Гюнтер Штайн - Ультиматум
И лишь однажды Виктор строго отчитал Хорста. Произошло это в феврале 1929 года, когда брату было уже двенадцать лет. В то время Виктор уже работал в местном филиале «Фликбуде» — сталеплавильного концерна Флика — подручным на прокатном стане, где, как и в других цехах, условия труда рабочих были плохими, а заработная плата низкой, хотя сами нормы были высокими. Помимо всего прочего концерн драл втридорога за сдаваемые им квартиры. После бесплодных переговоров представителей профсоюза с администрацией завода рабочие в январе 1929 года объявили забастовку на неопределенное время. Сто дней и ночей развевалось красное знамя на самой высокой трубе завода, и сто дней рабочие не только мужественно противостояли всем коварным интригам предпринимателей, но и боролись с голодом и холодом. Хорст развозил на старенькой детской коляске бидоны с горячим кофе, помогая бастующим. Весь путь от стачечного комитета до ворот завода занимал у него двадцать минут. Хорст бежал, толкая перед собой коляску, так как мороз все усиливался. Неожиданно путь ему преградила женщина в шубке. Она пожалела мальчика, спросила, кто посылает его в такой холод на улицу, а в конце разговора дала ему монетку.
— Да это же все равно что милостыня! — набросился Виктор на брата, когда тот рассказал ему об этом случае. — А рабочий не должен принимать подаяния!
После стодневной забастовки Виктор стал членом Коммунистического союза молодежи. Не желая мириться с бесправным положением рабочих, он примкнул к тем, кто не только мечтал о лучшей доле, но и знал, как и каким путем нужно идти к своей цели. Он с интересом читал марксистскую литературу, которая помогла ему понять, каким путем и к какой цели он должен идти. Хорст избрал тот же путь, что и Виктор. Ему в то время уже исполнилось четырнадцать лет. Они вместе ходили на собрания, плечом к плечу шествовали на демонстрациях. Когда же фашисты пришли к власти, оба брата по ночам стали расклеивать пропагандистские плакаты и распространять листовки.
Вот почему Виктору Шенку, чтобы стать в ряды борцов за новую свободную Германию, не нужно было переживать поражение в Сталинграде, как седовласому генералу с Рыцарским крестом на груди, стоящему сейчас на сцене.
Пленные молча слушали выступление генерала Зейдлица. Впервые за всю войну им нарисовали действительную и полную картину боевых действий на Восточном фронте, и в первую очередь в районе действий группы армий «Юг». И эта картина не только ошарашила их, но и многих кое в чем убедила. До самого окружения они верили, что не сегодня-завтра получат какое-то новое, секретное «чудо-оружие». А теперь им по-настоящему открыли глаза.
Со стороны фронта, до которого было рукой подать, доносился грохот артиллерии, который дополнялся взрывами бомб, сброшенных советской авиацией. Уже по одному этому грохоту нетрудно было догадаться, что дни окруженных немецких солдат и офицеров сочтены.
— Камараден! — подчеркнуто тихо продолжал Зейдлиц. — Факты свидетельствуют о следующем: проиграно не только сражение под Корсуней, для Германии проиграна вся война!.. Однако Гитлер из страха перед расплатой продолжает вести и эту проигранную войну. Только один-единственный путь поможет сохранить нашу страну и немецкий народ от полного уничтожения. Его вам указывает движение Национальный комитет «Свободная Германия», который настаивает на немедленном и повсеместном прекращении военных действий.
Скупыми словами генерал объяснил цели и задачи Национального комитета «Свободная Германия», упомянув о мужестве таких патриотов, как Штайн, Клаузевиц, Арндт, которые призывали в свое время к борьбе за свободу.
Виктор невольно задумался над сказанным. Он знал, какое значение имел такой пример для самого Зейдлица, предок которого капитан фон Зейдлиц в свое время передал русскому генералу Дибичу текст конвенции.
После того как генерал закончил свое выступление, в доме, расположенном неподалеку от клуба, состоялось совещание антифашистов, которые действовали в районе Корсунь-Шевченковского по заданию Национального комитета «Свободная Германия». Зейдлиц поздоровался с собравшимися, а затем представил им всех членов делегации, которую он возглавлял, а именно: генерал-майора Корфеса, капитана Хадермана и майора Леверенца. Потом генерал подробно остановился на причинах, побудивших комитет впервые направить такую делегацию из Москвы в район котла.
— Национальный комитет убежден в том, — продолжал Зейдлиц, — что вы, находясь в частях Второго Украинского фронта, проводите очень важную пропагандистскую работу среди соотечественников, а мы, со своей стороны, не желая оставить вас в эти трудные дни одних, решили помочь вам, так как здесь идет речь о жизни восьмидесяти тысяч немецких солдат. — Затем генерал Зейдлиц перешел к практическим вопросам согласования действий уполномоченных комитета на местах с работой делегации.
Неожиданно перед Виктором словно из-под земли появился Толик.
— Виктор Андреевич, — возбужденно прошептал паренек, — вас срочно вызывает майор!
Виктор быстро вышел на улицу, и по дороге Толик рассказал ему, что был с разведывательным заданием в самом котле.
Оказалось, что паренек многое увидел. В нескольких населенных пунктах он заметил скопление артиллерии и машин. А в одном селе, сидя в укромном месте, он стал невольным свидетелем того, как гитлеровцы расстреливали своих же солдат, по-видимому дезертиров. В другом месте фашисты загнали в церковь человек семьдесят или восемьдесят местных жителей, которые подозревались в том, что помогали партизанам. Местное население было этим очень обеспокоено — опасались, что фашисты их всех там уничтожат. Пробравшись поближе к полевому аэродрому, расположенному недалеко от Корсунь-Шевченковского, Толик собственными глазами видел, как гитлеровские офицеры вытащили из самолета раненых, чтобы самим улететь из котла.
— Да ты настоящий чертенок! — Виктор дружески похлопал паренька по плечу.
6
Майора Виктор разыскал в полуразрушенной крестьянской хате. Кипиани сидел на единственном сундуке, оставшемся в доме из мебели. У противоположной стены между двумя солдатами стоял немецкий офицер, капитан лет сорока. Проходя мимо него, Виктор заметил, что руки у офицера связаны за спиной.
Показав на сундук, майор пригласил Виктора сесть, а затем сказал:
— Это капитан Шредер. Он утверждает, что якобы мы всех пленных мучим и убиваем. — А потом по-русски сказал Виктору: — Когда его брали в плен, он вел себя словно сумасшедший, вот почему пришлось связать ему руки. Он требует, чтобы я убил его выстрелом в затылок, чем, по его утверждению, мы и занимаемся. — Майор махнул рукой. — Поговорите с ним, быть может, вам повезет.
Повернувшись, Кипиани увидел наконец Толика, который вошел в помещение вслед за Виктором. Быстро написав какую-то записку, майор отправил с ней паренька в штаб.
Когда паренек ушел, Виктор с облегчением вздохнул.
— Рядом со мной, — обратился майор к пленному офицеру, — сидит уполномоченный Национального комитета «Свободная Германия» рядовой Шенк, бывший солдат вашей армии. Возможно, он вам кое-что лучше объяснит, чем я. Отвечайте на все его вопросы.
— Я с изменниками не разговариваю! — презрительно выдавил из себя капитан.
Виктор смерил пленного внимательным взглядом.
— А я не собираюсь разговаривать с убийцей, — произнес Виктор, но, опомнившись, продолжал: — Вы наверняка должны знать семьдесят вторую пехотную дивизию, на участке которой на днях случилось следующее: группа солдат-эсэсовцев танковой дивизии «Викинг» зверски расстреляла сорок одного русского пленного из ста тридцати человек. И только решительное вмешательство в эту расправу командира дивизии полковника Хоона помешало эсэсовцам расправиться с остальными. Как вы, господин капитан, назовете этих людей?
Пленный отвернулся к окну, а Виктор продолжал, но уже совершенно спокойно:
— А как вы назовете военное руководство, которое, не владея стратегическим искусством и не имея должного военного опыта, с помощью фальшивых обещаний толкает целую армию на верную смерть, хотя заранее знает, что никакого успеха оно иметь не будет?.. Это измена, господин капитан, не так ли? — Не отрывая взгляда от пленного, Виктор продолжал: — А ваше командование, господин капитан, уготовило этой армии, попавшей в окружение, не что иное, как участь шестой армии, разгромленной под Сталинградом. Разве это не измена? Я думаю, что это самое настоящее предательство…
Офицер задрал вверх подбородок, словно ему вдруг стал тесен воротник френча, и посмотрел на Виктора, который был одет в советскую форму, мрачным взглядом.
— Германия… Что вам за дело до Германии, к которой вы повернулись спиной? Разве я не прав?
