегося к позиции. Внезапно полыхнул сноп жёлто-красного огня, и по броне танка запрыгали языки кровавого пламени. Это ударила противотанковая пушка.
— Санитар! — послышался из тумана чей-то вопль.
Ещё несколько десятков шагов — и Клазен добрался до своего командного пункта. Заметил ещё три тапка противника. Первый, сделав короткую остановку, выстрелил из пушки. Два других приближались к позиции Гармса. Ещё одно прямое попадание — и танк вспыхнул свечой, хотя его пулемёты продолжали строчить.
«Гляди-ка, а наши артиллеристы стараются изо всех сил», — подумал Клазен, увидев перед окопами по меньшей мере дюжину американских «шерманов».
Капитан Зойферт, тяжело дыша в трубку, кричал:
— Американцы нас теснят, Клазен! Берегите снаряды! Подпускайте их как можно ближе, чтобы бить наверняка! Не забывайте держать меня в курсе событий: докладывайте о потерях b живой силе и технике, о количестве — пленных! Да вы не первый день в армии, сами должны знать…
Конец фразы Клазен недослушал из-за разрыва снаряда, который заставил его броситься на дно окопа.
Обещанное фельдмаршалом Монтгомери наступление на арденнском выступе началось. Это наступление, проводимое на фронте около сорока километров, из-за плохой погоды проходило почти без поддержки с воздуха.
7-й корпус 1-й американской армии наносил удары по обе стороны шоссе Льеж — Бастонь. Основной удар наносился в направлении на Уффализ. 2-я и 3-я американские танковые дивизии, поддержанные каждая штурмовым полком, а также две пехотные дивизии основательно перепахали снарядами гитлеровские позиции. Одновременно 30-й английский корпус атаковал западную сторону клина. Фланговое обеспечение на востоке взяла на себя 82-я воздушно-десантная дивизия. Именно она вступила в бой с дивизией Круземарка.
На Уффализ наступали и танковые дивизии генерала Паттона, расположенные в восьми километрах северное Бастони, с целью соединиться с войсками 1-й американской армии, образовав мешок для войск Мантейфеля.
И всё же гитлеровский генеральный штаб настаивал на выполнении приказа о взятии Бастони и о полном уничтожении находящегося там гарнизона. Три дивизии из резерва верховного командования были переданы Мантейфелю, а ещё три танковые дивизии были отняты у Дитриха. Гитлер и его высокопоставленные консультанты оперировали на картах дивизиями, как им вздумается, не принимая во внимание их истощённость.
Генерал-лейтенант Паттон был ошеломлён, когда узнал, что немцы перешли в наступление. Столкнулись две наступающие стороны. На всём протяжении фронта шли ожесточённые бои. В эти дни в дневнике Паттона появилась запись: «Мы ещё можем проиграть эту войну».
Вечером 3 января 1945 года американские части, переданные под командование фельдмаршала Монтгомери, продвинулись на главном направлении на два километра и, понеся большие потери, остановились, задержанные глубоким снежным покровом.
Английский премьер-министр Черчилль, с озабоченностью наблюдавший за наступлением войск фельдмаршала с самого начала наступления, был сильно обеспокоен сложившимся положением.
«Как хорошо, что русские преподали мне урок, как уберечься от мороза, — думал Клазен. — Позиции в гордой местности, борьба со снежными: заносами, эшелонирование в глубину и всякий раз окапывание».
От рытья окопов, щелей и одиночных ячеек у него ныли кости. После работы малой сапёрной лопаткой в течение двух последних бессонных суток мышцы сводило судорогами. Всякий раз, когда Клазен прижимался к земле, ему казалось, что он не испытывал бы сейчас страха, если бы у него нашлось в своё время мужество поставить точку.
