Михаил Водопьянов - Киреевы
Прошло несколько дней.
— Как больная Соколова? — спросил профессор у дежурного врача.
— Ей стало еще хуже. Придется перевести из санаторного отделения вниз.
В нижнем этаже клиники помещались тяжело больные, требующие особо внимательного ухода и постоянного надзора.
— Обождем еще, посмотрим. — Токмачев направился в палату, где лежала Лидия Петровна.
Сколько беды наделала неожиданная посетительница! На лице Соколовой после ее ухода появилось отчужденное, недоброе выражение. Она стала замкнутой и раздражительной. Если бы узнать, какую новую тяжесть взвалила на ее плечи юная незнакомка…
Профессор Токмачев поручил навести справки о ней на месте службы подполковника Соколова.
«Немедленно вызову ее, заставлю рассказать все подробно, что она такое неприятное сообщила больной», — решил Вячеслав Дмитриевич. Но он не успел это сделать. Утренний обход еще не был закончен, когда дежурная по отделению доложила ему, что подполковник Соколов просит разрешить свидание с сестрой.
— Разрешаю на пятнадцать минут. На первый раз достаточно. И предупредите, чтобы он был очень осторожен, ничем не волновал больную. Потом пусть придет ко мне в кабинет, я буду ждать его.
Юрий Петрович с бьющимся сердцем поднимался по лестнице на второй этаж. Сейчас он увидит свою сестру.
Лидия Петровна лежала, бессильно положив поверх одеяла худые, обтянутые желтой кожей руки. Соколов был подготовлен ко всему. И все-таки с новой силой он испытал смешанное чувство боли, ужаса и ненависти к тем, кто так искалечил ее. Он ясно видел морщины, мертвенно белую кожу, седые пряди, опущенные плечи сестры.
Что общего у этой отжившей женщины со здоровой, цветущей Лидией?
— Родная! Здравствуй! — он бережно обнял сестру и поцеловал изрезанный морщинами лоб.
Лидия Петровна продолжала лежать неподвижно. Она только сделала слабую попытку приветливо улыбнуться, но вместо улыбки губы скривила страдальческая гримаса.
Стараясь делать вид, что ничего не замечает, Юрий Петрович ласково пожимал руки сестры:
— Скорее поправляйся, Лидуша. Будем жить вместе, мой единственный родной человек. — Соколов говорил искренне, от души. Сейчас, после разрыва с Лялей, сестра была ему особенно нужна…
Профессор Токмачев испытующе посмотрел на открытое и на редкость привлекательное лицо вошедшего к нему летчика. Только что ему сообщили по телефону: та, которую он разыскивает, — жена подполковника Соколова.
«Муж, по-видимому, ничего не знает», — решил Токмачев и коротко изложил все, что ему было известно о причине неожиданного ухудшения в состоянии больной.
— Я хотел вызвать вашу жену сюда для выяснения подробностей, но теперь, очевидно, вы поможете мне.
— Сейчас же поеду, все выясню и доложу вам, — ответил Юрий Петрович по-военному четко.
Соколов сдал халат, взял фуражку и вышел на улицу.
После того как Ляля была прописана и устроена, Юрий Петрович ни разу не был на своей квартире. Он и не считал ее своей:
«Пусть все берет, только оставит чистый воздух, чтобы можно было свободно дышать».
Вдали от Ляли, забывая о ней, Юрий Петрович чувствовал себя опять человеком. А сейчас он сам шел к ней.
«Это испытание должно быть последним», — твердо решил Соколов.
Ляля оказалась дома. Очевидно, она только недавно встала — на ней был старенький халат, волосы висели спутанными прядями. Увидев мужа, она попробовала броситься к нему на шею, но Юрий Петрович твердо отстранил ее. Ляля недовольно пожала плечами:
— Долго будете дуться? Неблагодарное вы существо! А я-то стараюсь ему удовольствие доставить, В такую даль к Лидии Петровне ездила, отвезла ей фрукты и сладости.
У Соколова перехватило дыхание.
— Ты… ты… посмела… Я сейчас был в больнице, — он не мог говорить.
— Ах, так! Значит, тебе эта психическая наговорила!
До сих пор Ляля не оставляла надежды вернуть Соколова — он такой удобный муж: доверчивый, щедрый… Подумаешь, изменила ему с Яшей, это же вполне естественно — не женись на молодой… Но сейчас, глядя на бледное от гнева лицо, поймав его взгляд, полный холодного презрения, Ляля вдруг поняла, что Соколов для нее безнадежно потерян. Теперь ей хотелось только одного: уколоть его, как можно больнее.
— Ты заступаешься за сестру, — обиженным тоном заявила она. — Но ты же справедливый человек и должен будешь признать, что сестра твоя последняя дрянь! — И Ляля, захлебываясь от злобы, выдумывала про Лидию Петровну разные небылицы.
— Так вот ты какая!.. — со странным облегчением сказал Юрий Петрович.
— Подавайте заявление о разводе, — выкрикнула Ляля, — не очень-то я в вас нуждаюсь… Надоели мне ваши фокусы! Только не воображайте, пожалуйста, — сварливо добавила она, — разбитой тарелки у меня не получите. — Ляля довольным взглядом обвела комнату, обставленную дорогими вещами. — И сюда ни ногой, ни вы, ни ваша сумасшедшая… слышите?
— Я согласен оставить все при одном условии: вы обещаете никогда не напоминать мне, что я был вашим мужем, — уже совсем спокойно сказал Юрий Петрович.
Лидия Петровна поселилась вместе с братом в маленьком домике у подмосковного аэродрома. Теперь она уже настолько поправилась, что сама заботливо ухаживала за Юрием Петровичем, приступившим к испытаниям киреевского самолета.
Соколов перенес тяжелое испытание, и его рана была еще свежа. Но присутствие близкого человека и работа, волнующая, ответственная, давно жданная, оказались прекрасным лекарством.
Приемная комиссия уже дала предварительную оценку «К-2». Оценка была положительной. Комиссию возглавлял старый знакомый Киреева — профессор Стрельников. Он особенно отметил остроумное конструкторское решение сложной проблемы — взлета гигантской амфибии с земли. Тяжелой машине было дано для опоры девять точек — девять колес, убирающихся в воздухе. По четыре колеса под каждым из двух фюзеляжей, девятое колесо — впереди центроплана.
Стрельников приехал посмотреть пробный полет «К-2». Он стоял на аэродроме рядом с заместителем наркома.
На аэродроме распластала свои широкие крылья огромная серебристая птица. У ее моторов суетились механики, руководимые Морозовым. Бетонная взлетная дорожка серой лентой уходила к горизонту.
С чем сравнить чувства Киреева в тот момент, когда на старт вырулил его самолет? Разве с переживаниями скульптора в момент, когда на торжественном открытии памятника падает завеса, скрывавшая до этой минуты изваянную им статую, или восторгом композитора, услышавшего в сияющем огнями концертном зале первые такты своей симфонии…
«К-2» стоял в начале взлетной полосы. Моторы стали работать на малых оборотах. Хорошо была слышна их мощная отсечка.
— Почему самолет стоит на месте? — спросил Киреева профессор Стрельников. — Случилось что-нибудь?
Николай Николаевич не услышал вопроса. Он сейчас вообще ничего не слышал, кроме прерывистого ворчанья дизелей.
Наконец один за другим были опробованы все моторы.
— Сейчас пойдет! — волнуясь, сказал Киреев.
— На взлет? — спросил кто-то.
— Нет, пока будет делать подскок, проверять маневренность.
Как хотелось Николаю Николаевичу самому поднять в воздух свое детище. Но это было против правил. В первый испытательный полет шел только экипаж машины, состоявший из девяти человек.
Николай Николаевич и Андрей — конструктор самолета и создатель двигателей, воспитатель и воспитанник — стояли на земле и завидовали им — командиру корабля Соколову, второму пилоту Мартьянову, главному инженеру «К-2» Морозову, штурману, бортмеханикам, радисту. Андрей, сам того не замечая, крепко сжимал руку Киреева.
Вновь загудели моторы. Гигант вздрогнул и медленно пополз вперед. Его бег становился все быстрее и быстрее. Не успела машина пройти и пятьсот метров, как все девять колес отделились от земли. Но в то же мгновение упали обороты моторов и, грузно качнувшись, амфибия опять побежала по бетонной полосе.
— Андрюша! — радостно закричал Киреев. — Полетит! Обязательно полетит!
Тем временем самолет снова вырулил на старт. Моторы замерли. Из машины вышел внешне спокойный, сосредоточенный Соколов. Строевым шагом он подошел к Кирееву, взял руку под козырек, громко сказал:
— Товарищ конструктор! Машина ведет себя отлично. Разрешите идти на взлет!
— При какой скорости оторвались? — спросил Николай Николаевич.
— Сто тридцать, — ответил летчик, — она же пустая…
— Товарищ замнаркома! — обратился Киреев к Петру Владимировичу. — Разрешите идти на взлет?
— Желаю успеха! — ответил тот, пожимая руку Соколову.
Андрей все время порывался спросить летчика о том, как ведут себя моторы, но не успел. Соколов уже торопливо шел обратно к самолету.
